– Да, – глухо ответил Дорон. – Ручаюсь, поскольку лаборатория лишена тока, блокирована и полностью мной контролируется. Между тем другой аппаратуры, способной осуществлять дублирование из иных мест, не существует…
– Послушайте, что за шум, что здесь происходит? – послышался вдруг спокойный, даже сонный голос.
Все обернулись и увидели президента. Он стоял в тяжелом дорогом халате, под которым белели худые ноги в шлепанцах. Кисточки ночного колпака вздрагивали, когда президент, щурясь от света, обводил взглядом своих нежданных ночных гостей.
– Чем обязан, господа, в столь поздний час? – спросил президент с сонной улыбкой.
– Пятый! – громко сказал Воннел.
9. ИГРА В ЛОТО
– Ваш любимый стерфорд, шеф, – произнес Таратура, извлекая из портфеля бутылку вина. – А это, – он подмигнул Чвизу, – отличное средство против скуки.
На стол легла коробочка, на которой зелеными буквами было написано: «Лото».
– В детских магазинах, – продолжал Таратура, – бывают удивительные вещи. Заходишь и сразу превращаешься в ребенка. Готов биться об заклад, что за этой штуковиной мы отлично скоротаем время и даже забудем, что президенты должны передраться.
– Чепуху вы говорите, Таратура! – резко перебил Миллер. – При чем тут ваше лото?
– Таратура, вы настоящий психолог! – вмешался Чвиз, беря в руки коробочку. – В самом деле, Миллер, иногда не мешает сбросить с себя этак годков пятьдесят.
– В городе по-прежнему спокойно? – спросил Миллер, хотя прекрасно понимал, что спрашивает напрасно: Таратура начал бы не с лото, а с новостей, если бы они были.
– Спокойно, шеф, – вздохнул Таратура и серьезно добавил: – Если не считать того, что «Шустрая» родила трех щенят.
Чвиз громко расхохотался. Словно бы оправдываясь, Таратура сказал:
– Профессор, клянусь вам честью, весь магазин был занят «Шустрой», когда я покупал лото!
– Ах, лото! – подхватил Чвиз, мечтательно подняв глаза. – Я помню, как мы с покойной моей супругой играли в лото, когда были еще детьми, и моя теща отчаянно переживала, когда ей не выпадали… эти…
– Фишки, – подсказал Таратура.
– О! Фишки! – обрадовался Чвиз. – Сколько слов уходит из нашего обращения с годами… фишки, теща… Забавно: у меня, Миллер, когда-то была теща!
Все умолкли, погрузившись в собственные мысли, как будто Чвиз помянул не тещу, а Бога. Таратура не знал, о чем думают в этот момент ученые, но сам он подумал, что еще неизвестно, кто более счастлив: тот, кто вспоминает о теще, или тот, кто только мечтает о ней.
– Начнем, – сказал Чвиз, садясь за стол с таким видом, с каким садятся главы семейств, окончив молитву и разрешая семье приступать к трапезе.
Таратура мгновенно сел, но Миллер, пожав плечами, нерешительно придвинул к себе стул.
– Очень успокаивает нервы, шеф, – сказал ему Таратура, вытаскивая из портфеля мешочек с фишками.
– Почем? – спросил Чвиз, азартно потирая руки.
– По кларку за карту, не меньше! – убежденно произнес Таратура. – Иначе интереса не будет.
– Чепуха какая-то, – вновь сказал Миллер, садясь за стол. – Дайте мне… четыре карты.
– По количеству президентов, шеф? – неуклюже сострил Таратура, но Чвиз больно толкнул его коленкой. – Простите, шеф, сорвалось…
Мешочек с фишками уже был в руках Чвиза, и как только монеты звякнули о дно чашки, стоящей на столе, он жестом фокусника выудил первую фишку, отдалил ее на почтительное расстояние от своих дальнозорких глаз и торжественно провозгласил:
– Пятьдесят семь!
На ближайшие десять минут все общество, казалось, с головой ушло в игру. Таратура сопел, с трудом поспевая за быстрой сменой цифр, Миллер с внешним равнодушием заполнял свои карты, а Чвиз успевал и говорить, и фокусничать с фишками, и заполнять клетки, и даже ревниво присматривать за картами партнеров:
– Два!.. Тридцать шесть!.. На второй карте, Миллер, вам осталась сорок девятая фишка… Восемьдесят четыре!.. А где же моя двадцатка?.. «Барабанные палочки»!.. Коллега, вы невнимательны…
– Чепуха какая-то! – в третий раз произнес Миллер. – Вам не кажется, господа, что все это выглядит как в водевиле?
Он решительно встал со стула, неловким движением сбросив свои карты на пол. Таратура тут же закурил сигарету, а Чвиз стал разочарованно поглаживать свою бороду.
– Вместо того, – сказал Миллер, – чтобы срочно предпринимать какие-то действия, от которых зависит развитие событий, а в конечном итоге, быть может, и наша жизнь, мы занимаемся этими дурацкими «барабанными палочками»!
– Но какие действия, шеф? – сказал Таратура.
– Надо бежать, – убежденно произнес Чвиз. – Бежать, пока не поздно.
– У вас, коллега, побег – идефикс, – сказал Миллер. – Уже надоело.
– А мне надоела ваша беспрерывная жажда деятельности, хотя вы сами не знаете, чего вы хотите!
– Я хочу немедленно информировать общественное мнение, Чвиз! – с жаром воскликнул Миллер. – Поднять на ноги прессу, позвонить в посольства, расклеить по городу объявления…
– Вам никто не поверит, шеф, – спокойно произнес Таратура. – Или сочтут за остроумную шутку, или признают вас за сумасшедшего.
– Прав! Тысячу раз прав! – подхватил Чвиз. – Новость о том, что в стране четыре президента, должна исходить от самих президентов, и только тогда она будет достоверной. Мы выпустили джинна из бутылки, и теперь мы лишились власти над ним. Вам понятно, Миллер, хотя бы это?
– К сожалению, я вынужден это понимать.
– Но кое-что еще вы поймете несколько позже, – вдруг загадочно произнес Чвиз. – Не хочу вас разочаровывать раньше времени…
Он не успел договорить, как в комнате погас свет. Таратура тут же зажег фонарик, а Миллер сказал:
– Вероятно, перегорели пробки.
– А где щиток? – спросил Таратура.
– Откуда я знаю? – ответил Чвиз. – Это же не моя квартира.
Таратура стал шарить лучом по стенам, а Миллер тем временем подошел к окну. В доме напротив тоже не было света. Не горели даже уличные фонари. «Странно, очень странно…» – подумал Миллер, и вдруг острая догадка пронзила его.
– Чвиз, поднимите телефонную трубку! – воскликнул он.
Профессор нащупал в темноте аппарат и поднял трубку. Телефон был мертв.
– А радио? – воскликнул Миллер.
Молчало и радио!
– Друзья мои, – не сдерживая волнения, сказал Миллер, – они выключили электричество!..
– Вы думаете? – спросил Чвиз. – Во всем городе?
– Может быть, даже во всей стране!
– Но почему? – удивился Таратура.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});