Читать интересную книгу Нарбоннский вепрь - Борис Толчинский

— …Это шедевр, — резюмировал отец. — Неприятель выложился в надежде совратить тебя. Ты полагаешь, что чародейство, это когда сверкают молнии и в одночасье гибнут бастионы? О нет, мой благородный друг! Вот оно, истинное чародейство, в этом письме. Виртуозная игра на струнах человеческой души. По каждому больному месту твоему она смогла ударить. А твой отец… прости меня, мой друг, но твой отец давно уж раб ее, не больше!

На принца было больно смотреть. Он был намного выше ростом, чем мой отец, но в это мгновение казался карликом, так согнула его страшная правда. Губы его дрожали, на них выступила пена. И руки трепетали тоже, он бессильно тискал их, то прятал за спиной, то теребил карман кожаной куртки, то к ножу тянулся… Я мог лишь догадываться, какие чувства пробуждали в нем жестокие слова отца.

— Что же мне делать? — вдруг прошептал он, перебив моего отца на середине фразы.

— Хороший вопрос, — кивнул отец, — но, опасаюсь, мой искренний ответ тебе не понравится.

— Знаю… Ты скажешь, что я должен отсиживаться за стенами Эльсинора.

— Более того, ты обязан собирать вокруг себя верных людей…

— Но это же мятеж!

— Не ты его начал — тебя вынуждают. Иначе ты погибнешь и погубишь дело.

— Я не пойду против отца войной, — отрубил принц.

— И не нужно! И даже вредно. Ты — честный сын и благородный рыцарь. Насколько понимаю я, ты не против отца, а за его и за свою свободу, против имперских оккупантов. Вот так и нужно выступать.

— А…

— Собери армию и жди. Герцог намерен сам к тебе явиться — пускай является. На это уйдет время. Плюс еще осада Эльсинора. Ты понимаешь?

— Нет, — признался принц.

Отец сделал многозначительную паузу и пояснил:

— Главная опасность для тебя — это София. Она и так в Нарбонне целую декаду. Это чересчур для имперского министра колоний. За ней следят ее враги, тот же лукавый Марцеллин. Ее слишком долгое пребывание в варварской стране вызовет в Темисии подозрения. Иначе говоря, Софии вскоре придется уехать из Нарбонны. А без нее герцог тебе не страшен… Правда, у нее есть другой вариант.

— Ну, говори, я слушаю.

Отец вздохнул и наконец решился.

— Как ты думаешь, зачем герцог написал тебе насчет смертельной болезни? Я отвечу. Так София готовит тебя к известию о его кончине. Не сомневаюсь, нет никакой язвы, а все те так называемые врачи, кого он… вернее, она упоминает, на самом деле герцога не лечат, а убивают медленною смертью… по ее приказу!

— О, боги, — простонал наш бедняга, — зачем ей убивать его?! Ведь он же делает все, что она хочет!

— Затем, друг мой, — объяснил я, — что смерть герцога позволит ей еще остаться тут, во-первых, а во-вторых, призвать военную подмогу из метрополии. И повод будет веский: желание предотвратить брожения народа по случаю вступления на трон твоей сестры Кримхильды. София призовет преторию имперских легионеров, или две претории, и под шумок расправится с тобой.

— Не верю!.. Не может быть она столь подлой! Она же аморейская княгиня, потомок Фортуната!

— Наивные иллюзии, — печально усмехнулся мой отец. — Для них, потомков Фортуната, вы, варвары, не более чем прах и тлен, черви земные, которым боги ради смеху даровали языки, животные, и только. Прости, но я обязан был тебе это сказать.

— Так что же делать?! Как мне спасти отца?

— Благородный юноша, ты герцога уж не спасешь — ты о стране подумай! Ее спасти еще не поздно! Прислушайся к моим советам: скорее собирай войска, поднимай сограждан, укрепляй замок. И выжидай. Всемогущее время играет на твоей стороне. А мы тебе поможем. Чем больше времени оставит нам судьба, тем мощней оружие мы выкуем тебе и твоему свободному народу…

…Когда принц нас покинул, мы снова завалились отдыхать. Давно не ощущал себя таким счастливым. А видели бы вы отца! Он радовался, как ребенок, и не напрасно: его резец приноровился к варварской глыбе. Из этой глыбы мы сотворим такого голема, что Ойкумена содрогнется от его шагов.

Una manu latam libertati viam faciet,[49] — а другой рукой будем мы, Ульпины!

Ну а покуда голем лишь в проекте, нам нужно набираться сил. За безопасность нашу в этой замечательной пещере можно было не волноваться: навряд ли варвары посмеют хотя бы раз еще нагрянуть.

Если все ж таки нагрянут, спущу на них очередного Гарма или кого-нибудь из их языческих божков. А припожалуют легионеры — легионеров встретит сам Симплициссимус…

Глава шестнадцатая,

или Vixerunt[50]

В одном София оправдала ожидания Ульпинов, а в другом преподнесла их молодому другу неприятные сюрпризы.

В ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое апреля под покровом темноты она покинула Нарбонну. Непосвященные о том узнали рано утром, когда не обнаружили на рейде порта ставший привычным силуэт фрегата "Пантикапей".

Поздно вечером того же дня фрегат вошел в Неаполитанский залив. Министра колоний Аморийской империи встречали президенты девяти италийских республик, три императорских экзарха с Больших Бореад и медиоланский герцог — эти правители-федераты были срочно призваны в Неаполь секретной директивой министра. Всю ночь София не сомкнула глаз. После совещания с президентами, экзархами и герцогом она встретилась с молодым тевтонским королем Оттоном VIII, который находился в Неаполе на отдыхе, и неаполитанским магнатом греческого происхождения Аристидом Фонтакисом — этот магнат часто выступал неофициальным посредником между имперским правительством и пиратами Эгейского моря. Еще не наступило утро, а король Оттон и Аристид Фонтакис спешно покинули Неаполь и направились: первый — в свою столицу Вюрцбург, а второй — на остров Делос, главную базу пиратского флота.

Двадцать пятого апреля София Юстина посетила имперскую разведшколу в окрестностях Везувия, пожалуй, самую мощную в этой части света. Шеф разведшколы генерал-майор Фламиний Семерин был дальновидным человеком, так сказать, по роду службы. Он не стал выяснять полномочия министра колоний и в точности исполнил все ее предписания. При этом Фламиний Семерин поклялся соблюдать чрезвычайную, как во время войны, секретность. Из разведшколы София проследовала на фрегат, и он немедленно покинул Неаполь.

Как и пророчили Ульпины, в столице Империи затянувшийся вояж министра колоний представлялся подозрительным многим влиятельным персонам. София торопилась в Темисию, чтобы их подозрения не переросли в уверенность.

Днем двадцать девятого апреля она уже выступала перед плебейскими делегатами. Вожди радикальной фракции, оказавшиеся в курсе если не всех, то большинства проблем нарбоннских галлов, устроили молодой княгине подлинный разнос, а Кимон Интелик даже потребовал незамедлительной отставки юстиновского правительства. Княгиня София с присущей ей изобретательностью отбивала атаки цепных плебеев сенатора Корнелия Марцеллина. Старший Интелик не подозревал еще, что неделек тот день, когда ему придется, чтобы спасти сына Андрея, сменить хозяина на хозяйку.

Вечером София Юстина посетила отца, первого министра, и встретилась в Квиринальском дворце с видными деятелями аристократической фракции, которую неформально возглавляла. Все встречи она сочла успешными; судя по всему, ее шансы сменить отца в Малом Квиринале мятеж нарбоннского принца Варга не только не ослабил, но даже укрепил.

Новые победы над жестокими обстоятельствами дались Софии нелегко. К концу дня двадцать девятого апреля она едва держалась на ногах и грезила лишь об одном — о горячей ванне и теплой постели в фамильном юстиновском дворце.

Ее надеждам не суждено было осуществиться. Почти у самой ограды фамильного дворца карету с буквой "J" на дверцах нагнал мобиль специального министерского курьера. Курьер доставил министру экстренную депешу посла Луция Руфина. Прочитав ее, София приказала развернуть карету. Через час она прибыла в Эсквилинский аэропорт. Еще час ушел на подготовку правительственной аэросферы к полету и улаживание обязательных формальностей. В начале второго ночи воздушный корабль с министром колоний на борту гондолы отправился в путь.

Семь часов спустя правительственная аэросфера причалила к приемной мачте линкора "Уаджет", который по-прежнему дрейфовал в пятнадцати гермах от нарбоннского берега. Огромная плавучая крепость пришла в движение и заняла место на рейде порта, в двух гермах от берега, и лишь тогда спустила шлюпку.

В десять часов утра (по эталонному имперскому времени, исчисляемому от Мемнона, было только восемь) София Юстина въехала во дворец герцога.

Она не опоздала.

***

Из воспоминаний Софии Юстины

…Тот страшный день, последний день того горячего апреля, мне не забыть до конца жизни.