Читать интересную книгу 365 лучших сказок мира - Владимир Одоевский

– Хотелось бы мне иметь право сказать то же о наших солдатах, – со смехом ответил Пертинакс. – Но, слава богам, убежать они все-таки не могут.

– Как вы поступите? – спросил Алло. – Я принес вам приказание… послание от крылатых шапок. Они желают, чтобы вы с вашими воинами присоединились к ним и двинулись на юг, грабить Британию.

– Мне очень жаль, – ответил Пертинакс, – но мы поставлены здесь именно для того, чтобы удерживать варваров.

– Если я отнесу такой ответ крылатым шапкам, то буду убит, – сказал Алло. – Я постоянно говорил им, что, едва Максим падет, вы подниметесь. Я… я не думал, что он может пасть.

– Ах, мой бедный варвар, – снова со смехом проговорил Пертинакс. – Ну, ты продал нам столько хороших лошадей, что мы не можем отдать тебя в руки крылатых. Мы берем тебя в плен, хотя ты и посланник.

– Да, так-то лучше, – согласился Алло и подал нам недоуздок. Мы слабо связали пикта, ведь он был стар.

– Теперь пусть крылатые шлемы являются за тобой; ожидая их, мы выиграем время. Посмотрите-ка, как привычка рассчитывать время въедается в человека, – сказал Пертинакс, затягивая последний узел.

– Нет, – возразил я. – Время действительно может помочь. Если Максим написал письмо, когда он был пленником, значит, Феодосий послал корабль, который вез это послание. А если он посылает корабли, он может рассылать и воинов.

– Нам-то какая от этого выгода? – сказал Пертинакс. – Мы служим Максиму, а не Феодосию. Если даже каким-то чудом Феодосий прислал бы на юг воинов и спас стену, лично мы могли бы ожидать только смерти, подобной смерти Максима.

– Наше дело защищать стену, невзирая на то, умер император или посылает кому-нибудь смерть, – сказал я.

– Эти слова достойны твоего брата-философа, – произнес Пертинакс. – Я же человек без надежды, а потому не говорю торжественных и нелепых вещей. Укрепи стену.

Мы укрепили стену от одного ее конца до другого и сказали офицерам, что ходят слухи о смерти Максима, что эти слухи могут привлечь к нам северян, но что, если справедливы тревожные известия, Феодосий, конечно, пришлет нам помощь ради Британии. Поэтому мы должны держаться твердо. Друзья мои, удивительнее всего в мире видеть, как люди принимают плохие известия; очень часто до тех пор сильнейшие становятся слабыми, а слабейшие поднимаются духом и получают от богов бодрость. Так было и у нас. Надо вам сказать, что мой Пертинакс своими шутками, своею вежливостью, своим трудом вложил мужество в сердца наших немногочисленных солдат и за последние годы научил их воинскому искусству в большей мере, чем я считал возможным. Даже воины нашей ливийской когорты – третьей – стали важно расхаживать по стене в своих подбитых подушками кирасах и не хныкали.

Через три дня от крылатых шапок явилось семеро начальников. В их числе был рослый юноша Амал, найденный мной на берегу; увидев мое ожерелье, он улыбнулся. Мы приняли их радушно, как посланников, и показали им Алло, живого, но связанного. Они думали, что мы его убили, и я понял, что, будь он убит, они не рассердились бы. Алло тоже понял это и обиделся. Для совещания мы собрались в нашем помещении.

Северяне объявили, что Рим готов пасть, и что потому мы должны соединиться с ними, сказав же это, предложили мне взять в управление всю южную Британию после того, как они возьмут с этой области известную дань.

Я ответил:

– Терпение. Докажите мне, что мой генерал умер.

– Нет, – ответил мне один из старшин, – лучше ты докажи нам, что он жив. – А другой хитро прибавил: – Что ты дашь нам, если мы прочитаем тебе его последние слова?

– Мы не купцы, чтобы торговаться! – вскрикнул Амал. – Кроме того, этому человеку я обязан жизнью. Он получит доказательство. – И белокурый юноша перебросил мне письмо Максима (я хорошо знал его печать).

– Мы достали этот пергамент с потопленного нами корабля, – продолжал он. – Читать я не умею, но вижу признак, который говорит мне о смерти императора. – Тут Амал положил свой палец на темное пятно, видневшееся на внешнем свитке, и у меня стало тяжело на сердце; я понял, что это мужественная кровь Максима.

– Читай, – сказал Амал. – Читай, а потом скажи нам, чьи вы слуги.

Пробежав глазами письмо, Пертинакс сказал очень мягко:

– Я прочитаю все. Слушайте вы, варвары. – И он прочел написанное на пергаменте, который я с тех пор всегда ношу подле моего сердца.

Парнезий достал с груди сложенный и запятнанный кусок пергамента и, понизив голос, начал читать:

«Парнезию и Пертинаксу, далеко не достойным капитанам стены, от Максима, некогда императора Галлии и Британии, ныне пленника, ожидающего смерти на берегу моря, в лагере Феодосия; привет вам и предсмертное прости!»

– Довольно, – сказал молодой Амал, – вот тебе доказательство. Теперь вы должны соединиться с нами.

Пертинакс молча и долго смотрел на него, и наконец белокурый юноша покраснел, как девушка. Тогда Пертинакс прочитал:

«Я охотно делал это желавшим мне зла; но если я когда-либо сделал что-либо дурное относительно вас двух, я раскаиваюсь и прошу у вас прощения. Три мула, которых я пытался направлять, разорвали меня на части, как и предсказал твой отец, Парнезий. Обнаженный меч лежит при входе в палатку; он принесет мне такую смерть, какую я приготовил Грациану. Поэтому-то я, ваш генерал и император, посылаю вам добровольную и почетную отставку от службы, в которую вы вступили не из-за денег или почестей, но, как я, согретый этой мыслью, думаю – во имя любви ко мне».

– Клянусь светом солнца, – прервал чтение Амал, – в своем роде он был истинно мужественный человек! Может быть, мы ошиблись в суждениях о его слугах.

Пертинакс продолжал читать:

«Вы дали мне отсрочку, которую я просил у вас. Не жалуйтесь, если мне не удалось хорошо воспользоваться ею. Мы вели блестящую игру против богов, но они сделали фальшивые кости, и мне приходится расплачиваться. Помните, я «был», но Рим продолжает существовать; Рим останется цел. Скажи Пертинаксу, что его мать живет в полной безопасности, в Никее, и что ее средства в руках префекта Антиполиса. Напомни обо мне своему отцу и матери, дружба которых была для меня драгоценна. Скажи моим маленьким пиктам и крылатым шапкам все, что смогут понять их тупые головы. Если бы дела мои шли удачно, я послал бы вам сегодня же три легиона. Не забывайте меня. Мы работали вместе. Прощайте, прощайте, прощайте!»

– Это было последнее письмо моего императора. (Дети слышали, как захрустел пергамент, когда Парнезий прятал его на прежнее место.)

– Я ошибался, – сказал Амал. – Слуги такого человека способны торговать только с помощью меча. И я рад. – Он протянул мне руку.

– Но ведь Максим освободил вас, – заметил один старшина, – и вы имеете право служить, кому хотите, или управлять, кем и чем желаете. Соединитесь с нами, не идите за нами, а присоединитесь к нашим войскам.

– Благодарим, – сказал Пертинакс, – но Максим велел нам передать вам такие вести, какие – простите меня, я повторяю его слова – ваши тупые головы способны понять. – Он указал через открытую дверь на подножие заряженной и готовой стрелять метательной машины.

– Мы понимаем, – сказал один из старшин. – Стену получить можно только одной ценой? Да?

– К сожалению, – со смехом сказал Пертинакс, – именно, – и он предложил им нашего лучшего южного вина.

До последней минуты они молча пили и теребили свои золотистые бороды; наконец, поднялись с мест.

Потягиваясь (они были варвары), Амал сказал:

– Теперь была у нас веселая компания, но что сделают с нами вороны и акулы раньше, чем растает этот снег?

– Лучше подумай о том, что нам пришлет Феодосий, – ответил я, и, хотя они засмеялись, я увидел, что мое случайное замечание попало в цель.

Старый Алло отстал от крылатых шлемов.

– Видите, – сказал он, подмигивая, – я просто-напросто их собака, и, когда покажу их воинам короткую дорогу через наши болота, они откинут меня ударами ног, как пса.

– В таком случае, я на твоем месте не торопился бы показывать им тайный путь, – сказал Пертинакс, – а выждал бы, когда у меня явится убеждение, что Рим не может спасти стены.

– Ты так думаешь? Горе мне! – произнес пикт-старик. – Я жаждал мира для моего народа, – и он пошел за крылатыми шапками, спотыкаясь в глубоком снегу.

Таким вот образом, медленно, день за днем, приблизилась к нам война, а такая медлительность нехорошо действует на колеблющиеся войска. В первый раз крылатые шлемы налетели с моря, как прежде, и мы тоже, как прежде, встретили их катапультами; им это не понравилось. Долгое время они не решались ступать по земле своими утиными ногами, и, когда дело дошло до открытия тайн племени, маленькие пикты испугались и почувствовали стыд при мысли, что они покажут чужестранцам все свои тайные дороги через вересковые низины. Я узнал это от одного пиктского пленника. Пикты были нашими врагами и в то же время нашими лазутчиками, потому что крылатые шлемы притесняли их и отнимали их зимние запасы. Ах, глупый мелкий народ!