Читать интересную книгу Европа - Ромен Гари

Он греб стоя, слушая мирный и размеренный плеск воды, иногда прерываемый шелестом ветра в камышах. Он твердо решил покончить с круговоротом неопределенности, где нагромождались, рушились и снова громоздились подозрения, которым все время не хватало связности, чтобы превратиться в законченное сооружение. Так или иначе, ключ к разгадке находился на вилле «Италия», и Дантес уверенно вел лодку по направлению к ней: он хотел во что бы то ни стало увидеть мать и дочь вместе.

XLVIII

У Барона, когда ему случалось вот так играть своим художественным талантом — Дантес в обездвиженной лодке, весла, увязшие в мраморе, Дантес в зеркальном плену гостиной на вилле «Флавия», Сен-Жермен над своим бриллиантом, трясущийся в карете по дорогам из века в век, рождение новой цивилизации на перпиньянском вокзале, очередной музей, несколько симфоний, парочка Шекспиров, — так вот, у Барона, представавшего во всем своем убожестве, была манера с важностью повелителя оглядывать свою никчемную, абсолютно бессмысленную работу, критически вздев правую бровь и чрезвычайно смеша этим Эрику, что уже было неплохо, ведь даже смутная тревога через несколько часов превращалась у нее в настоящий страх. В такие моменты она чувствовала глубокую привязанность к своему отчиму. Она в свою очередь втягивала его в игру, посылала пополнять запасы вечности в какую-то галактику, где вечность держала лавочку. Хлопая в ладоши от удовольствия, Эрика наблюдала, как этот любезный авантюрист достает мелочь из кошелька, платит два су бессмертия и уходит, очень собой довольный, с маленьким Вермеером под мышкой. Или, подчиняясь ее фантазиям, он переодевался мольеровским лекарем и начинал заигрывать со Смертью, сидевшей у него на коленях, пытаясь прослушать ее в самых неподобающих местах, как на картине Тинеро. Барон любезно потакал прихотям Эрики и по ее приказу не задумываясь мог сделать несколько пируэтов в музыкальной шкатулке Ма — обезьянка во фраке подает руку обезьянке в изумрудном бальном платье под звуки старомодного менуэта. Милый Пущи делал все, чтобы позабавить Эрику и хотя бы ненадолго отвлечь от мыслей об опасности, которая за последние несколько дней стала еще ощутимее: девушке мерещились вокруг какие-то перешептывающиеся существа. Она долго разговаривала с Жардом накануне его отъезда во Флоренцию, и доктор успокаивал ее, но и предостерегал от слишком сильных эмоций и переутомления. И добавил, что ее страхи только провоцируют «кризы» и что она должна сопротивляться любой ценой соблазну «запредельного», а также осознать, что сама с нетерпением ждет этого состояния. Эрика понятия не имела, что в действительности имеется в виду под словом «криз», ибо не помнила ровным счетом ничего о своих «путешествиях», во время которых она как будто становилась кем-то другим и не отвечала за его поступки.

Эрика смотрела, как Дантес гребет, стоя в лодке. Кажется, он возвращается с островка Санта-Тереза, о котором столько раз рассказывал ей в Риме и куда она еще не добралась. Несмотря на скандальную известность, говорил он, это очаровательное и дикое место. Дантес обещал свозить ее на остров после их встречи на дороге, которая должна произойти завтра.

Она удивилась, увидев, что Дантес направляет лодку к вилле «Италия» и что над ним кружится необычайно много ангелочков, толстощеких и розовопопых, как у Рафаэля. Эрика на дух не переносила такую живопись, и Дантес это знал — мог бы и не дразнить. Она ела вишни, одиноко сидя в комнате, выложенной плитами голубого мрамора и обшитой деревянными панелями, под которыми не скрывались никакие драгоценные фрески — Тьеполо, разумеется, — несмотря на все усилия реставраторов. Вот уже несколько минут она чувствовала себя значительно лучше, постепенно ее наполняло чудесное ожидание, словно ей предстояло вернуться к прерванному празднику. Единственное, что ее беспокоило, — мрачные черные яхты на озере. Их число возрастало на глазах. Они продвигались с трудом, скорее колыхались на месте, тяжелые, точно их перекормили, паруса раздуты слишком сильно для безветренного дня, наполненные бог знает чем, какими бедами. Брр!

Она услышала шаги и повернулась к двери: вошел Дантес. Он был очень бледен и как будто постарел. Она немного огорчилась, заметив тревогу и напряженность в его взгляде, так как сама только что решила смотреть на жизнь беззаботно и с веселой небрежностью. Она укусила вишенку и улыбнулась ему:

— Очень неосторожно с вашей стороны. Если бы Ма вас увидела… Помните: мы еще не знакомы…

Дантес сделал попытку заговорить, но голос изменил ему. То, что он видел перед собой, конечно, было простым совпадением, нелепо считать это доказательством, подтверждением подозрений, которые овладели им, когда в разгар объятий он взглянул на лицо Эрики и решил, что узнал Мальвину. И все же. ВСЕ ЖЕ…

ЭРИКА СИДЕЛА В ИНВАЛИДНОМ КРЕСЛЕ. МАЛЬВИНЫ НЕ БЫЛО.

— Что случилось? Почему вы так на меня смотрите?

Он почувствовал, что испугал ее, и с усилием улыбнулся.

— Ничего. Вашей матери здесь нет?

— Вам очень хочется ее видеть?

Он произнес осипшим голосом, которого сам не узнал:

— Нет-нет, что вы…

Она смотрела на него пристальным, почти жестоким взглядом, обгрызая вишневую косточку, и в ее глазах горел иронический огонек. Сука, подумал Дантес. Он вдруг вспомнил Германна, когда тот очутился лицом к лицу со старой ведьмой, в «Пиковой даме». Германн сошел с ума, а старуха умерла от страха. Не было никакой ведьмы.

— Тогда зачем вы пришли? Это очень неосмотрительно…

— Я очнулся один на острове и…

— И?

— Мне было тревожно.

— Отчего же?

— Не знаю. Я уснул. Когда я проснулся, вы уже ушли… Почему вы не взяли лодку? Вода ледяная, вы могли утонуть… Как вам пришло в голову вернуться вплавь…

Она перестала обгладывать косточку.

— Не понимаю.

— Я просто говорю, что забеспокоился, когда проснулся — а вы ушли и…

Она покачала головой.

— Но постойте, — сказала она мягко. — Постойте, постойте… Я же ни разу не была на этом острове. Правда, вы обещали отвезти меня туда. Вам приснилось… Мы наметили эту прогулку на завтрашний вечер, после нашей с вами первой встречи… Вспомните. И как я могла вернуться вплавь? Я не умею плавать… Что произошло, Жан? Что, в самом деле, произошло? Вы так на меня смотрите, как будто я вас пугаю… Что случилось?

Голос отказывался повиноваться. В конце концов Дантес обрел некое его подобие и выдавил:

— Где Мальвина?

— Сегодня утром мама уехала на машине и еще не вернулась. — Она засмеялась. — Я не очень волнуюсь, что ее так долго нет, она собиралась не в ближний путь… Представьте, она заявила, что получила письмо от графа Сен-Жермена. Ему-де срочно нужно видеть ее по одному неотложному делу, а поскольку он вроде бы не успевает приехать сюда так быстро, как того требуют обстоятельства, он назначил маме встречу в Венеции, на балу у графа Дориа, в тысяча восемьсот тридцать пятом году… Не делайте такое лицо. — Она взяла очередную вишню и откусила маленький кусочек. — Вы же знаете маму. Она неисправима. Думаю, она не смогла бы жить, не напуская на себя таинственности. Впрочем, это очень выгодно для роли ясновидящей… Прошу прощения, «предсказательницы будущего». Она говорит, что теперь только на это и способна: предсказывать будущее торговкам и влюбленным горничным. Похоже, что с течением веков магическая сила, даже самая выдающаяся, угасает, и приходится довольствоваться малым. Вот вам и теория «энтропии», затухание всякой энергии, угасание и упадок почти всего в мире… Возьмите, к примеру, нашего дорогого Путци. Ма утверждает, что в шестнадцатом веке он был основоположником и главой общества розенкрейцеров и в этом качестве правил судьбами самых знаменитых людей, а его секретари и слуги — судьбами простых смертных. Сейчас он даже не способен вызвать дождь. К тому же утрата могущества повергла его в такую депрессию, что он окончательно плюнул на весь мир. Он больше не желает им заниматься. Ни во что не вмешивайся, никому не мешай. Все опротивело. Кстати, недавно на Чили обрушилось цунами. Так вот, он и пальцем не пошевельнул, чтобы предотвратить катастрофу. Это что-то вроде принципа… Как сказать? «Ну и черт с ним, раз оно так». Я думаю, в последний раз он попытался реализовать свой сверхъестественный дар несколько лет назад в Монте-Карло, он играл в рулетку. И все проиграл. Но вам наверняка известна репутация нашей семьи, дорогой Жан. Мы сборище шарлатанов. В газетах даже писали, что мама специализировалась на злоупотреблении доверием…

Голос был резковатый и прерывистый. ЭТО БЫЛ ГОЛОС МАЛЬВИНЫ.

Дантес попятился. Ужас завывал у него внутри, разъяренный зверь в клетке — его сердце. Прижавшись к стене, закусив губы, он смотрел на ту, кого застал врасплох сидящей В ИНВАЛИДНОМ КРЕСЛЕ В ИНВАЛИДНОМ КРЕСЛЕ, пока она не успела обрести свою истинную внешность, но голос и фальшиво непринужденная и насмешливая интонация, так хорошо ему знакомые, уже выдали ее, и вряд ли требовались еще какие-либо доказательства. В течение нескольких минут он сознавал, что Эрики не существует, не существовало никогда, что не ее он встретил во дворце Фарнезе, а Мальвину, которая разыскала его, чтобы снова подчинить своей власти. С самого начала существовала только одна женщина, и по злой воле чьего-то воображения, посредством наркотика или даже — будем смотреть фактам в лицо — какой-то мощной и страшной гипнотической силы он видел ее сейчас в облике пленительной молодой девушки, которая невинно улыбалась и поедала вишни, сидя в кресле, обличающем ее преступление. ЭРИКИ НИКОГДА НЕ БЫЛО КАК НИКОГДА НЕ БЫЛО ЕВРОПЫ ОДНА ТОЛЬКО СТАРАЯ ЦИНИЧНАЯ ВЕДЬМА МЕЧТАЮЩАЯ О ВЛАСТИ И МОГУЩЕСТВЕ И РАЗРУШЕНИИ БРЕДОВЫЕ ГАЛЛЮЦИНАЦИИ ЛОВУШКИ ИЛЛЮЗИИ ПОД ИМЕНЕМ КУЛЬТУРЫ ПРЕЛЕСТНЫЕ МАСКИ ПРЕЛЕСТНЫЕ МАСКИ ПРЕСТУПЛЕНИЕ РАСКРЫЛОСЬ БЕЗУМИЕ потом все успешно закончилось, нежная преданность наконец возобладала и остановила головокружительное падение в бездны небытия и отчаяния. Может быть, ему помогла и даже спасла его музыка, доносившаяся откуда-то издалека, видимо, с другого берега озера; он узнал новый, только что сочиненный концерт Моцарта. А в небе как будто прояснело, и хотя он ни на минуту не усомнился в том, что это очередная иллюзия, он узнал тихий светлый взгляд, словно взятый у Валери. Он сделал жалкую попытку улыбнуться и, напрягши лицевые мускулы, почувствовал, до какой степени исказились его черты.