Но кроме них двоих в подземном зале под башней не было никого. Это Ракеш владел еще и техникой электричества.
Разряд сильно потряс Дана, на несколько мгновений вышибив напрочь способность мыслить. Он повалился на пол, но успел сгруппироваться, изогнул полукругом манипуляторы и крутанул сальто с их помощью, как циркач в стальном колесе. Разворачиваясь в полете лицом к противнику, хлестнул по каменному полу, подхватил вылетевшие осколки и, наполнив их Потоком под завязку, швырнул в Ракеша.
Осколки врезались в Ракеша со скоростью артиллерийского снаряда, но тот успел включить технику земли, снова обретя твердость титана, лишь на груди и животе разорвалась одежда. Осколки при столкновении о твердь груди Ракеша разлетелись буквально в пыль.
“Так, — понял Дан, — он уязвим, когда меняет техники! Если просто бить его, он не выйдет из состояния элемента земли. Надо заставить его сменить технику!”
Он подскочил к Ракешу, использовав манипуляторы как два шеста для прыжков, врезал ногами, опустился на пол и обхватил манипуляторами Ракеша за горло и поперек груди. Кожа Эмиссара обрела синевато-стальной оттенок, лицо Ракеша исказилось от напряжения, но манипуляторы стягивали захват все сильнее. Металл, из которого были сделаны манипуляторы, оказался прочнее техники земли.
Не выдержав давления, Ракеш резко перестал быть стальным и опять нырнул вниз, разом обмякнув. Он скользнул, как ящерица, между ног Дана и оказался позади. Дан обернулся, но недостаточно шустро и ощутил сильнейший удар по пояснице — по тому месту, где крепилась парасаттва.
Ноги у Дана подогнулись, чувствительность в них упала почти до нуля. Потрясенный, он оперся на манипуляторы, как на костыли, но все же не удержался и повалился на спину. Ноги при этом подогнулись как у тряпичной куклы.
У Ракеша появилась возможность окончательно добить Дана, но он не стал этого делать, отвернулся, раскинул руки. Одежда болталась на нем лохмотьями. Он набрал воздуха и проревел низким, почти нечеловеческим голосом:
— ДА-ПХА-ТА! МАХА-АГНИ-ЙЯ!
“Маха” на языке Антарапура означало “великий”, а “чула” — малый. То есть, вяло подумал Дан, огонь, вызванный мантрой до этого, был всего лишь “малым”.
Теперь же мантра вызвала великий огонь, который разносит камень на молекулы. Дан услышал хлопок, от которого заложило уши, пол содрогнулся под ним, пространство зала осветилось нестерпимо сильным светом, и Великое Пламя рвануло из одного конца зала в другой…
…и сжалось, собралось сначала в полыхающий шар, этот шар бешено вращался, потом — в раскаленный до слепящей белизны шарик, сжался еще сильнее, в точку над ладонью Шен Дамона, махасиддха Антарапура.
Лежащий у стены Дан не поверил глазам. Ракеш тоже был изрядно шокирован, разинув рот и часто моргая. Гримаса бешенства и упоения огромной силой стекала с него, как растаявшая восковая маска.
А Шен Дамон, такой же, как и всегда — хмурый, в карминных одеждах, волосатый, пучеглазый — сжал кулак, и великий огонь погас, пропав без следа.
— Ссоритесь, парни? — проворчал он. — А я-то считал, что вы подружились!
— Дамон! — хрипло прокаркал Ракеш.
— Решил уничтожить мандалы и защиту города? — будничным тоном осведомился Шен, указав взглядом на многорукого человека. Точнее, на то, что от него осталось. — Ты так и не познал силы своевременности как основного принципа естественного закона бытия. Все должно происходить в урочный час.
Ракеш отступил на шаг и злобно, без всякого пиетета перед учителем, рявкнул:
— Болтун!
— И еще, — продолжал Дамон, — неужели ты думал, что защиту Антарапура можно снять в одном месте? Это легенда — для таких, как ты, Ракеш!
“О какой защите Антарапура он говорит? — подумал Дан. — Эта статуя — что-то вроде рубильника, отключающего защиту города? Но что это за защита? И от кого? От культа Смарана?”
Ракеш издал дикий и бешеный вопль, в котором звучало больше страха и отчаяния, чем ярости, и бросился на Дамона. Дальнейший бой потряс воображение Дана — он и не подозревал, что можно так биться. Ракеш на невообразимой скорости менял техники, то становясь твердым, то эластичным, как резина, то бил молниями, как Ирис, или просто демонстрировал навыки ближнего боя без магических техник. А вот Шен Дамон вообще не показал ни одной техники — он ускользал, просачивался между ударами, перенаправлял силу ударов по другой траектории. Со стороны представлялось, будто Дамон играется, в то время как Ракеш прилагает невероятные усилия, чтобы хотя бы коснуться противника.
Спустя три секунды Ракеш отпрянул, глаза его вращались, рот скалился.
— Да-Пха-Та! Маха…
Дамон, не особо напрягаясь, свернул направленный на него ревущий огонь в кольцо легкими пассами и, прищурившись от яркого света, ухмыльнулся:
— У меня ощущение, ученик, что ты не особо-то и стараешься! Разве я обучал тебя быть ленивым? Или это сделал другой твой Учитель?
Он швырнул плазменный шар обратно в Ракеша, и тот не успел уклониться — лишь вновь применил технику земли, превратив тело в непробиваемый металл. Пламя опалило его, ударило в центр зала и погасло, прогнав волну раскаленного ветра до Дана, который вынужден был отвернуться и сжаться в комочек. С Ракеша испарилась вся одежда, а сам он превратился в потрескавшуюся серую статую.
— Ты как, Дан Данис? — поинтересовался Дамон издали.
Дан оперся на локоть, потряс головой — чудилось, что волосы медленно тлеют, — направил внимание на ноги: по-прежнему слабы и бесчувственны.
— Терпимо, — сказал он.
— С тобой будет отдельный разговор, — пообещал Дамон. — Как ты собирался отсюда выйти?
— Я не собирался… Я хотел попасть в свой мир.
— Однобокая у тебя стратегия! Есть одно, нет другого. Если бы твой механический кот не сказал, куда ты ушел…
Дамон намеревался продолжить неуместную лекцию, но Ракеш вдруг ожил. С серой статуи посыпался пепел, под ним обнажилось голое и серо-стальное тело Ракеша. Голова, руки и ноги у него обрели обычную окраску. Он хрипло заорал — но не мантру, а нечто нечленораздельное. Поднял руки — и Дан отчетливо разглядел на предплечье, прежде всегда закрытом наручами, причудливый знак… Дан уже видел его — когда против воли переместился по мандале в первый раз вместе с чужаком в маске. Линии знака засветились оранжевым, а Дамон прокричал:
— Остановись! Это тебя убьет!
Но Ракеш продолжил орать что-то невнятное, скрестил руки со светящимися символами, и внезапно погас свет.
На Дана накатило странное зыбкое чувство, немного смахивающее на привычный страх высоты, но было в нем что-то еще, прежде незнакомое… Или давно забытое? Страх? Ужас? Кажется, это чувство посещало его давным-давно, в детстве, когда Григор в состоянии запоя покинул его в запертом доме без света. Дан и забыл это чувство, загнав его в глубины бессознательного.
Подключились