— А вот это другое. — Присцилла взяла в руки письмо, которое отложила отдельно от остальных. — Оно отличается от всех прочих.
Но Сьюзен была так потрясена только что прочитанными письмами, что почти не слушала сестру.
— Ты что-то сказала, Присцилла?
— Есть еще письмо, которое ты должна прочитать сейчас. — Присцилла протянула ей письмо. Время шло, а Сьюзен ничего ей не ответила. Тогда младшая сестра выхватила у нее то письмо, которое Сьюзен увлеченно читала, и вложила ей в руку заранее отложенное.
Та задрожала, едва завидев крупный решительный почерк. Письмо было от отца, и почему-то ей казалось, что оно не столь лестно для нее, как предыдущее. Узнал ли отец, почему она уезжала из Лондона в Бат? Это письмо таило столько неожиданностей, что тревожные мысли так и роились в ее голове.
— Я… не могу его читать. — Сьюзен вернула письмо сестре. — Будь добра, Присцилла, прочитай и скажи мне, что он там пишет.
— Ладно. — Присцилла сломала сургучную печать и расправила листок. — Раз уж ты настаиваешь.
— Настаиваю. — С каждой минутой Сьюзен тревожилась все сильнее. — Ну, не тяни, пожалуйста. Читай!
Письмо было кратким, о чем свидетельствовали проступавшие на обороте темные строчки, однако Присцилла читала его чуть ли не целую вечность.
— Вслух, пожалуйста. Господи, да читай, наконец, говори хоть что-нибудь! — Сьюзен могла представить себе, какие обидные слова может заключать эта бумага. «Ты огорчила меня даже больше, чем остальные». Это получила в свое время Айви. «Я откажусь от тебя навеки, и даже по завещанию ты не получишь от меня ни гроша, Стерлинг».
Любопытно, как эти емкие и краткие угрозы заставили и брата, и сестру быстро измениться к лучшему. К лучшему, ибо после преодоления всех выпавших на их долю испытаний они оба были с радостью встречены в Эдинбурге и вернули себе расположение отца.
А ей оставалось лишь надеяться на то, что когда-нибудь он сумеет простить ее за то, что она обесчестила семью.
Вот Сьюзен и ожидала, затаив дыхание, суровых слов родительского приговора.
— Все, как и в прошлый раз, — растерянно сказала Присцилла. — Он никогда еще не гордился так ни одним из своих детей, как тобой, Сью, ибо ты проявила себя человеком ответственным. — Она перебросила письмо через стол старшей сестре. — На вот, читай. Бояться тебе нечего. Здесь сплошные похвалы… и то, что он приезжает в Лондон первого декабря, чтобы быть рядом с тобой, когда твоя книга выйдет из печати.
— Но… это же меньше чем через две недели! — Сьюзен вскочила со стула и принялась расхаживать по комнате. — Нельзя, чтобы он сейчас приезжал. Я еще не решила, как мне следует поступить.
Но песок в часах уже начал сыпаться. Теперь ей остается меньше двух недель, чтобы принять решение, которое навсегда изменит ее жизнь… или жизнь Себастьяна.
* * *
Поздним вечером Себастьян вернулся наконец в Блэквуд-холл после двух дней непрерывных заседаний комитета и совещаний в министерстве внутренних дел. По центральному вопросу — о положении в стране — сведения поступали противоречивые, и все же в одном все источники единодушно сходились: предстоит новый бунт, и очень скоро.
Себастьян направился в гостиную, где на столе горела одна-единственная свеча, и подошел к этому столу, чтобы выпить рюмочку и прогнать тревожные мысли.
— Ну, наконец-то ты вернулся. — В кресле, стоявшем за его спиной, восседала бабушка. — Где это ты пропадал столько времени? В гостях у нее?
Себастьян так и застыл на месте. Неужели ей известно о его затруднениях с мисс Астер?
— Простите меня, бабушка, но я не понимаю, о ком вы говорите. — Себастьян прищурился, чтобы разглядеть старушку в полутьме гостиной.
— О леди Сьюзен Синклер. — Бабушка говорила с явным трудом, словно перед тем она плакала. А имя Сьюзен произнесла так резко — будто плюнула. Но Себастьян не почувствовал яда в ее тоне и не придал этому значения, обрадовавшись уже тому, что речь шла не о мисс Астер.
— Ты хоть знаешь, что она собой представляет, милый мальчик? Кто на самом деле она такая, эта особа, непрестанно шокирующая все приличное общество?
Себастьян пытался вглядеться в лицо бабушки, хотя это и было нелегко. Но хотелось понять, почему она держится так странно, почему говорит так жестоко, что вовсе не было ей свойственно.
— Не знаешь? Ну, так я тебе расскажу, милый. Не верь той чуши, которую пишут газеты: она отнюдь не респектабельная дама, и ты никоим образом не можешь допустить, чтобы ее имя связывали с твоим.
— Как вы можете так о ней говорить? Вы ведь прекрасно знаете, что меня уже не было бы в живых, если бы она ради моего спасения не поставила на карту свою жизнь! — Себастьян решительно прошел через всю комнату и остановился перед бабушкой, уперев руки в бока. У бабушки были опухшие веки, перед ней стоял пустой бокал.
— Она из семейства Синклеров, которых называют Семью Смертными Грехами — здесь, в Лондоне, ты не мог не слышать рассказов об их проделках и похождениях. На этих семерых братьев и сестер нет никакой управы; они настолько необузданны и непредсказуемы, что собственный отец отлучил их от родового гнезда, пока каждый в отдельности не исправится и не приумножит фамильной чести Синклеров. Твоя Сьюзен этого не добилась.
— Я и гроша ломаного не дам за все те басни, которые распространяют светские сплетники. Мне казалось, бабушка, что вы тоже стоите выше слухов и сплетен. — При этих словах бабушка невольно вздрогнула. — Я знаю Сьюзен куда лучше, чем вы или кто бы то ни было другой в лондонском высшем свете. И уверяю вас, бабушка, что она — женщина добрая, отважная и благородная…
Он замолчал, вдруг ясно увидев, к какому будущему стремится, и поняв, с какой единственной женщиной хочет это будущее разделить. Только со Сьюзен.
— Если леди Сьюзен Синклер примет мое предложение, то я твердо намерен взять ее в супруги!
Бабушка широко открыла глаза. Какой парадокс: всего несколько дней назад она побуждала Себастьяна жениться на девушке, которая во всем походила бы на Сьюзен, а теперь и слышать об этом не желает. Он вернулся к своему бокалу, наполнил его и осушил одним глотком.
Бабушка просто кипела негодованием. Она схватила свой бокал, поднесла к губам и недовольно поморщилась, увидев, что он абсолютно пуст.
— Твой отец сбился с пути истинного и запятнал родовое имя гораздо сильнее, чем ты думаешь. А тебе предназначено восстановить фамильную честь.
— Бабушка, я не в состоянии изменить прошлое. Теперь это мне совершенно понятно. Все, что в моих силах, — это прожить жизнь в соответствии с моими понятиями о добре и благородстве. Не могу сказать, заставят ли мои поступки других людей позабыть об ошибках, совершенных моим отцом. А я лишь могу постараться стать более достойным человеком. И я становлюсь таким рядом со Сьюзен.