Работники милиции появлялись в самых неожиданных местах. Бывало, навстречу им неслись солдатские шутки:
— Ребята, меня теперь ни одна пуля не возьмет, раз милиция нас бережет!
Или приставали с вопросами:
— Сегодня ночью фрицы опять шухарили. Куда только милиция смотрит?
— Ай-ай-ай! — подхватывали шутку работники милиции. — Потерпите немного, ребята. Мы скоро всех фашистов пересажаем за решетку.
Хохотали, вкруговую покуривали злющую махорку. Солдаты не раз убеждались — на работников милиции можно положиться...
* * *
2 февраля в районе тракторного, как и в других частях города, смолкли орудийные залпы. В этот день Костюченко, собрав сотрудников отделения, поздравил всех с победой.
— Фронт уходит все дальше на запад, — сказал он, — а для нас с вами война на этом не кончается.
Да, война для милиции не кончилась. В тот же день в западном торце дома профессуры, единственном уцелевшем здании, вспыхнул пожар. Командир взвода Коновалов и участковый уполномоченный Крупнов бросились спасать дом от огня. Вдвоем, не имея никаких средств тушения, вели они поединок с разбушевавшейся стихией. И огонь покорился им.
А через несколько дней по припорошенным снежком улицам заколесил видавший виды старенький газик Лены Бачинской с пробитым капотом.
— Ну и машина, — крутили толовой командиры, с которыми приходилось встречаться Костюченко. — Хочешь, мы тебе трофейную генеральскую подарим?
— Нет, мы свой газик ни на какую другую не променяем. Она еще нам послужит, — решительно отказывался он.
На перекрестки вновь заступили милиционеры регулировщики. Расходились по утрам с заданиями вечно занятые участковые уполномоченные. Из-за Волги возвращались эвакуированные жители, поступали грузы и материалы. В израненном, но непокоренном городе налаживалась жизнь.
Сотни, тысячи сталинградцев вышли восстанавливать родные предприятия. Вся страна помогала возрождать легендарный город на Волге.
Прошли годы. Заросли травой старые окопы истребительного батальона на склонах Мокрой Мечетки, ушли на заслуженный отдых ветераны, разлетелись по разным местам.
Подполковник милиции Кузьма Антонович Костюченко ныне живет в Москве. Нет-нет да и пошаливает здоровье у бывшего комбата и начальника милиции. Но не поддается недугам старый солдат.
По вечерам он приезжает в Москворецкий районный штаб добровольных народных дружин. Костюченко здесь не просто гость. Он заступает на вахту как заместитель начальника штаба.
О себе Кузьма Антонович не любит говорить. И только в Музее революции, что на улице Горького, рассказывая о Сталинградском сражении, экскурсоводы обращают внимание посетителей на лежащий под стеклом орден Красного Знамени за номером 66086. Это награда Костюченко за 200 дней борьбы в легендарном городе на Волге.
А в Волгограде, недалеко от нового здания Тракторозаводского райотдела милиции, живет Елена Григорьевна Бачинская, теперь уже бабушка Лена. Изредка она бывает в гостях у нынешних сотрудников милиции. И тогда останавливается в ленинской комнате у портрета моложавого человека в погонах старшего лейтенанта милиции. Это Валериан Костерин. Под портретом строки из приказа министра охраны общественного по рядка:
«...зачислить навечно в списки личного состава Тракторозаводского райотдела милиции г. Волгограда».
Он погиб после победы, в 1951 году. Как солдат. При исполнении служебного долга.
В. ИВАНИЛОВ
КОГДА СЖИМАЛОСЬ КОЛЬЦО ОКРУЖЕНИЯ
Неожиданно на улице Васильев столкнулся с Иосифом Мисюриным.
— Живой, здоровый? — обрадовался Васильев.
— Твоими молитвами, — шутливо откликнулся Мисюрин, энергично пожимая руку товарища. Были они знакомы давно. Оба работали в областном управлении милиции. Васильев — в уголовном розыске, Мисюрин — в ОБХСС. Но с началом боев за Сталинград потеряли из виду друг друга — у каждого были свои задания. Васильев действовал в одной из опергрупп по обезвреживанию вражеских наводчиков самолетов, сопровождал воинские подразделения. Как говорится, краем уха он слышал, что Мисюрину поручен контроль за мельницей № 3, которую коренные сталинградцы упорно называли мельницей Гергардта, хотя и была она национализирована с первых дней революции. Вплоть до 14 сентября, когда к центру города прорвались немцы, мельница обеспечивала войска и население мукой. А какое дали Мисюрину задание потом, Васильев не знал.
И вот почти через три месяца встретились они на улице Ленинска. Товарищам было о чем поговорить. Расспрашивали друг друга о сослуживцах, о том, что пришлось увидать, пережить за это время.
— Сейчас-то ты откуда? — опросил, наконец, Васильев.
— Да оттуда же, из Сталинграда. А ты?
— Только вчера вернулся, сдавал грузы.
— Не знаешь, зачем сюда потребовали? — поинтересовался Мисюрин.
Васильев пожал плечами. Он тоже не знал, зачем его вызвали в управление милиции, перебазированное в этот тихий районный городишко.
Заместитель начальника областного управления, в кабинет которого вошли Мисюрин и Васильев, начал с ходу:
— Небось, слыхали уже про окружение немецкой группировки? Так вот, задача наша теперь меняется. Будем помогать армии укреплять тыл. Немедленно собирайтесь и чтобы сегодня были в Татьянке. Там начальник управления Бирюков. Он вам подробно объяснит задание.
К вечеру Васильев и Мисюрин добрались до Татьянки, разыскали Бирюкова.
— Прибыли в ваше распоряжение, товарищ начальник!
Николай Васильевич поздоровался с каждым за руку, усадил, начал расспрашивать про семьи.
— Теперь недолго уж ждать осталось. Можете написать, чтобы готовились к отъезду в Сталинград.
Он заходил по комнате, возбужденный, в приподнятом настроении. Потом остановился и начал объяснять задание:
— По приказу наркома мы должны очистить прифронтовую полосу от всякой нечисти. Установить и задержать всех вражеских агентов и пособников оккупантов. Вы направляетесь в распоряжение начальника Красноармейского сельского райотдела милиции. Под его руководством и будете действовать.
В селение Цацу Васильев и Мисюрин прибыли вместе с двумя приданными милиционерами Грудкиным и Кубышкиным вслед за наступающими войсками. Еще постреливали последние немецкие автоматчики, дымились развалины. И сразу начались тяжелые полувоенные, полумирные будни. Спали урывками, прикорнув на жестком топчане в чудом уцелевшем флигельке, который одновременно служил и рабочим кабинетом, и спальней. В другой половине содержались задержанные.