Читать интересную книгу Гном. Трилогия - Александр Шуваев

– Да! – Проговорил он, вскакивая, и энергичным шагом подбегая к разложенной на столе карте. – Именно здесь! Мы не отступим, как гонимый ветром мусор, а сожмемся до предела, как стальная пружина! И здесь, – рука его щедрым жестом махнула по просторам Украины, – именно здесь мы разгромим зарвавшихся большевиков!

Он говорил и что‑то еще, входя в раж, накручивая себя и заражая окружающих своей лихорадочной энергией, речь становилась все громче, фразы все пышнее и цветастее, но главное уже было сказано.

"Что мы имеем в сухом остатке? – Отстраненно думал фельдмаршал. – Имеем шанс собрать в кулак все войска и разгромить большевиков на Украине, чтобы иметь хотя бы какую‑то позицию для переговоров. Ох, не пойдут! Они привыкли к поражениям, а вот нам победа на сей раз обойдется дорого. Как бы не дороже, чем русским их весьма проблематичное поражение. А есть ли у нас другие шансы? А вот других шансов у нас нет. Спровоцировать фюрера, чтобы он отправил меня в отставку? Неплохо бы, и потом англичане мне с удовольствием простили бы Восток. Но Франция, – Францию мне не простят. Мы, к сожалению, имеем дело не с одними только русскими. Хотя и одних русских может оказаться вполне достаточно".

Это легко говорить – отвести войска. Товарищ Москаленко, прежде выдвинувший идею подвижных противотанковых бригад нового штатного расписания, приложивший руку к массовой их организации, и, наконец, написавший известное "Наставление о действиях подвижных противотанковых групп в наступлении", еще в феврале выдвинул новую инициативу. Все его идеи сводились, по сути, к одному простейшему постулату, который он усвоил накрепко и которым проникся насквозь. С сорок первого он всеми фибрами души осознал, что значит, постоянно иметь под рукой хотя бы маленькую группу надежных, обученных, опытных бойцов. Тех, кто в критическую минуту сделают все, что надо, без растерянности и метаний, четко, быстро и умело. Способных выдвинуться через пятнадцать минут после объявления тревоги без бардака и неразберихи. Умеющих двигаться колонной быстро и в порядке.

По идее, такой должна быть вся армия, но так не бывает. Даже у немцев в сорок первом, в первом эшелоне, так не было. Слишком дорого, а главное – слишком рискованно. Армия окажется слишком маленькой, а из‑за неизбежных на войне случайности можно остаться без сил вовсе. Но даже если таких войск будет всего десять процентов, это раза в два увеличивает стойкость ВСЕЙ армии. И еще гораздо больше возрастает эффективность наступательных действий.

И зимой‑то его предложение вызвало споры, но поддержали, спасибо им, Черняховский, Рокоссовский, Малиновский. Как сговорились, ей‑богу. И теперь на активных фронтах существовала такая роскошь, как БПК[21], Бригады Полной Комплектности. Их отводили в тыл и пополняли после потери десяти процентов состава, тут же заменяя на вновь пополненную. Или – пополняли в самом ближнем тылу, близ передовой. Это были этакие армии в миниатюре, узкой задачей которых было уничтожение арьергардов, засад, боевого охранения и прочих заслонов, что оставляет позади себя отходящее воинство. Их не было и не могло быть много: слишком большой соблазн возникал у старших начальников, когда возникала экстренная необходимость укусить очередной близкий локоть. В общем, мало помогали любые строгости, но сейчас, может быть временно, дальний загад Кирилла Семеновича оказался как нельзя кстати. Они выдвигались сразу, как только противник начинал отвод войск, не дожидаясь никого и подчиняясь только фронтовому начальству. Никогда не ввязывались в затяжные бои, тут же отступали, догнав главные силы противника. Разминировали при помощи "теремков", как они окрестили "УЭРМ". Не давали ставить мины, убивая саперов. Обозначали засады, вызывая "на себя" штурмовики, коли не могли справиться сами. Вообще связь являлась едва ли не главным их оружием.

Так, "хватая за пятки", они задерживали, порой, целые корпуса, тем самым провоцируя их сесть в оборону, и, одновременно, не позволяя ее как следует организовать. А кроме того, они, как нитку за иголкой, тащили за собой подвижные армейские и фронтовые группы. Так что под непрерывными атаками русской авиации "Анабазис" за Днепр вышел довольно скверный, тяжелый, слишком долгий и потому избыточно кровавый. Много‑много раз отступающим соединениям приходилось менять маршрут, дабы избежать охвата, потому что нередко русские танки и конники обгоняли их в своем пути на северо‑запад. Многие так и не избежали. Попали в окружение и были полностью уничтожены четыре пехотные дивизии. От других, из числа тех, которые все‑таки удалось переправить через Днепр, остались только тени прежних соединений. Не удалось всерьез "поймать" ни одного танкового соединения немцев. Безусловно, это удалось только благодаря совершенно четко и последовательно проводимой установке на отход: все для того, чтобы создать необходимую плотность войск за Днепром, а все частные соображения – в сторону! Поэтому танковые и моторизованные дивизии прорвались. Под непрерывными ударами авиации Советов, непрерывно теряя арьергарды, истаяв на треть, если не наполовину, ушли, прикрылись Днепром, хотя теперь он уже не мог считаться надежным барьером.

Восьмого мая войска двух фронтов, за три дня до этого вырвавшись внезапно с трех громадных плацдармов, охватили клиньями 1‑й, 3‑й и 5‑й танковых армий Киев и довольно быстро взяли его, потому что немецкое командование коварно вывело из города почти все войска, не дожидаясь окружения. Стальные челюсти на этот раз клацнули впустую, опоздав за лапой бегущего зверя. Манштейн превзошел себя, вытащив из Крыма восемь румынских дивизий и относительно немногочисленный немецкий контингент. Целью номер два было – оторваться. Он сделал и это. И наступил момент, когда войска Ватутина, понеся тяжелые потери в бесплодных атаках на уплотнившуюся оборону немцев, остановились чуть ли ни впервые после Волги, став в оборону. А еще всерьез и очень неприятно напомнило о своем существовании люфтваффе: за истекшие два‑три месяца солдатики успели поотвыкнуть от такой активности немецкой авиации. Бои в воздухе шли пока что не в полную силу, носили мимолетный характер, но отличались особой, сосредоточенной злобой. Казалось, да что там казалось, всем существом чувствовалось, что только воля командования удерживает асов Геринга от того, чтобы во всю силу вцепиться в глотку русским. Безусловно, теперь им не давали хозяйничать над полем боя, они не могли безнаказанно бомбить железнодорожные станции, колонны подходящих резервов, выбивать артиллерийские позиции. Зато теперь их действия стали куда как разнообразнее, изощреннее, гибче.

Выжившие ветераны Кубани, 3‑я и 52‑я истребительные группы, обратились к фюреру с просьбой оказать им честь. Они просили разрешения носить на правом рукаве узкую ленту голубого цвета, символически обозначающую Голубую Линию. Нет, не как знак отличия, фюрер. Как напоминание о долгах, выплаченных еще не до конца. Как знак клятвы не отступать и не сдаваться, которую приняли те, что зимой держали небо над Кубанью. Небо свидетель, что они отступили не по своей вине, но они снимут повязки только тогда, когда отомстят этим убийцам, этим кровавым шакалам, недостойным называться летчиками. Гитлер – он добрый, он разрешил. Несколько расчувствовался даже, и напутствовал их просьбой не терять головы, и не класть свои драгоценные жизни без необходимости. Их главный долг – убивать, а не умирать, пусть умирают недочеловеки. При всем пафосе сцены, клятва была очень всерьез, в полном соответствии с настроем. Не будучи разгромленными и никоим образом не считая себя хуже, пилоты чувствовали себя побежденными и униженными. Они жаждали посчитаться за все. Беда в том, что и противостояли им старые знакомые. Вторая воздушная армия. Правда, не в полном составе: их опыт, обобщенный и дополненный командирами по окончании боев, был слишком нужен и в других местах. Зато и не она одна.

Сложившийся к двадцатому мая пат был, в общем, выгоден немецкой стороне. Их противнику, кстати, тоже: так бывает, война вообще является игрой с ненулевой суммой. Огромный выступ фронта, глубоко вдававшийся в оборону немцев, был слишком очевидной целью, но выбирать не приходилось. В ином случае весь их мучительный путь оказывался вовсе ни к чему. Да чего там "ни к чему". Чем‑то на грани предательства. Обе стороны гнали к фронту колоссальное, невиданное в истории количество вооруженных людей, машин, горючего и боеприпасов, провизии и медикаментов, кальсон и порошка от вшей, столбов и колючей проволоки, лопат и полевых телефонов. А также, естественно, "и прочая, и прочая, и прочая". Командиры проводили боевую учебу, не давая войскам расслабляться. Летали самолеты, ходили разведывательные группы, стреляли снайперы и батареи с закрытых позиций. Рыли землю, ставили проволоку и минные поля. Боялись друг друга и старались лишний раз не выводить из себя. Напряжение в воздухе было разлито, как перед грозой, но по сравнению с минувшей зимой и весной это был курорт.