Читать интересную книгу Трагедия и доблесть Афгана - Александр Ляховский

Мы прошли по саду около ста метров и уже начали огибать заросли кустарника, почти примыкающие к склону плато. «Коля! — крикнул мне командир отделения. — Обойди этот куст с той стороны! Чтоб не зашли нам в спину!» Слова его едва различались в шуме стрельбы. Я тотчас бросился исполнять приказ. За мной последовал автоматчик рядовой Куликаев.

Подойдя к зарослям, мы обнаружили узкий, искусно вырытый арык. Перед нами открывался как бы естественный зеленый коридор, стенами которого служили густой протяженный кустарник и склон горы. Протекая вдоль этого коридора, арык огибал гору и скрывался впереди, за выступом.

Бредя по колено в воде, мы обогнули выступ и в то же мгновение обнаружили засаду. Метрах в пяти впереди, в небольшой темной пещере, откуда выбегал арык, находилась группа бандитов, около семи-девяти человек. Из пещеры в нашу сторону был направлен пулемет, однако именно в этот момент залегший возле него душман отвернулся к своим и что-то им говорил. Я открыл огонь — жуткие предсмертные крики послышались в ответ.

Миша же Куликаев, словно тень следовавший за мной, оставался стоять по колено в воде. Его бледное лицо находилось совсем близко от меня, он яростно стрелял из автомата, добивая тех, кто оставался в пещере. «Сволочи! Сволочи!» — бормотал он сквозь зубы. Несколько мгновений я не мог отвести от него глаз, настолько поразил меня вид этого тихого, даже казавшегося в обычное время забитым деревенского паренька из далекой Карелии. Но вот, отступив в проем, он скрылся в лощине сада…

Едва я успел занять позицию на пригорке за редким кустом, как внизу за глиняной кладкой, почти в том месте, где я только что находился и куда исчез Куликаев, один за другим раздались два взрыва. Взорвались гранаты, но чьи? Все принимало какой-то странный оборот. С новой силой заговорили автоматы и пулеметы, бой становился жарким; все смешалось в невообразимый хаос. Но не оставлять же одного Куликаева — мне казалось, что он еще в саду.

Наугад скатился вниз, за глиняную кладку. Под кустарником я натолкнулся на труп душмана в чалме и цветном халате, с восково-желтым лицом и страшно оскаленными зубами. Чуть поодаль в ручье лежал лицом вниз наш солдат. Я подбежал к нему и повернул за плечо — это был Куликаев. Обе его ноги были изрешечены осколками, и гимнастерка почти вся пропиталась кровью. «Пить, пить…» — шептал он окровавленными губами. Голос товарища звучал глухо и странно, точно в бреду. Изуродованная осколком нижняя челюсть не двигалась. Меня поразили его открытые неподвижные глаза — он был без сознания. «Потерпи, потерпи, дорогой», — ответил я не столько ему, сколько для того, чтобы услышать себя и удостовериться, что все это не снится. Мне становилось жутко. Оглядевшись по сторонам, я обнаружил не замеченного сначала второго автоматчика — Абдулаева. Он лежал без признаков жизни, раскинув руки, головой к пещере: все тело также было изрешечено осколками.

Отступив к зарослям кустарника и напряженно оглядывая сад, я громким голосом позвал своих товарищей. «Поднимайся сюда, здесь все наши!» — отвечали сверху. «Здесь двое раненых, мне нужна помощь!» — прокричал я опять. Сверху послышалось что-то невнятное. В ожидании подмоги я поискал глазами более удобную позицию.

Мне вдруг начало казаться, что обо мне забыли и что наши ушли вперед. Неизвестность обостряла воображение, меня охватило нехорошее предчувствие. Уже мерещилось, что душманы крадутся где-то совсем близко и что они окружают мое убежище. Хотелось встать и оглядеться. Я поднялся и… нос к носу столкнулся с бандитами.

Три фигуры в чалмах с пистолетами в руках пугливо пробирались по арыку, ежесекундно останавливаясь и прислушиваясь к шуму боя. Не подозревая моего присутствия, они, вероятно, намеревались незаметно ускользнуть из пещеры, ставшей для них западней. Мое неожиданное появление оказало на них самое ошеломляющее действие: вскинув пистолеты, они беспорядочно выстрелили, но промахнулись. Одновременно поднял свой пулемет и я. Однако, когда нажал на курок, выстрелов не последовало…

Мне запомнились их страшно перепуганные лица, нас разделяло три-четыре шага. Действуя скорее инстинктивно, я тут же присел в свое укрытие, и душманы, пораженные и загипнотизированные моими странными безмолвными маневрами, тоже присели. На миг мы опять потеряли друг друга из виду. Не теряя времени, я бросился на землю и скатился в лощину.

Отступив к зарослям кустарника, залег так, чтобы контролировать уже оба опасных места. «Эй! Черт бы вас побрал! Будет кто-нибудь здесь или нет?!» — закричал я наверх. «Сейчас, сейчас! Идем!» — отвечали мне, и вскоре действительно послышалось шуршание травы и чьи-то шаги.

С невыразимым облегчением я увидел, что снова не один. Ко мне подошли пулеметчик из соседнего отделения Ивашкеев, приятель Куликаева, и ефрейтор Нестеров, который уже успел сменить свою бесполезную снайперскую винтовку на чей-то автомат. Бледные лица обоих выражали такую растерянность, что трудно было внутренне не усмехнуться. Но было не до смеха. Хотя с появлением своих настроение мое поднялось, я испытывал чувство, словно заново родился.

«Сейчас еще подойдут», — торопливо, точно оправдываясь, сказал Ивашкеев. «Почему не спускались раньше?» — спросил я, но он только виновато пожал плечами. В это время показались ротный санинструктор и еще кто-то из третьего взвода. Санинструктор дрожащими пальцами докуривал папиросу, не в силах решиться ползти за ранеными. По его бледному лицу было видно, что он сейчас никого не видит и не слышит.

«Смелее! У нас под прицелом каждый куст», — ободрили мы его. Он, наконец, отбросил папиросу и пополз, может быть, так и не расслышав наших слов.

Первым он вынес Абдулаева. Вид изрешеченного осколками тела и полевой формы, почти сплошь пропитанной кровью, вызвал некоторое замешательство; я сам потащил его наверх. Тело казалось неимоверно тяжелым, вся моя одежда пропиталась кровью, еще три дня потом я так и ходил и спал в ней.

Увидев, что мы несем раненого, к нам подбежали несколько человек из нашей роты и помогли донести его до санитарной машины. На некоторое время я смешался со всеми. Мимо пронесли Куликаева, я подошел к нему, но он все так же находился без сознания. Так, не приходя в себя, и умер.

Между тем я услышал, что кто-то выкрикивает мою фамилию. Какой-то запыхавшийся, весь в пыли десантник разыскивал меня.

«Ты был возле пещеры? Можешь показать?» — спросил он. «Да» — «Пошли покажешь. Попробуем достать ее с соседнего склона». Мы побежали к стоящей тут же за предместьем боевой машине десанта. Нам удалось обогнуть излучину и выехать на самый край плато, как раз напротив пещеры, скрытой густой растительностью у подножья соседнего изгиба плато. Длинной очередью из курсового пулемета я очертил оба ее выхода, и оператор-наводчик послал туда несколько снарядов. Сам я расстрелял всю ленту. Только тут я почувствовал приступ страха от сознания минувшей опасности.

Тем временем за предместьем понемногу начали стягиваться силы отряда. Наше подразделение уже выстраивалось в походную колонну. На расстеленной подле одной из машин плащ-палатке неподвижно лежали Куликаев и Абдулаев. Тут же лежал и наш замполит Захаров. Лицо его было светло и спокойно, на полевой форме — ни следа крови. Погиб он возле той же пещеры, но с другой стороны, где открывался небольшой луг.

Вечером мы расположились лагерем на обширной горной равнине, где кроме верблюжьей колючки ничего не росло. Вертолет доставил нам горячий обед и письма родных. Отец, несмотря на все мои уверения в обыденности и повседневности нашей службы, писал: «Дорогой сынок, в первую очередь позаботься и почисти оружие, затем запасись водой и только потом думай о еде…»

Сколько было таких ребят? Какой долг они платили, кому и за кого? Что потеряли они в этих горах и какой славы искали? Да просто солдаты всегда были подневольными людьми. Их туда послали воевать, и оказались они заложниками чужих амбиций и ошибок.

Каждая война имеет свои особенности. И война в Афганистане не была похожа ни на одну другую. У этой войны были свои приемы, своя тактика, свои способы. Не было четко выраженных фронта и тыла, не существовало ни границ, ни правил. Всегда было неясно: «Кто и где противник?» Казалось, что его нет нигде и что он — везде. Случалось так, что сегодняшние союзники завтра превращались в противников, и наоборот.

Тем временем ОКСВ все больше и больше втягивался в бои с мятежниками. Действия моджахедов были направлены на постоянное изнурение наших войск. Боевая техника и колонны с грузами превратились в мишени для диверсантов и террористов, внешне мало чем отличающихся от мирных жителей. Моджахеды находились среди местного населения и часто использовали его в качестве щита. Война распалась на отдельные фрагменты. Она была на дорогах, в ущельях, в пустынях, в «зеленках» (солдатское название зеленых зон вокруг кишлаков и городов. — Примеч. авт.), на древних караванных путях, в городах и кишлаках. Она не давала ни минуты передышки и все время держала в напряжении солдат.