— А Рис-то тут причем? Они не перед ним виноваты, а перед Каяной. — Мне тоже было любопытно, что думает Ард сейчас, как изменились его мысли за время нашего с ним знакомства.
— Как это они не виноваты перед Рисом? Элина, ты чего? Парню всего одиннадцать, а он рос как единственный мужчина в семье. От чего сейчас такие проблемы? Только потому, что он считает себя единственным защитником матери, потому что пока он рос, других мужчин рядом не было. Отца не должны были этого допускать. Как так? Их трое, а мальчишка только при матери растет, их чужими считает, никакой привязанности нет. — Ард говорил, а по его голосу было понятно, как его задело отношению к ребенку. — Когда ты мне родишь волчонка, я сам его всему научу и на лапы поставлю.
— А если он будет слабым, если его лапы держать и не будут? — интересно, а с какой целью такие уточнения?
— Отварчиков для лап сваришь, ты наверняка знаешь какие-нибудь, от слабых лап. А пока я его в зубах потаскаю. Ребенок, это же что-то особенное. Твое продолжение, тот в ком проснется очередной боец, воин, зверь. Тот, кто займет место ушедших, благодаря которому память о моей стае не канет за перевал. Ты думаешь, Дарден от своего медвежонка хоть на шаг отойдет? Да как же! Никакой силой не оттянут. Из него Марина сможет любые веревки вить, а при словах «это надо ребенку», он и за перевал метнется лишь бы достать и принести. Я тебе говорю, вот посмотришь, как только он поймет, что Марина тяжела, конец ее вольной жизни, она у него от любого сквозняка забаррикадирована будет и в три одеяла укутана.
— Какие дети? Он же ушел. — Ох, Элина, больной вопрос.
— Да куда он денется, бесится от ревности, что сделать не знает. От мужей-нагов еще откупиться можно, а Тень куда? Прибить если только.
— Как это откупиться, кто этот откуп возьмет? — Маисса шипела шепотом, но слышно ее было очень хорошо. — Может, это нам, откупиться от мужа-оборотня или прибить? Чем ему, интересно, наги мешают, обеспеченные, обученные, а то, что Марину обидели, то искупят. Я лично прослежу. И медведю вашему передай, что трепать девочке душу и доводить, что она от слез сама не своя и идти не может, я ему не позволю!
— Попал, Дарден! Как думаешь, есть шанс уговорить Марину не рассказывать, прям уж совсем все про то, как Дар сорвался, ее матери? Эллина, ну что ты смеешься? Там же магичка, а у них и так характер не очень, а тут еще и доченьку обидели, причем заметно балованную и любимую. — Ард уже старался помочь своему другу.
— Мать Марины магичка? — Маисса была очень удивлена. — Я думала, она сирота.
— Мы тоже все так думали. Пока Марину не вынудили признаться, что и мама магичка и общается она с ней на расстоянии. А шла она, чуть ли не от северной границы. Вот и представьте силу той мамочки, если она до нагаата добивается. — Ард выдавал свои догадки как истину в последней инстанции.
— Ой, надеюсь, эта мамочка о встрече в храме не узнает — Маисса заволновалась.
— Надейтесь! Но мамочка все знает. — Голос Алиены явно намекал на ее хорошую память.
Сдержаться от того, что бы не засмеяться было невозможно. Но из пересохшего горла вырвался только кашель. Мне тут же подали чашку с теплым питьем. На удивление, чувствовала я себя очень хорошо и была полна энергии и желания действовать.
Подтянувшись, я уселась на кровати. Оказалось, что находилось я в той, же самой комнате, куда для меня притащили вторую кровать. Пока я была в беспамятстве, в поместье черных заявился Ард с мужьями Каяны. А голос что я слышала, принадлежал тому самому белому нагу Сайрусу, старшему сыну Маиссы.
Сейчас он, обвив хвостом и руками, баюкал в своих объятьях хрупкую и очень бледную блондинку. Что-то шептал ей на ушко, что-то от чего девушка улыбалась сквозь слабость. Оказалось, что у этой семьи беда совсем в другом. Они почти все время проводят вместе, и чувства, что появились и до сих пор ярко горят между ними. Приводят к близости между ними. А девушка желала подарить своим мужьям как можно больше детей, копий любимых ею мужчин.
На нагов, как правило, плохо действовали всякие яды и отвары, поэтому принимать средства, не допускающие беременность, приходилось ей. А она просто переставала их принимать. Закономерный итог — скорое наступление очередной беременности. Но организм то не железный, и частые роды с небольшими перерывами в год-два между беременностями привели к тому, что вчера она чуть не умерла.
Чем до крайности напугала своих нагов. А я смотрела и не понимала. Ведь Маисса мне рассказывала, что ее невестка боялась старшего мужа до дрожи и истерик. Но, как мог обижать свою жену тот мужчина, что сейчас с такой нежностью и заботой обнимал и окружал вниманием и лаской. Что с такой благодарностью в голосе сообщал своей жене, что у них дочка и кажется, что у девочки будет дар.
— Дурак был. Слепой дурень! — не ожидала, что белый змей мне ответит.
— Неужели я задала вопрос вслух?
— Нет. Но у вас живое лицо, а я воин храма, мой дар чувствовать эмоции, чуять их словно по запаху. Вот сейчас у вас проснулось любопытство. Цвет чешуи? — Разговаривая со мной, наг не забывал кутать свою жену в легкую простынь и целовать ее глазки. — Моя жизнь, устала? Ты слаба еще после родов. Пойдем, я отнесу тебя в нашу спальню, а то братья тоже испугались, но ждут, когда я смогу надышаться и успокоиться настолько, чтобы выпустить тебя из рук.
Удивительно, но нас всех словно не существовало в тот момент, когда он говорил с женой. Вот была она. Ее комфорт и безопасность были важнее всего. Сказать ей как она важна для него. Вот что было главным для этого нага. И при этом он не был и не казался ни слабым, ни смешным, ни безвольным подкаблучником. Мужчина, что нес на руках свое сердце. И хотела бы я посмотреть на того, кто осмелился бы косо посмотреть или хоть слово сказать. Но вот я уверена, что способ самоубийства можно найти и менее болезненный.
Сайрус вернулся достаточно скоро. Но когда он протянул ко мне раскрытую ладонь, я прижала лапку к груди. А то хватают всякие, а потом браслеты, клятвы и прочие долги. Наг на этот жест лишь рассмеялся. Но все же объяснил.
— Не каждый решит поделиться своей жизнью с другим, чужим для него человеком. Не каждый, кто готов, сможет это сделать. Даже я, храмовник, не могу. А чтобы и уметь, и желать и не из корысти? Впервые такое на моей памяти. Я могу принести вам камней по вашему весу, могу принести столько паучьего шелка, что на пол стелить будете. Но вам это ни к чему. Поэтому я дам вам единственное, что есть у меня и может быть ценным для вас. Защиту и помощь для вас и ваших близких. На ваших пальцах появится вязь моей клятвы. Как только вы окажетесь в беде, я появлюсь рядом с вами.
Алиена ответила согласием и подтолкнула мою руку навстречу с ладонью нага, одновременно объясняя мне, кто такие храмовники. Особая каста воинов, редкая сила и талант которых сделали их достойными принятия богиней в своеобразную личную гвардию. Чешуя таких нагов становилась кипельно белой, а цвет радужки глаз фиолетовым, в цвет приснопамятных фиалок.
После появления на моей многострадальной руке очередного новшества, наг обернулся к Элине.
— Вы что-то хотите мне сказать, но не решаетесь. Говорите, не бойтесь меня.
— Да я хотела не сказать, а отдать. Это отвар для вашей супруги, чтобы побыстрее поправилась. А вот это…это вам. Оно сильное, трех капель на стакан воды и на целое межсезонье никаких беременностей. Принимать только надо мужчинам. — Элина опустила глазки и покраснела. — Я хотела отдать, но посмотрела как вы с ребенком и не знаю теперь… Вам решать.
— И на нагов подействует? С нашими особенностями? Мать говорила, что в семью вошла сильная травница, но чтоб настолько…
— И на нагов подействует. — Элина улыбнулась.
— В смысле, вошла в семью? — голосом Арда можно было ягоды морозить.
— Марина жена моего брата, — Белый ухмылялся, — а не заметить сильной связи между этими четырьмя, может только совсем безглазый. Но твоя мысль мне тоже нравится. У меня полно холостых братьев.