И чего тебе на месте не сидится, неугомонная ты девчонка?
Поборов робость, я опустила ладони ему на плечи. Ноги не доставали до дна, и я могла только болтаться в его объятьях, как кукла. Конечно, удобней было бы запрыгнуть на лестрийца, обхватив ногами талию, но…
– Тебе не холодно? Не хочу тебя заморозить, – он наклонился к самому моему лицу, обдавая жаром дыхания и щекоча кожу щетиной.
– Ничего страшного, будем мёрзнуть вместе.
– Я бы предложил вместе погреться.
Чужие руки уверенно подхватили под бёдра, сделав то, о чём я только недавно думала. Я и хотела, и боялась смотреть ему в глаза – видела в них свою погибель и всё равно стремилась в эту бездну.
Осторожно и медленно я прогнулась в пояснице и легла на воду. Закрыла глаза.
Его руки проникли под рубашку и поползли вверх. Выше и выше. А потом – ниже, дразня.
Какой там холод… Мне было жарко. Я забыла, как надо дышать – притихла, боясь спугнуть эти ощущения.
Наши взгляды встретились, и в груди полыхнуло от той дикой и необузданной жажды, что плескалась на дне его глаз. Я даже на миг испугалась.
– Опусти… рубашку… – то ли приказ, то ли просьба.
Руки сами потянулись к завязкам у горла. Казалось, вода вокруг превратилась в кипяток – обжигающий, сдирающий кожу. И этот миг – откровенный, лихорадочный, намертво отпечатался во мне.
Шёлковый шнурок скользил легко…
И ворот у сорочки был просторным.
Я видела, как расширяются его зрачки, как хищно трепещут ноздри, и как жадно он смотрит. Чувствовала, как твёрдые пальцы впиваются в кожу бёдер, с какой силой он вдавливает меня в себя.
– Мо-она… – выдохнул он, зажмуриваясь с выражением муки на красивом лице.
Я выпростала руки из рукавов. Такая смелая и абсолютно бесстыдная.
Сорочка болталась уже где-то на талии. А мне вдруг захотелось поиграть с ним, проверить границы и свою власть над ним, почувствовать его желание и нетерпение.
Мир ещё не видел таких неправильных жриц.
Толком не осознавая, что делаю, я провела кончиками пальцев по своей щеке, по губам и подбородку. Скользнула вниз – по ключице на грудь. Широкая ладонь накрыла мою руку, оттесняя в сторону.
Ренн уже ласкал меня так. В ту ночь, которую я боялась вспоминать, потому что утро превратилось в кошмар.
Но сейчас мы были одни. Нам никто не помешает.
Удивительное дело, но я чувствовала, как внутри что-то тает. Или открывается замок, под которым я, сама того не сознавая, спрятала Дар. Я снова чувствовала себя сильной, смелой, полной жизни и огня – он тёк по венам, собираясь в груди.
– Идём, – велел Ренн, поднимая меня и прижимая к себе.
Торопливо обтеревшись и собрав всю одежду, мы чудом добрались до домика. Ренн нёс меня на руках, просто перескакивая через ямы, которые я до этого внимательно обходила.
Кровать была узка для нас двоих, но много места не требовалось – он опустил меня, дрожащую от волнения, накрыл и окутал собой. Наши тела были прохладными и влажными, покрытыми мурашками и мелкими каплями воды. Наклонившись надо мной, он собирал их губами с груди и живота.
И каждый поцелуй – как печать, как клеймо, которое привязывало меня к нему, а его – ко мне.
Он был тяжёлым. Но мне это нравилось – я тянула его на себя, подставляясь под требовательные губы, забирая ласку и отдавая в ответ. Извиваясь на сбитой постели, не в силах найти себе место.
– Ренн…
– Просто доверься мне.
И я доверилась. Давно доверилась. Всецело отдала себя в его руки, потому что знала – он подхватит, если буду падать.
– Люблю тебя... Рамона…
Я не сразу поняла, что он сказал. Потерялась в вихре новых ощущений. А потом уже ничего не слышала и связного ничего не говорила. Просто горела и плавилась, как серебро – для него.
Только для него. И с ним.
Потом мы провалились в сладкую дрёму а, пробудившись, некоторое время лежали в обнимку. Ренн горячо дышал мне в шею, задумчиво поглаживая пальцами поясницу. И так радостно было ласкать и целовать без опаски, что горы захотят выпить до дна! Очелье с кровавым камнем осталось в Антриме вместе с остальными амулетами, но сейчас меня это совершенно не волновало, я и так чувствовала себя способной преодолеть всё. А Дар, колеблясь внутри хитрым огоньком, только и ждал момента.
Я снова стала целой.
– Знаешь, я сейчас ни о чём не желаю думать. В голове так пусто.
– Как и в желудке, – Ренн усмехнулся. – Проклятье, кажется, я забыл того кролика на берегу.
Ох, эти мужчины!
– Вряд ли бедняга убежит…
Он приподнялся на локте и отвел с моего лба спутанную прядь.
– Я должен накормить свою женщину. Не хочу, чтобы ты лишилась этого… – ладонь съехала вниз и нагло улеглась на ягодицу. – И этого, – взгляд красноречиво скользнул к груди.
Чувствуя, как запылали щёки, я несильно толкнула его в плечо и села.
– Я не обжора! И вообще, это Дар на тебя так влияет. Я имею в виды все виды…кхм… голода.
– Сдаётся мне, дело тут не только в Даре, – ответил и хитро усмехнулся.
Сегодня я впервые видела своего Зверя таким расслабленным, уютным и тёплым. Немного растрёпанным, но всё равно милым. Главное, ему об этом не говорить. А то мало ли, вдруг мужчинам не нравятся сравнения с домашними котятами.
Опустив веки, Ренн потёрся носом о мой висок, влажный то ли от пота, то ли от озёрной воды:
– Сумасшедшие. Мы оба.
– А ещё у нас обоих грязная кровь, – добавила я вполголоса.
Глава 33.
Зайчатина с грибами, протомлённая в чугунном котелке в печи, оказалась невероятно вкусной. Ренн отыскал какие-то съедобные корешки и травы для остроты и аромата, да и вообще чувствовал себя гораздо уверенней меня в том, что касалось добычи съестного – сказывался большой опыт походной жизни.
Сначала он точил ножи, найдённые на полке над печкой, а я отскребала посуду, потом лезла с непрошеными советами, пока Ренн не прогнал меня собирать за срубом опят.
Это был длинный–предлинный, самый удивительный день в моей жизни. Рассвет начался с кошмара, утро – с чудесного избавления, день продолжился вихрем огненных искр, а вечер окутал теплом и покоем.
На зачарованном лесном островке, спрятанном от посторонних глаз и ушей,