Суть операции была в следующем. Две пары "темпестов" постоянно находились в состоянии боевой готовности, то есть самолеты стояли на взлетно-посадочной полосе, практически готовые взлететь по тревоге, летчики в своих кабинах уже были пристегнуты ремнями, палец находился на стартере, двигатели были разогреты, радио включено.
Как только "262-й" пересек Рейн и направился к нашим границам, Лэпсли послал контрольному посту летчиков предупреждение следующего содержания:
- Алло, Талбот ведущий, карабкайся, крыса, карабкайся, крыса!
Двигатели немедленно завели, загорелись три красных света Верей, чтобы осветить круг и дать "крысоловам" преимущество. Добыча была очень быстрой, поэтому схватить ее было нелегко; два "темпеста" немедленно направились к Рейну/ Хопстену на базу реактивных истребителей. Точно восемь минут с начала сигнала тревоги "темпесты" будут патрулировать подходы к Рейну на высоте 10 000 футов, пытаясь схватить "Мессершмит-262", возвращающийся из своего рейса, которому перед посадкой придется снизить скорость, чтобы выпустить свое шасси и закрылки.
За одну неделю таким образом мы доставили 8 "крыс". Мне не повезло, и я упустил двух, которые проскользнули у меня между пальцев. Второй явился полным триумфом для ребят зенитной артиллерии в Фолькеле. "Крысиная схватка" только что закончилась. Я взлетал, сопровождаемый вторым номером, когда "262-й" с шумом промчался над полем почти в сотне ярдов позади меня. По чистой случайности и Божьему провидению два "бофора" постов SE-4 и -5 указывали правильное направление, и группы заняли необходимые позиции. Каждое орудие стреляло из одной обоймы с вероятностью миллион к одному, и "Мессершмит-262" остановился и распался в воздухе.
Немцы скоро нашли выход из "крысоловки". "Мессершмитам" было приказано возвращаться домой на полной скорости на уровне земли, что очень затрудняло их обнаружение, из-за их маскировки, и не замедлять скорости, пока не достигнут полосы зенитной артиллерии. Оказавшись там, они могли благоприятно и в полной безопасности садиться.
На границе между главными восточными и западными взлетно-посадочными полосами на Рейне на расстоянии 5 миль располагались в двойную линию 160 учетверенных 20-миллиметровых зенитных установок. Они образовывали непроницаемый стальной занавес, под которым фрицы могли проскользнуть и спокойно приземлиться.
За одну неделю мы потеряли три "темпеста", которые пытались атаковать немецкие самолеты в этой полосе зенитной артиллерии. Не было никакого смысла упорствовать. Были отданы четкие приказы, запрещающие любую атаку "Мессершмитов-262" в радиусе б миль от Рейна. Это значительно уменьшило наши шансы сбить какой-нибудь самолет.
7 марта 3-й корпус 1-й американской армии достиг Рейна в Ремагене и благодаря необычному стечению обстоятельств обнаружил неповрежденным мост в Людендорфе. 9-я бронетанковая дивизия захватила его в два счета, и генерал Бредли начал использовать его как плацдарм. За пару дней эта территория на правом берегу Рейна стала такой угрозой для немцев, что они предприняли отчаянные попытки снести мост. Были брошены силы люфтваффе, и американские истребители, которые не имели подходящих баз на доступном расстоянии, скоро были измотаны. Позвали на помощь ВВС Великобритании, и, так как "темпесты" были единственным самолетом, пригодным для прикрытия Ремагена, пока велись боевые действия из Голландии, эта задача пала на нашу долю.
Я возглавлял первые из этих защитных миссий. Наши 8 "темпестов" пролетели над Рейном через Кельн и достигли Ремагена, где нас встретила опасная американская зенитная артиллерия. Янки были в таком нервном состоянии, что даже после того, как мы подали обычные опознавательные сигналы, они продолжали иногда выпускать на пас огонь из "бофоров". К третьему залпу, который задел меня в то время, как я собирал шрапнель в крыле, я почувствовал, что не очень хочу продолжать обеспечивать этим джентльменам учебную стрельбу. Я находился в таком состоянии, что мне хотелось сделать поворот на 180° и отправиться домой. Но... о ужас!.. Мы оказались лицом к лицу с полной армадой из 7 или 8 "Арадо-234", прикрываемых тремя десятками "мессершмитов", пикирующих вниз на тот несчастный мост.
С открытым дросселем я спустился вниз и летел позади их. В тот момент, когда я открывал огонь по "Арадо-234", находящийся на расстоянии тысячи ярдов, четыре десятка "длинноносых" "Та-152" появились из-за облаков у меня слева. К дьяволу "арадо"! По радио я приказал формированию лететь прямо. Скорость стремительно нарастала - 420, 450, 475 миль в час. Я устремился вниз под углом 50°; 7 тонн моего самолета, которые тянули 3000 лошадиных сил, получили ужасное ускорение. "Арадо" аккуратно выровнялся, заметно пошел по траектории, которая привела его на уровень Рейна на несколько ярдов ниже моста. Я был позади в 800 ярдах, но не смел вести огонь. Я почувствовал, что на этой скорости стрельба из моих орудий, несомненно, повредит мои крылья. Находясь все еще позади немца, я произвел заградительный огонь из 40-миллиметровых орудий и тяжелых "MG". Вполне отчетливо увидел, как "арадо" сбросил две бомбы. Одна из них рикошетировала в мост, а другая ударила по дороге, ведущей к мосту. Я прошел слева от моста в 40 ярдах, прямо после его взрыва. Мой самолет уносило, словно клок сена, и он терял равновесие. Я инстинктивно закрыл дроссель и потянул ручку управления на себя. Мой "темпест" выскочил, словно пуля, на высоту 10 000 футов, и я оказался вверх ногами прямо в облаках, обливаясь от испуга потом. Сильнейшая вибрация - мой двигатель перестал работать, - и поток грязи, масла и скобяных изделий ударил мне в лицо. Я шлепнулся, словно свинцовый груз, а затем мой самолет вошел в штопор. Штопор на "темпесте" - самая опасная вещь. После одного-двух поворотов беспомощно раскачиваешься, ударяешься о стену кабины, несмотря на привязные ремни.
При полном качании я дернул за механизм размыкания капота, он отломился у меня в руках. Я попытался встать на кресле, чтобы сгруппироваться, но забыл отстегнуть ремни и получил удар по голове ужасной силы. Когда вышел из-за облаков, я был все еще в штопоре - там внизу была земля, менее чем в 3000 футов. Я надавил ручку управления прямо вперед и широко открыл дроссель. Двигатель кашлянул и вдруг снова загорелся, получив резкий толчок. Штопор перешел в спираль; я осторожно проверил рули высоты, которые слушались хорошо, но поля пролетали у меня перед ветровым стеклом. Я выровнялся менее чем в 100 футах от земли.
Близкое приближение. Я поднял свой шлем и почувствовал, что волосы пропитались потом.
Точно и быстро определил свое местонахождение: я был на правом берегу Рейна к северу от американского плацдарма. Взял курс 310° к дому и по радио сообщил своему патрулю место встречи над Кельном на высоте 13 000 футов. Как раз в этот момент меня вызвал Кепвей:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});