А потом вернулся Кендаг, радостный и гордый — его въезд в Черную Скалу обернулся настоящим триумфом. Конечно, в его отсутствие военные отряды орков ходили на Гонзор и возвращались с победой, приведя некоторое количество пленниц, но двести четырнадцать «жен человеческого рода», пришедших с Кендагом из Альды — это было потрясающе. Лорд Внешнего Мира мгновенно превратился в героя, совершенно затмив при этом участников победоносных набегов на Маултон и другие замки Гонзора, его повсюду чествовали и славили соотечественники — а также осаждали добровольцы, желающие записаться в его отряд (почти все воины, пришедшие в Корону Гангмара с Кендагом переженились на приведенных ими альдийках, так что в армии Внешнего Мира образовались вакансии). Это обстоятельство поставило молодого лорда в сложное положение — с одной стороны, Ингви неоднократно высказывался, в том смысле, что орки — отличные солдаты и что он хотел бы иметь их побольше, но с другой стороны — солдат необходимо кормить, а военных предприятий, дающих наемникам занятие и добычу, больше не предвиделось. Следовательно, он приведет в Альду бездельников, которых к тому же придется содержать за счет казны — одобрит ли это король Ингви? Желающих же записаться в армию Лорда Внешнего Мира было огромное количество — даже после того, как Кендаг во всеуслышание объявил, что пришедшие с ним женщины — расплата короля Альды по договору за службу наемников-орков и что больше такой добычи не предвидится. Поэтому, поразмыслив, молодой лорд принял компромиссное решение — вместо восьмидесяти бойцов, оставленных им в Короне, он взял с собой обратно сто восемьдесят, но в их числе — немало мастеров из Верхнего и Нижнего Городов — Кендаг справедливо рассудил, что они скорее прокормят себя в мирное время.
Когда он доложил Ингви об этом и поделился своими сомнениями — тот объявил, что все сделано правильно:
— Я не сомневаюсь, что твои орки — не только отличные воины, но и хорошие работники, так что теперь они продолжат строительство на Северной стороне — а всех арестантов можно хоть сейчас продать в Энмар, — и тут же умчался разыскивать Мертенка, чтобы отдать ему новое распоряжение: всем купцам, возвращающимся через Альду домой, предлагать приобрести рабов.
Кстати, сами узники встретили известие об изменении приговора без энтузиазма — каторжная жизнь гребца-невольника на энмарских судах казалась многим не лучше смерти… Зато купцам это предложение пришлось по душе — из-за набегов морских разбойников, наносивших энмарскому флоту немалый урон, спрос на сильных рабов возрос, поэтому почти все узники в течение нескольких дней были проданы и отправились, гремя кандалами (заказ, весьма обогативший цех кузнецов), в Энмар…
Вскоре после своего возвращения в Альду, Кендаг узнал, что на королевской службе теперь находится отряд эльфов — Ингви свел его с Филлиноэртли и кивнул — дескать, познакомьтесь. Оба вельможи настороженно уставились друг на друга.
— Почему ты не кланяешься мне, орк? — первым нарушил молчание Филлиноэртли.
— Что? Это ты должен кланяться мне, лесная зверушка! — надулся в ответ Кендаг, но не ему было тягаться с эльфом в искусстве насмешничества.
— Ну да — будет какой-то земляной жабе кланяться князь эльфов!
— Что?!!
— Да! И между прочим, сопляк, я был князем уже в то время, как прапрадед твоего прапрадеда учился размахивать деревянным мечом и мечтал залезть под юбку какой-нибудь жабоподобной зеленой орчихе, думать не думая о женщинах человеческого рода, происхождением от которых ты, кажется, так гордишься.
Кровь прилила к лицу Кендага, он схватился за меч, его противник, совершенно довольный результатом своей речи, отступил на шаг и положил ладонь на рукоять кинжала.
— А ну, прекратить! — рявкнул на своих ссорящихся соратников Ингви. — Кендаг, остановись! А ты, эльф, что — забыл о моем запрете задирать орков? Я вижу, что предупреждения на тебя не действуют — так вот, я накажу тебя. С этой минуты ты лишен своего имени — будешь зваться Филькой, а не Филлиноэртли!
— Как это? — опешил эльф.
— А так! Теперь твое имя — Филька, это будет тебе всегда напоминать о наказании.
— Правильно, — подхватил Кендаг, — имя воина должно быть коротким, как боевой приказ, а это… филли-нилли… подходит не воину, а женщине, доступной всем (во время пути в Корону Гангмара спутницы Кендага хорошенько просветили его в некоторых аспектах жизни людей).
— Имя эльфа — как песня ручья, как щебет лесной птицы, как шум ветра в кронах деревьев, — обиженно заявил Филлиноэртли, — мне нельзя называться так — Филька…
— Пока ты служишь мне — я решаю, что тебе нельзя, — отрезал демон, — и мне уже надоели твои штучки. Так что вам обоим мой приказ — поладить! Кендаг, молчи! Сегодня будет пир по случаю твоего возвращения и если вы — вы оба — не напьетесь вместе как добрые друзья — берегитесь! Все!
…Моя святыня в ладонях врага, В моей колыбели снегопад и пурга. Я так беззащитен, как белая тряпка, Как самый говенный человек на Земле… Егор Летов
Мажордом, трижды стукнув посохом, громко объявил: «Его милость Кадор-Манонг, принц Альдийский, с сестрой — принцессой Санеланой!» — и посторонился, давая пройти гостям. Принц, ведя сестру под руку вошел в тронный зал Гонзорского дворца, он ужасно волновался, сердце колотилось как сумасшедшее. От этого приема зависит его судьба — если наследника императорского престола не удастся заинтересовать — останется последнее: броситься в ноги его отцу и молить о помощи против демона. И выложить последний козырь — обещать принести вассальную присягу и вернуть Альду в лоно Империи… Со всеми вытекающими неприятными последствиями. Чем-то обернется сегодняшняя аудиенция…
Войдя в зал, Кадор внимательно присмотрелся к сидящему на троне — перед ним был долговязый юноша в дорогом причудливо изукрашенном наряде (вот что сейчас носят в столице Империи!), с лицом скорее мечтательным, чем строгим. По правую руку от трона стоял крупный мужчина в доспехах и плаще цветов императорской гвардии, на физиономии которого, украшенной несколькими старыми шрамами, была написана скука и брезгливое любопытство, по левую — скорчилась крошечная фигурка в пестром наряде. Позади неподвижно застыли гвардейцы с мечами наголо.
Как только альдийцы — принц с сестрой и вассалы, одевшие вслед за сеньором военное снаряжение — приблизились к престолу, карлик метнулся назад и спрятался за троном, жалобно причитая:
— Какой грозный воин в доспехах явился к нам — не иначе, как он идет на войну с гномами. Не бей меня, добрый сеньор, я не гном, я маленький человечек!
— Не обращайте внимания на моего шута, любезные гости — он вечно дурачится. Расскажите, что привело вас в мою провинцию? — заговорил Алекиан, изо всех сил стараясь походить в эту минуту на своего отца, о котором все говорили, что он умеет, принимая гостей, выглядеть одновременно и любезнейшим хозяином, и грозным Императором. И тут его взгляд упал на юную принцессу, печально стоящую рядом с предводителем альдийцев.
— Добрый герцог, — начал Кадор-Манонг продуманную заранее речь, — я взываю о помощи против злодея, обманом захватившего нашу страну и похитившего мой трон! Его коварство и жестокость…
Принц говорил и говорил — громыхал и завывал, стенал и заклинал, описывая нечеловеческое коварство и злобу демона, превратившего его — родовитейшего дворянина и законного наследника одного из самых блестящих престолов Империи — в изгоя, скитающегося в чужом краю. О злая судьба! О несправедливость жребия, выпавшего ему! Но — надеется он — в лице доблестного и великодушного Алекиана несчастные гонимые жертвы обретут наконец защитника! Пока принц говорил — Санелана не произнесла ни слова, да в этом и не было нужды — она смотрела.
И Алекиан, чувствуя на себе этот взгляд, вдруг ощутил, что на него снизошла благодать — вот оно! Вот оно! Точь-в-точь как в романе — к нему, благородному отважному принцу, является с мольбой о помощи прелестная принцесса, изгнанная из родного дома безжалостным чудовищем, коварным злодеем. Вот оно! Не слушая Кадор-Манонга, который как раз переходил в своей речи к одному из важнейших мест, принц Алекиан произнес, вставая с трона: