кого убили. Дагон получал больше энергии, когда его поклонники приносили человеческие жертвы. В каждой новой деревне Фенкир и Рани рассказывали людям, каким великим богом был Дагон и как они могли доказать это, потому что Дагон мог воскрешать мертвых. Потом, они убивали меня разницы способами, которые, как они думали, больше всего поразят жителей деревни. Когда я воскресала из мертвых…жители деревни, обычно, уверовали в Дагона и чествовали своего нового бога, выполняя то, что он повелел, принося ему в жертву нескольких своих людей.
Я открыла глаза, не вытирая слезы, которые текли из них.
— Хуже всего было то, что многие годы я тоже верила в Дагона. О, я ненавидела его, потому что моя жизнь была ужасной. Я также боялась его, так как знала, что он может сделать ее еще хуже. Но я была слишком маленькой, чтобы помнить, что Дагона не было рядом в первый раз, когда я вернулась из мертвых. Дагон сказал, что он был тем, кто продолжал воскрешать меня, и он мог делать то, что никто другой не мог, поэтому я действительно думала, что он был бог. Вот почему, — мой голос сорвался, и несколько мгновений я не могла говорить. — Вот почему я поддержала его заявления, — наконец прошептала я. — Я сказала людям, что он бог и что они…они должны делать то, что он говорил.
Сказав это, все воспоминания захлестнули меня, раздавив своим весом. Я закрыла лицо руками и плакала так, как не позволяла себе плакать веками. Так много людей, убитых. Так много семей, разбитых, когда их близкие не вернулись из мертвых, как я. И еще хуже, Фенкир, Рани и Дагон скажут людям, что их неверие помешало воскрешению, и что потребуется, чтобы поднять их веру до необходимого уровня? Больше жертв.
— Не смей винить себя. — Голос Яна прорезал чувство вины, которое, как всегда казалось, уничтожит меня. — Дагон жестоко заставил ребенка помогать ему в обмане, но это был его обман. Не твой. То, через что ты прошла, настолько ужасно, что я удивлен, что ты до сих пор не сломалась. Не смей брать на себя его вину. Он заслуживает всего этого.
— Он заслуживает расплаты, — сказала я, поведя глазами. Я была не согласна с тем, что свободна от вины, но я понимала многое, по крайней мере. — Вот почему меня не волнует, сколько еще жизней я могла бы прожить, если бы оставила Дагона в покое. Я этого не сделаю. Эти люди заслуживают своей справедливости. Они ждали слишком долго.
Он протянул руку, взял мою и провел по ней пальцами. Такой простой жест, особенно учитывая гораздо более наглядные вещи, которые мы делали. Но в тот момент, он был более интимным, чем все, что было до него.
— Ты не потерпишь неудачу. — Его голос вибрировал от интенсивности. — У людей, вроде тебя, самая редкая форма храбрости. Друзья и любовники могут быть готовы умереть друг за друга, но это отчасти эгоистично. Рисковать всем ради людей, которых ты не знаешь- это настоящая храбрость. Ты заставила всех тех людей, убитый Дагоном, отомстить за себя, когда тебе не нужно было. Потом ты стала Стражем Закона, чтобы направлять в безопасное место больше преследуемых людей, а также наказывать тех, кто обижает других. Все это ставит тебя прямо под нос совета, но ты все равно сделала это. Ты переполнена этой редчайшей храбростью, Веритас. Дагон не знает этого, но у него нет шансов против тебя.
Глава 36
Я сжала его руку, потекли новые слезы, которые были на этот раз не от страданий. О, как мне нужно было услышать вслух, что я могу победить Дагона! Более того, чтобы кто-то, кроме меня поверил, что это возможно.
— Спасибо, — тихо сказала я. — Ты же знаешь, у тебя тоже есть эта храбрость. О, ты скажешь, что это эгоистично, потому что ты заботишься о Менчересе и об остальных своих друзьях. Но ты скорее рискнешь умереть, чем рискнешь их жизнями в этой битве. Это храбрость и верность в самой бескорыстной форме.
Он откинулся назад, хотя конечно, отказывался признавать хоть какое-то благородство в своих действиях. Затем он отпустил меня.
— Ты никогда не говорила, как Эрешки вписывается во все это.
Дыхание, которое вырвался у меня, был слишком горьким, чтобы быть смехом.
— Даже несмотря на промывку мозгов, мне пришло на ум задаться вопросом, почему я была единственным человеком, возвращавшимся из мертвых. В конце концов, я усомнилась достаточно сильно, чтобы сказать деревням не слушать Дагона. Фенкир и Рани испробовали всевозможные пытки, чтобы заставить меня остановиться, но я отказалась. Между этим и слухами о других деревнях, глубоко сожалеющих о своем кратком пребывании в поклонении Дагону, новообращенные и жертвы были далеко позади. И вот однажды, Дагон привел Эрешки к моей клетке.
Я все еще могла представить ее: длинные черные волосы, кожа, такого же цвета пустынного песка, что и у меня, и ясные карие глаза, которые морщились в уголках, когда она смеялась.
— Он сказал, что докажет, что он бог, а затем перерезал ей горло. К тому времени я видела так много смертей, что оцепенела…пока ее горло не зажило, и она не вернулась живой. Дагон сказал мне, что Эрешки такая же особенная, как и я, потому что у нас обеих были истинная вера, и если бы только другие были такими же, смерти больше вообще не было бы—
— Я буквально не могу дождаться, чтобы убить его, — зарычал Ян, вскочив на ноги у подножия разрушенной лестницы. — Я знал, что Дагон был ублюдком, но понятия не имел об этом. Я только думал, что он обманывал жадных или испорченных из душ, как это делают другие демоны.
Я была тронута, что Ян принял это так близко к сердцу. Он, возможно, не заботился обо мне так же, как я заботилась о нем, но он явно что-то чувствовал, раз был так расстроен за меня.
— Вот почему Дагон сейчас так завелся. Вот почему он так сильно ненавидит меня. В конце концов, когда мой отец получил всю историю, он наказал Дагона, запретив ему снова собирать своих последователей среди людей. Это отрезало источник питания Дагона, и с тех пор он обвиняет меня в этом. Но вернемся к Эрешки. Она вернулась из мертвых, потому что была заклеймена демоном, о чем я не знала. Я думала, что она была моей подругой. Я… у меня такого никогда не было раньше, и я любила ее больше, чем можно выразить