Вице-король, со своей стороны, сделал все, чтобы пересоздать город, не останавливаясь ни перед предрассудками, ни перед какими-либо денежными затруднениями. Надо проложить новую улицу: неимущим хозяевам дается ссуда, или просто перестраивается заново дом, с удержанием его в залог, до постепенной уплаты забранного капитала; беднейшим даруется вспомоществование. Мешает ли какая-нибудь мечеть, которых не меньше в Каире, чем церквей в Москве – запрет корана, касающийся закрытия мечетей не иначе, как за их ветхостью, грозящею опасностью разрушения – обходится коммиссиею, которая признает стоящую на пути мечеть ненадежною, и ее сносят.
Проехав по строящимся и старым частям города, мы выехали на обширную площадь у подножия горы, на которой высится, подобно Кремлю, цитадель, построенная еще Саладином, и остановились перед мечетью калифа Хассана, самою оригинальною по постройке и древнейшею из четырех сот мечетей Каира.
Мечеть Хассана построена из облицовки хеопсовой пирамиды, и при своей величине отличается как легкостью и изяществом постройки, так и пропорциональностью размеров. Особенно поразителен купол, который можно отнести к чудесам зодчества. Кажется, как будто он висит на воздухе. Глядя на него, не скоро поймешь, каким образом его установили, так как сквозь все четыре угла между квадратными стенами, на которых купол покоится, просвечивает небо, и они заполнены ажурными украшениями. Дело в том, что от середины верхнего карниза каждой стены перекинут, в виде мостика, пологий полукрутой свод, упирающийся в соответственное место смежной стены; на этих-то мостиках лежит кольцо, служащее основанием фонарю купола; но на первый взгляд, как свод, так и кольцо, искусно скрыты, и кажется, что вся постройка купола содержится на четырех точках.
Из мечети Хассана нас повезли в цитадель, построенную на вершине последнего уступа Мокатамского хребта, который упирается в город с юго-восточной стороны. Цитадель обнесена стенами старинной постройки, вооружена гладкостенными орудиями и вполне может держать город в повиновении.
В настоящее время она входит в цепь отдельных фортов, возведенных для обороны города; но чтобы она могла соответствовать этой цели, ее следовало бы предварительно совершенно перестроить. Цитадель занимает довольно обширную площадку, на которой помещаются арсенал, военное министерство, типография, монетный двор, чеканящий до полутра миллионов рублей золотом, дворец и мечеть Али-паши с его гробницею.
Мечеть и ее обширный двор с фонтаном отделаны желтым алебастром, который своим отблеском очень напоминает мрамор. Сама по себе мечеть хороша; но, сравнительно с константинопольскими, уступает им в изяществе отделки, несмотря на то, что она построена по образцу Св. Софии. Гробница Мехмета-Али покрыта великолепным голубым бархатным ковром с роскошным золотошвейным рисунком.
При осмотре двора цитадели нам показали место, с которого соскочил один из 480 беев, во время избиения мамелюков. Всем известно, каким образом Мехмет-Али паша решился избавить себя и страну от своеволия и притеснений не признававших никаких властей мамелюков; тем более интересно посмотреть место, на котором разыгралась еще не так давно эта кровавая сцена, и 480 великолепнейших и храбрейших наездников были без сопротивления избиты. Площадка, на которую они въехали, окружена с трех сторон каменными постройками, четвертая сторона примыкает к отвесной скале с парапетом. 1 марта 1811 г. Мехмет-Али пригласил беев на пир, и когда последний из них въехал на площадку, раздался сигнальный выстрел, ворота цитадели затворились, и укрытые за недоступными стенами албанские наемники исполнили жестокий приказ Мехмета-Али, перебив всех гостей. При первых выстрелах, увидев павших товарищей, мамелюки рванулись, ища противников, но они были неуязвимы за недоступными каменными стенами и осыпали их градом пуль. Исходу не было, пришлось без сопротивления дать себя перебить. Один Эмин-бей избег кровавой бани, решившись на отчаянно-смелый скачок, через каменный парапет на площадь, к стороне мечети Хассана. Уцелев каким-то чудом, он успел высвободиться из-под своего издыхавшего скакуна и укрыться в мечети. При одном взгляде вниз, голова кружится, и трудно верится в возможность подобного скачка, а между тем это факт.
С этого же места, как на ладони, виден весь Каир, с его четырьмя стами мечетями и бесчисленными минаретами; за ним блещет Нил, окаймленный зеленым убором полей, садов и пальмовых рощь, а далее буреет полоса Ливийских гор, с величественными в своем вековом непоколебимом спокойствии пирамидами, и – наконец, сливается с горизонтом безбрежная Сахара.
Из цитадели мы проехали через базар и весь город в Шубру, загородный дворец хедива, окруженный фруктовыми садами, где, в августе 1849 года, умер Мехмет-Али-паша.
Проехав по нескольким изгибистым улицам с навесными балконами, общественными кухнями, мелочными и зелеными лавками, узенькими и косыми переулками, мечетями, раскрашенными в две широкие полосы, как плащи бедуинов, мы наконец попали на базар, совсем не похожий на крытый сводчатый базар Константинополя. Он расположен в тех же улицах, которые только местами покрыты решетками, с натянутыми на них рогожами или парусиной. Лавки вообще больше и, по-видимому, лучше константинопольских; в новом же городе много великолепных магазинов, где торгуют преимущественно французы и италиянцы. В этих магазинах мы нашли склады всевозможных произведений Индии, Китая и Японии, сравнительно по весьма умеренным ценам.
Улицы в Каире чрезвычайно оживлены; кроме европейского способа возки тяжестей на колесах, рядом с ним в полном ходу способ вьючный, на верблюдах, ослах, лошаках и мулах; во вновь же строющемся квартале мы увидели даже новость для нас: перевозку строительных материалов с помощью большого локомобиля. При встречах с караванами подымается страшный гам, с одной стороны впереди экипажей расчищают дорогу хлыстами погонщики; к ним присоединяются мальчишки с осликами, употребляемыми вместо пролеток, так как во всем Каире мы не встречали встречали экипажей в одиночку, а исключительно одни коляски и ландо, с непременным спутником, саисом. На осликах, сидя верхом, едут все, начиная с почтенных фигур представителей местного духовенства до иностранцев и закутанных в длинные черные чадры женщин. Проехав вновь строящийся квартал, где, между прочим, плотники, каменщики, мусорщики работали совершенно голые, напоминая египетские барельефы, мы въехали в тенистую, защищаемую от палящего солнца вековыми платанами, аллею Шубры, которая ведет к старому загородному дворцу и служит городскому населению любимым местом прогулок. Ежедневно после 4 часов и до заката солнца, здесь происходит катание до садов и обратно: это своего рода парижский Булонский лес, или Пратер в Вене.