Читать интересную книгу Шестой прыжок с кульбитом (СИ) - Сербский

Первым в этом списке шел академик Сахаров. Отец водородной бомбы нас интересовал не так в профессиональном аспекте, как оратор и трибун. И к нему я отправился первым делом. Планировка квартиры Андрея Дмитриевича была изучена заранее, в кабинет я вошел без стука. Ритуал перевербовки не включал в себя гипнотическое внушение, заунывные песнопения и торжественные клятвы на крови под треск горящих свечей. Все проходило просто и обыденно.

Молча выложив на стол стопку книг, изданных в разные годы и после его смерти, я приложил палец к губам. Для большей убедительности, так сказать. Предполагая во мне очередного чекиста, Сахаров особенно не удивился. Прочитал он и текст на листочке, что я ему подсунул: «Осторожно, вас прослушивают. Посмотрите эти книги, потом поговорим в ванной».

Недоуменно пожав плечами, Сахаров книги посмотрел. Полистал, поглядывая на меня. Удивление сменилось растерянностью. А потом его проняло. Пришлось тереть ему уши и проводить срочные реанимационные мероприятия, стимулирующие работу сердца. Как обычно, лучше всего подействовали заплатки на ауру академика, надерганные из себя. А потом, в ванной комнате, под льющуюся воду, я ему показал кино с расстрелом Белого дома.

— В то время, когда корабль дал течь, вместо реальной помощи вы начали кричать, будто все плохо. То есть помогать тем, кто стучит в дно. В результате к власти пришел демократ Ельцин. Сначала он демократично ездил в трамвае с народом, а потом демократично расстрелял из танков собственный парламент. А Советский Союз развалился сам, и никто не виноват. Вы этого добивались?

Сахаров проникся. Человек, который предсказал интернет, поверил легко в мое появление из будущего. Так же легко его удалось перевербовать, хотя слово это неудачное. Скорее здесь применимо выражение «наставить на путь истинный».

— Мне надо подумать, — сказал тогда академик. При этом книги он обнял так, будто я собирался их отнимать.

По такой же схеме я поработал с профессором Зиновьевым. Если кто не знает, это известный в свое время писатель, социолог и доктор философских наук, заведующий кафедрой логики МГУ. Автор сорока книг, которые я еле дотащил. И еще он противник Сталина и убежденный антисоветчик. Вернее был таким, пока не грянула перестройка. Горбачева он тогда разбомбил в пух и прах, а после повторного избрания Ельцина покаялся публично: «Мы целились в коммунизм, а попали в Россию».

В одной из книг автора торчала желтая закладка, и я раскрыл на этом месте:

— Вот ваши слова через тридцать лет, Сан Саныч. «Моя позиция рассчитана на людей умных, мужественных, морально стойких. Людей, способных к смертельной борьбе. Найдутся такие люди в России — Россия выживет и окрепнет. Не найдутся — Россия исчезнет, совсем исчезнет, нас вытрут из анналов истории. Да так, что от России не останется и следа».

— Мне надо подумать, — сказал тогда Зиновьев. И накрыл книги рукой, защищая от посягательства.

Эта фраза, видимо, популярна у неординарных людей. Что ж, думать не вредно. Вообще, с творческими людьми работать одно удовольствие. Достаточно произнести вслух их собственную цитату, особенно яркую, и дело в шляпе. Дальше пусть сами думают и сами себе голову морочат. Именно этим умный человек отличается от дурака: умный способен признать собственные ошибки.

Глава 35

Глава тридцать пятая, в которой выясняется: если вы не читаете газет — вы не информированы. Если вы читаете газеты — вы дезинформированы.

Владимира Высоцкого я нашел в гримерке театра. Лишенный парика, он отдыхал здесь от суеты, то есть перекуривал между репетициями. Удачно вышло. Других персонажей, кроме пепельницы, в комнате не наблюдалось. Еще на столе красовались тарелки с остатками трапезы и полупустым стаканом чая, но это уже служебные детали бэкстейджа.

— Мужик, ты откуда взялся? — поразился Владимир, косясь на закрытую дверь.

— Оттуда, — признался я честно, показывая на потолок.

— Нет, своей смертью я не помру. Разбейся, сердце, молча затаимся, — произнес он в пространство характерным голосом с хрипотцой, одним махом допивая чай. — В уме нечутком не место шуткам. Автограф хочешь?

Книгу воспоминаний о Высоцком, чтобы раскрыть ее по желтой закладке, с собой я не захватил. Надеюсь, для этого еще будет время. А современники издали мемуаров достаточно, после смерти артиста друзей у него обнаружилась множество, просто тьма-тьмущая. Зато я прихватил катушку магнитофонной ленты — с теми песнями, которые он еще не написал.

— Хочешь послушать новые песни Высоцкого? — сделал я встречное предложение, от которого он не смог отказаться.

В свое время, будучи школьником, я гонялся за записями кумира, мало чем отличаясь от сверстников. Высоцкого слушали многие, и слышали даже те, кто этого избегал. Высоцкого любили, боготворили, проклинали и не понимали. С одной стороны — «врун, болтун и хохотун», с другой стороны — великий артист. Его затирали и задвигали, стихи подвергались жесткой критике, а мелодии — публичному осмеянию. Официальное признание пришло к нему после смерти, что для таких людей является обычным делом.

— «Мы успели, в гости к богу не бывает опозданий», — пробормотал Владимир после прослушивания ленты. — Черт побери, ты не врешь. Это мои мысли.

— Это твои песни, — подтвердил я. — Зуб даю.

— И я могу их исполнять?

— А почему нет? Хочешь — исполняй. Хочешь — новые пиши, раз эти уже есть.

— И напишу, — пообещал он. И вдруг задал необычный вопрос: — А когда же я умру?

Темнить я не стал:

— В июле 1980 года.

— Мужик, ты топчешь мои иллюзии, — он ткнул пальцем в магнитофон. — Песни неплохие, но чего так рано?

— Не от меня зависит.

— Я думал, ты что-то умное предложишь, — посетовал Владимир. — Ну, раз пришел.

— А ты что, рассчитывал дожить до ста, с таким-то образом жизни? — не стал я стелить соломку. — Джаз, секс, рок-н-ролл, водка. Что-то твои иллюзии слишком крупные.

Следующий вопрос Владимира оказался более ожидаем:

— А там, откуда ты пришел, меня-то хоть помнят?

— Люди старшего возраста помнят, — кивнул я. — А молодежь… Не уверен. У каждого поколения свои кумиры. Слишком рано ты ушел.

— Жаль, — он дунул в мундштук папиросы. — Я здесь стараюсь, живу в постоянном стрессе, спешу, но постоянно не успеваю! Коллеги меня не любят. И еще меня власть не любит, везде палки в колеса вставляет.

— Если у тебя нет врагов, значит, ты ничего не достиг, — философски заметил я.

— Что-то их многовато, — буркнул Владимир.

— Полнейшая шляпа?

— В смысле, полные штаны? — не понял он идиомы.

Однако пояснять я не стал:

— Да, и штаны тоже. Понимаешь, официально признавать тебя не хотят по разным причинам, хотя ты уже стал самым народным из всех народных артистов. Да и за что властям тебя любить? Народную любовь ты тянешь на себя со страшной силой. Глаголешь истину как видишь, пишешь что думаешь, шикуешь на иномарках. Ты не такой как все, и на тебя нет управы. Это раздражает. Кучу жен себе завел, и еще женщину в Париже — это вызывает зависть моралистов. Хотя здесь тоже наблюдается проблема. Туда уезжать ты не хочешь, она в Москву не рвется.

— Отсюда я не уеду, — резко махнув рукой, он словно припечатал. — Это моя страна! Не дождутся.

— И то верно, — одобрительно кивнул я, — поклонников у тебя здесь хватает. Больше, чем недоброжелателей. И хотя только мама твоя была русской, тем не менее, ты всегда считал себя русским, но и еврейских корней не скрывал.

— Это Россия, мужик, — хмыкнул он. — Тут всякое может быть, не только разные корни.

Развивать эту тему я не стал:

— У каждого в жизни свой крест, твой самый тяжелый — нести людям радость через свои песни и роли. В одном из последних интервью ты поведал, что хочешь бросить театр и кино. Бросить все, включая эстраду, и работать за письменным столом. Тебе виделось это новой задачей, более важной. Ты хотел заниматься Россией и русской историей.