— Конечно, приходила. Я просто не хотел тебе этого говорить. — Брук показал на небольшое здание с темными окнами. — Последний магазин. Пластинки Ротшильда и компакт-диски. Помнишь, когда мы ездили в город, ты несколько раз меня тут высаживал?
Эмери, все внимание которого было сосредоточено на заснеженной дороге и собственных мыслях, даже не кивнул в ответ.
— Эти девицы, видимо, решили пожить на природе. А может быть, устроились в чьей-нибудь хижине неподалеку, — рассуждал Брук. — Если бы нам удалось найти, где они расположились, можно было бы раздобыть оружие, когда магазины снова откроются, а потом заставить их отдать нам наши вещи.
— Пока городские власти не расчистят дороги, мы с тобой больше никуда не поедем, — проворчал Эмери.
— У нас сейчас неплохо получается.
— Это главная магистраль штата. За последние несколько часов ее наверняка уже почистили. А вот дорогой к нашей хижине вряд ли кто-нибудь занимался, ты не забыл, с каким трудом мы оттуда выбрались?
— Я бы хотел взглянуть на ту, другую машину, может быть, они все-таки оставили что-нибудь из моих вещей.
— Ладно, если сможем добраться до хижины, съездим туда. Но уж потом оставим джип в покое, пока дороги не будут приведены в порядок.
— Это и в самом деле были какие-то девицы? Я думал, что вы с Лин морочили Джен голову.
— Двое из нападавших определенно были женского пола. — Эмери внимательно разглядывал дорогу. — Та, что стреляла в меня, и с ней еще одна. Была и третья, такого же роста.
Брук кивнул, словно соглашаясь с самим собой.
— Видимо, невозможно предсказать, что придет девицам в голову и что они станут делать в следующий момент.
— На самом деле, трудно предсказать, что станет делать человек, чья психология отличается от твоей собственной. Впрочем, как только ты начинаешь понимать, что ценят женщины, ты почти всегда оказываешься прав — ну, скажем, семь раз из десяти. — Эмери фыркнул. — Неплохо звучит из уст мужчины, который разводится во второй раз? Мои рассуждения напоминают тебе выводы высококлассного специалиста?
— Ясное дело. А что ценят женщины?
— Разные женщины ценят разное, иногда они меняют свои пристрастия. Знаешь, каждый раз приходится разбираться заново. И небольшого опыта хватает, чтобы понять малознакомую женщину. Нужно только слушать, что она говорит, и особенно обращать внимание на то, о чем умалчивает. Если честно — это относится и к мужчинам тоже. К счастью, понять мужчин проще, если ты сам мужчина.
— Папа, а ты не возражаешь, если я переброшу мяч на твое поле? Я ведь не просто так задаю вопросы.
— Валяй.
— А что ценит Джен?
— Прежде всего, видимость богатства. Она спокойно относится к самим деньгам, но ей нравится то впечатление, которое производит на людей ее роскошная машина, норковая шубка… ну, и тому подобное. Кажется, я пропустил поворот.
— Да вряд ли, мы же едем очень медленно.
— У меня тоже есть сомнения — трудно представить, что это произошло, но все-таки я немного беспокоюсь.
— Знаешь, Брук, деньги обладают своеобразным очарованием, поэзией, что ли? Женщины просто обожают объяснять нам, как мало денег мы зарабатываем. Но настоящей, загадочной сути денег им понять не дано — редко кто из женщин ее на самом деле чувствует. Думаю, одна из дюжины… или еще меньше. Ты собираешься спросить меня, почему я женился на Джен? Ты для этого задаешь свои вопросы?
— Хм-м, а зачем ты это сделал?
— Потому что мне было одиноко, и я влюбился. А еще, оглядываясь назад, я отчетливо понимаю, что просто хотел доказать себе: я могу сделать женщину счастливой. Я знал, что могу сделать счастливой Джен, и был совершенно прав. Однако прошло немного времени — в особенности после того, как я потерял компанию — и мне расхотелось тратить на это силы.
— А она тебя тоже любила? Или ты только думал, что любила?
— Понимаешь, Брук, женщины любят не совсем так, как мужчины, — вздохнув, ответил Эмери. — Я уже говорил тебе, что у нас с ними разная психология, и это самое главное. Мужчины похожи на собак. А женщины — кошки, они любят в зависимости от обстоятельств. Например: я тебя люблю. Если бы ты попытался меня убить…
— Никогда в жизни этого не сделаю!
— Я хочу сконструировать пример экстремальной ситуации, — терпеливо объяснил ему Эмери, — представим, что я решил тебя прикончить. Ты бы стал со мной драться. Если бы смог, даже убил меня, защищая свою жизнь. Но все равно не перестал меня любить… после того, как все это закончилось бы; сейчас тебе может показаться, что это невозможно, но так оно и происходит.
Брук задумчиво кивнул.
— Когда полюбишь женщину, ты будешь любить ее только так. А вот они любят, пока у тебя есть хорошая работа, пока ты не приводишь домой друзей и тому подобное. Не стоит винить их за это, поскольку они так устроены, такова их природа — ведь и ты не умеешь любить по-другому. Для женщин любовь все равно что волшебные чары, которые можно разрушить, сорвав цветок или выбросив кольцо в море. Любовь — это магия, и потому они частенько говорят о ней словами, вычитанными в книжках волшебных сказок.
— Мы приближаемся к повороту, — Брук показал пальцем в темноту. — Он должен быть где-то здесь.
— Еще около полумили. Давай, твоя подача.
— А та неизвестная женщина, что в тебя выстрелила, почему она так поступила?
— Почему некто, решивший ограбить кого-то другого, стреляет в него?
— Чтобы не осталось свидетелей?
— Вор нажимает на курок не для того, чтобы запугать свидетеля, а чтобы он замолчал навсегда, — покачав головой, проговорил Эмери. — Она выстрелила, попала, но потом отпустила меня. Я был в сознании, мог идти и говорить. И дать показания шерифу, описать, как они выглядели. Однако она меня отпустила. Почему?
— Ну, папа, ты же там был, а не я. Ты-то что по этому поводу думаешь?
— Ты становишься похожим на меня, рассуждаешь, как я. — Эмери сбросил скорость с десяти миль в час до шести, он пытался отыскать поворот налево.
— Я знаю.
— Думаю, дело в том, что она была напугана. Она меня боялась и еще не была уверена в том, что сможет нажать на курок. А выстрелив, доказала себе, что это не так, а я сумел продемонстрировать — своими действиями, поскольку она не понимала ни единого слова из того, что я говорил, — ей не следует меня опасаться.
Дорогу, ведущую к хижине, завалило снегом, его было так много, что они пробирались вперед, сражаясь за каждый новый фут. Осторожность и черепашья скорость вскоре стали чисто автоматическими, и Эмери принялся размышлять совсем о другом. Во-первых, ему вспомнилось круглое лицо возле мушки ружья, наведенного прямо на него. Большие черные глаза и крошечный рот, решительно сжатые губы, маленький, немного плоский нос.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});