— Но твой сын! — напомнил ему Фародин.
— Он отправится с нами. Должен же я оценить, на что он годен. Вы уж на меня не сердитесь, но я не могу себе представить, что расти при эльфийском дворе — хорошо для мальчика. Эти ароматы просто приклеиваются к легким. А потом эти мягкие постели, нежная еда… Вероятно, он никогда даже не учился разделывать оленя а потом вывешивать мясо на пару дней, чтобы оно стало мягким. Поэтому не пытайтесь отговорить меня. Мальчик пойдет с нами. С этого момента, куда бы вас не понесло, Мандред ваш спутник!
Нурамон и Фародин переглянулись. Они уже успели достаточно хорошо узнать этого упрямца и понять, что ничто не заставит его отказаться от принятого решения. Фародин коротко кивнул.
— Мандред Айкъярто! — начал Нурамон. — Ты упрям, как старый Атто. Если таково твое желание… То для нас будет честью сражаться бок о бок с тобой.
— Когда выступаем? — Мандреду не терпелось.
И прежде чем Нурамон успел ответить, Фародин сказал:
— Немедленно. Пока никто ничего не заметил.
Мандред довольно рассмеялся.
— Вот и отлично! Я соберу вещи. — И с этими словами покинул комнату.
— Сын человеческий говорит так громко, что вряд ли нам удастся уйти тихо, — сказал Фародин.
— Сколько лет Мандреду? Сколько живет человек?
— Точно не знаю. Может быть, сто?
— Он готов принести в жертву отмеренное ему время, чтобы помочь нам. Интересно, он хоть догадывается, сколько могут продолжаться поиски ребенка?
Фародин пожал плечами.
— Не представляю. Но уверен, что он говорит серьезно. Не забывай о силе Атты Айкъярто. Старый дуб изменил его, когда спас ему жизнь. Он теперь не такой, как другие люди.
Нурамон кивнул.
— Интересно… Худшее еще впереди? — вдруг спросил Фародин.
— Если мы сделаем то, чего требует королева, то мы хоть и освободим Нороэлль, однако навеки навлечем на себя ее презрение. Что может быть хуже?
— Я соберу вещи, — вот и все, что ответил на это Фародин.
Он тихо вышел из комнаты.
Нурамон подошел к окну и взглянул на луну. «Презрение Нороэлль», — печально подумал он. Может быть и хуже. Может быть, что она придет в отчаяние от того, что ее возлюбленные убили ее сына. Судьба, или Лут, как называл это Мандред, завела их на тропу, шагать по которой больно. Но когда-нибудь должно же повезти!
Прошло немного времени, и вернулся Фародин. Они в молчании стали ждать сына человеческого. В коридоре раздались голоса.
— …это кровная месть, — говорил Мандред.
— Месть ничего уже не изменит. Моя мать мертва. А при чем здесь сын Нороэлль?
— Он сын девантара. Вина отца переносится на него.
— Но ведь это глупости! — возразил Альфадас.
— Так вот чему тебя научили эльфы! В моем мире сын идет по стопам отца! И именно так ты теперь и поступишь!
— А не то что?
Нурамон и Фародин переглянулись. Внезапно перед дверью стало тихо.
— Что они делают? — негромко спросил Нурамон.
Фародин пожал плечами.
Дверь распахнулась. Лицо Мандреда было пунцовым.
— Я привел своего сына. Для него честь сопровождать нас.
Фародин и Нурамон подхватили свои котомки.
— Идемте! — сказал Нурамон.
Альфадас ожидал за дверью. Он избегал взгляда Нурамона и стыдился за отца.
Товарищи, тихо ступая, направились к конюшням. Несмотря на поздний час, там горел свет. Ворота открыл козлоногий конюх, словно только и ждал их. У оседланных лошадей замерли четверо эльфов в серых плащах. Они были одеты так, словно отправлялись на войну. На всех были тонкие кольчуги, все были хорошо вооружены. Командир эльфийского отряда обернулся к ним, улыбнулся узкими губами и взглянул на Мандреда.
— Олловейн! — застонал сын человеческий.
— Добро пожаловать, Мандред, — ответил воин и обратился к Нурамону: — Вижу, ты выбрал себе сподвижников. Значит, наш отряд будет сильнее.
Альфадас удивился.
— Мастер!..
Мандред скривился так, словно его лягнула лошадь. Нурамон знал, как Мандред относится к Олловейну. То, что именно этот воин обучал его сына, было для фьордландца жестокой шуткой судьбы.
Нурамон вышел вперед.
— Вас выбрала королева? — спросил он у Олловейна.
— Да. Она сказала, что мы должны быть готовы. Она знала, что ты не станешь терять времени.
— Она пояснила, в чем заключается задание?
Улыбка исчезла с лица Олловейна.
— Да. Мы должны убить дитя демона. Я не могу почувствовать, что творится в ваших душах, но могу представить себе, насколько горька должна быть для вас эта дорога. Нороэлль всегда была добра ко мне. Давайте будем видеть в ребенке не ее сына, а сына девантара! Только так мы сможем выполнить поручение.
— Попытаемся, — процедил Фародин.
Олловейн представил им эльфов из отряда.
— Это мои часовые, лучшие воины Шалин Фалаха. Йильвина — истинный вихрь в битве на коротких мечах. — Он указал на хрупкую эльфийку слева от него. У нее были короткие светло-русые волосы, и она ответила на взгляд Нурамона лукавой улыбкой.
Следующей Олловейн представил Номью, высокую воительницу. Она, вероятно, была очень юна, тонкие черты ее лица казались почти детскими. Она опиралась на лук, словно опытный воин, и жест этот казался заученным.
— А это Гельвуун. — Воин пристегнул к спине полуторный меч, рукоять которого выглядывала из-под плаща.
Он ответил на взгляд Нурамона безо всякого выражения. Эльфа такое поведение не удивило, ему доводилось слышать о Гельвууне. Воин считался мрачным забиякой. Болтали, что некоторые тролли гораздо общительнее его. Однако никто в его присутствии не рисковал шутить на этот счет.
Олловейн подошел к своему коню и отстегнул секиру с длинной рукоятью, висевшую у седла. Плавно развернулся и швырнул оружие Мандреду.
У Нурамона едва не остановилось сердце, однако он с облегчением увидел, что Мандред поймал секиру на лету. Сын человеческий любовно провел рукой по лезвию, подивился переплетающимся эльфийским узорам, украшавшим его.
— Хорошая работа. — Мандред повернулся к сыну. — Вот так выглядит настоящее мужское оружие. — Он хотел вернуть его Олловейну, но тот только покачал головой.
— Это подарок, Мандред. В мире людей нужно всегда быть готовым к неприятностям. Я очень хочу увидеть, насколько лучше ты сражаешься секирой, чем мечом.
Мандред играючи крутанул оружием в воздухе.
— Хорошо сбалансировано. — Внезапно он остановился и приложил ухо к лезвию. — Вы слышите? — прошептал он. — От нее пахнет кровью.
Нурамон почувствовал, как все внутри у него сжалось. Неужели Олловейн подарил человеку проклятое оружие? Эльф-целитель слыхал несколько мрачных историй о проклятых мечах, которые проливали кровь каждый раз, когда их вынимали из ножен. То были орудия гнева, выкованные в худшие дни войны с троллями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});