Читать интересную книгу Пищевая цепочка - Виктор Ночкин

— Эй, так нельзя! — подал голос Животное. Он не хотел перечить временному бригадиру, но тут не выдержал. — Он же про Бузяка написал! А Бузяк…

— Придержи язык! — рявкнул Серж. — Бузяк Слепому ничего не скажет.

— Так это ж… — Саня почесал затылок и отступил к стене, в тень.

— Моня, послушай, — Серж обернулся к сталкеру, — мы с Бузяком по-хорошему решили, он Слепому на глаза не покажется, так договорено. Понимаешь?

— Понимаю, — покорно согласился пленный. — Я тоже не подведу.

Хмурый Мистер, ни на кого не обращавший внимания, приладил самодельный светильник на старом стеллаже и объявил:

— Факин горение быть. Светить нам жизнь.

Толик глядел и мучился сомнениями. Все здесь врали друг другу, все понимали, что их обманывают — и делали вид, что верят вранью. Серж врал Моне насчёт сговора с Бузяком, чтобы сталкеру не так тошно было предавать кореша, чтобы не подвёл, не надумал играть в геройство. А Моня видел Сержа насквозь, но притворялся, что поверил, потому что до последнего надеялся спастись или хотя бы предупредить Слепого — потому и вставил фразу насчёт Бузяка. Только не знал бедняга, что Серж закрыл почту Слепого на то время, когда «долговцы» нашли труп Бузяка. Вот какая вышла картина. Сержу важно лишний раз обмануть, покуражиться, показать, что он на верху пищевой цепочки — мол, пусть Моня обман подстроит, а он, Серж, заранее всё предусмотрел. Вот пижон! Какая сволочь — небось считает себя самым умным и втихомолку посмеивается над мучениями бедняги сталкера… В этот самый момент у Толика и дозрела окончательно мысль — помочь Моне и этому неизвестному Слепому. Почему им следует помогать? А вот хрен его знает, вот кровосос его знает… вот… да хотя бы назло Сержу! Тоже нашёлся какой умник! Бури, настоящие бури бушевали в душе Скрипача. Он не мог больше сидеть в этом тёмном подвале, встал и буркнул:

— Пойду наверх, гляну, что там у Будды с костром.

У Будды всё было в порядке, вода начала закипать, Толик сходил за плитками концентрата, и вскоре бригада вывалила наружу — ужинать. Моню, конечно, тоже накормили.

Хотя в подвале была вентиляция, дух там стоял тяжёлый, поэтому все, не сговариваясь, решили есть наверху. Обычно за едой начинались разговоры, шутки и подначки, но сегодня настроение было паршивое. Слишком много беготни, перестрелок. И слишком много смертей. За ужином усидели пару бутылок водки — нуклиды вывести из организма. Пока бегали по заражённым холмам, просквозило изрядно. Однако и водка не смогла развеять овладевшее бригадой уныние.

После ужина Серж распорядился:

— Моню связать. Пойми, мужик, это для твоего же блага, чтоб тебе не пришло в голову глупости делать. Так что подставляй лапы, так и тебе, и нам спокойней будет.

Будде и Толику пижон велел стеречь снаружи — мол, делитесь между собой, отсыпайтесь по очереди, как сами знаете, как хотите, но чтоб стерегли и назавтра чтоб оба были в форме. Завтра всё, может, и решится с заданием. Напоследок добавил: внутрь не суйтесь, не нужно. И погладил замотанный изолентой приклад «Винтореза».

Когда Будда с Толиком остались вдвоём у огня, толстяк заметил:

— Серж не дурак, просто слишком высокого мнения о себе.

— Это ты к чему?

— Не доверяет ни мне, ни тебе. Сейчас последний рывок остался, он не хочет слажать. Видишь, делал вид, что не смотрит, но твою беседу с мужиком всё же просёк.

— Думаешь, он понял, что я… — Будда поднёс толстый палец к губам — мол, говори потише, и сам очень тихо сказал:

— Ничего он не понял, иначе бы шлёпнул тебя, ни на секунду не задумавшись. Однако подозрения у него имеются. Это я к тому, что, когда решение будет принято, больше никаких колебаний ты себе позволять не имеешь права. Как решишь, так и поступай.

— Я уже решил, — глядя в потрескивающий костерок, буркнул Толик. — Ты со мной?

— Нет, я впереди тебя. В смысле, ложись спать, я первым покараулю. Часика через три-четыре разбужу.

— Три маловато, — вздохнул Толик.

— Я толстый, я больше устал, — с укоризной заметил Будда, — мне больше отдыхать надо!

И вот снова — на другого Толик за такие слова обиделся бы, но сердиться на этого толстяка у него никак не получалось. Уж такой Будда человек… С этой мыслью Толик и заснул. Снилась ему всякая дрянь — ухмыляющийся Серж, который превращался в крысу — ту самую, которую он, Толик, обнаружил в схроне, преследовал, но так и не подстрелил. Во сне он снова гонялся за крысой по подземелью, стрелял — и всякий раз мазал, а крыса-Серж то отбегала, то подпускала преследователя поближе, но в последний миг ускользала из-под выстрела, оборачивалась, скалила зубы и верещала: «Не поймаешь, не поймаешь, ещё не время!..» Толик злился, перезаряжал, стрелял, топал сапогами, опять злился и промахивался, а крыса пищала: «Ещё не время!.. Ещё не время!..»

Вдруг обернулась снова человеком — всё тем же мерзавцем Сержем и объявила: «Время». Потом Серж ухватил Толика за плечо, а Толик совал и совал патрон в казённик и, как это бывает в кошмарах, никак не мог зарядить. Он думал, что в большого Сержа он не промажет, однако проклятый патрон не становился на место, а Серж тряс его за плечи сильней и сильней…

— …Время! — повторил Будда, тряся спящего Толика. — Вставай, соня. Я и так больше времени тебе дал. Четвёртый час уже, я тоже спать хочу.

Толик потянулся, потёр глаза и огляделся по сторонам. Над головой небо начало светлеть, наливаться серым. Будда в самом деле дал напарнику поспать, а теперь, не говоря больше ни слова, поплотнее запахнул куртку, привалился к бетонной стене и закрыл глаза. Минутой позже его дыхание сделалось размеренным и ровным. Он уже спал. Толик встал. Сырая ночная свежесть проникла под одежду, заставила зябко поёжиться. Он стал расхаживать по бетонной яме, чтобы согреться. Потом вскарабкался по стеллажам, оглядел ночной лес. Тихо здесь, спокойно. «Редко где в Зоне, — подумалось Толику, — встретишь ночью такую тишину».

* * *

Твари ничего не снилось. Вместе с мозгами уничтоженных зверей она унаследовала способность видеть сны, но Тварь не была ни чернобыльским псом, ни крысой, она была новой сущностью, которая никогда не спала по-настоящему. Даже если тело оставалось неподвижным, Тварь неустанно трудилась. Она не умела уставать, поскольку попросту блокировала болевые ощущения или отключала группы мышц, нуждавшихся в отдыхе. Сложная система пищеварения, выстроенная из органов собак и псевдоплотей, могла часами переваривать пищу, проглоченную достаточно давно, этот процесс не был помехой новой охоте и пожиранию новой добычи. Сейчас Тварь вгрызалась в громадную кабанью тушу, зоны деления клеток трудились с максимальной нагрузкой, пищеварительный тракт непрерывно снабжал их материалом и энергией. Тварь стремительно наращивала массу. Схватка с кабанихой показала, что нынешние размеры недостаточны. Увеличить вес стало первостепенной задачей, но притом Тварь не оставляли смутные воспоминания-мечты — ощущения, равным образом обращённые в прошлое, когда она обладала человеческим мозгом, и в будущее, когда она снова им завладеет. Краткое знакомство с интеллектом и способностями Homo sapiens показало, что одной лишь головы мало, человеческие руки — инструмент не менее уникальный, чем человеческий разум. Для эффективного использования рук необходимы плечевой пояс, мышцы груди… словом, слишком многое из тела будущей жертвы. А чтобы обслуживать «инструменты», требуется ещё больше органов человека. Тварь напряжённо анализировала, какого рода операция ей предстоит, едва она завладеет организмом Homo sapiens. Мозги крысы и чернобыльской собаки мало подходили для аналитической работы, но Тварь компенсировала недостаток способностей временем и упорством. И наращивала массу. Для того чтобы закрепить и встроить человеческий мозг со всеми необходимыми придатками, потребуется большое и сильное тело. Так что Тварь ела, ела и ела…

Глава 24

Просьбу Рожнова — не пить хотя бы до вечера — Слепой с Очкариком исполнили в точности. Впрочем, заслуги Слепого в этом определённо не было. Часа два им пришлось проторчать в арсенале «Долга», там Черныш с капитаном добывали обещанную винтовку. Это оказалось делом долгим и хлопотным — по крайней мере три бумажки «долговцы» заполнили при Слепом, потом тот заявил, что ему невыносима местная бюрократия, и удалился. Очкарик не ушёл, он уже пожирал близорукими глазами оружие, даже очки надел, чтобы лучше видеть.

Судя по времени, которое Слепой провёл в ожидании, он пропустил никак не меньше половины документов… Наконец на пороге показался Рожнов, за ним шествовал Черныш с «Валом» в руках. Шура семенил следом, блистал очками и не спускал глаз с вожделенной винтовки. Он, похоже, опасался, что «долговец» выронит оружие и оно окажется настолько хрупким, что разобьётся при падении.

— Да погоди ты, — ухмылялся Черныш, — вот отойдём подальше, там отдам. Не бойся, не обману же!