Мы прибыли в Порт-Артур за месяц до начала войны. Один из привезенных мной аппаратов “Попов — Дюкрете” я установил на флагманском броненосце “Петропавловск”, а другой на Золотой горе.
В это время на крейсере “Варяг”,.стоявшем в Чемульпо, старшим минным офицером был лейтенант Р. Берлинг, так же как и я — ученик Попова, специально работавший у него по беспроволочному телеграфированию. Я списался с Берингом, и нам удалось сговориться о соответствующей настройке аппаратов.
За три дня до войны мы впервые связались. Я телеграфировал на “Варяг” позывные Золотой горы и получил в ответ позывные “Варяга”. Об этом было доложено штабу эскадры.
Таким образом связь с “Варягом” в принципе была налажена по воздуху до событий в Чемульпо. Поэтому кап. 1 р. Руднев, командир “Варяга”, 26 января мог бы по беспроволочному телеграфу сообщить в Артур адмиралу Старку о том, что Чемульпо блокировано японской эскадрой адмирала Уру» [10. С. 410–412].
В настоящее время документально подтвердить версию Власьева невозможно, но, по моему мнению, он прав.
В 1904 г. Морское ведомство заключило несколько контрактов с германским акционерным обществом «Сименс и Гальске» на поставку в общей сложности 51 корабельной радиостанции фирмы «Телефункен». Официально эти радиостанции назывались «стомильными». Однако фактическая дальность устойчивой связи зависела от времени суток[31], возмущений магнитного поля Земли и т.д. Кроме того, фирма «Телефункен» в 1904 г. поставила России и несколько более мощных радиостанций. Так, радиостанция «Телефункен», установленная на вспомогательном крейсере «Урал», имела дальность действия до 750 км, а береговая радиостанция «Телефункен», отправленная во Владивосток поездом в декабре 1904 г., имела дальность 1000 км.
Странно, что Военное ведомство полностью игнорировало опыт Морского ведомства и не желало иметь дело с беспроволочным телеграфом. Лишь в начале 1905 г. в Петербурге были сформированы две «искровые» роты под командованием капитана И.Л. Леонтьева. В мае 1905 г. обе роты прибыли в Маньчжурию. Каждая была снабжена шестью действующими и двумя запасными радиостанциями. Однако применить их в ходе боевых действий не успели.
Надо ли говорить, что если бы радиостанции «Телефункен» были доставлены в Маньчжурскую армию хотя бы в середине 1904 г., то это существенно улучшило связь между русскими войсками, а также дало бы возможность перехватывать или глушить переговоры японцев.
По Высочайшему повелению Николая II от 28 января 1904 г. русским войскам, находившимся в то время в Южной Маньчжурии, было присвоено наименование Маньчжурской армии. В состав ее первоначально вошли: I, II и III Сибирские армейские корпуса, 1-я Сибирская пехотная дивизия и льготные части Забайкальского казачьего войска.
Сверх того, Высочайшим повелением от 12 февраля в состав Маньчжурской армии включались: IV Сибирский армейский корпус, Сибирская и Оренбургская казачьи дивизии, X и XVII армейские корпуса.
В район действия Маньчжурской армии входили Квантунская область, Маньчжурия и Забайкальская область. Руководство войсками в Приморской и Амурской областях объединялось в руках начальника обороны Приморской области. Войска эти составляли Южно-Уссурийский отряд, в район действия которого включались Приморская и Амурская области. Войска, расположенные в Квантунском укрепрайоне, составляли Квантунский отряд и подчинялись начальнику Порт-Артурского укрепленного района.
С началом войны командующий войсками Приамурского военного округа и генерал-губернатор Приамурья генерал от инфантерии Николай Петрович Линевич (1838–1908) принял на себя командование всеми войсками в Маньчжурии и.выехал в Ляоян.
Но 8 февраля 1904 г. царь приказал назначить командующим генерала от инфантерии Александра Николаевича Куропаткина[32]. Любопытно, что Куропаткин представил Николаю II список кандидатов для занятия этой должности, где первым был Линевич, но рядом с его фамилией стояла пометка — 65 лет. Сам же Куропаткин был на 10 лет моложе Линевича.
В тот момент в Петербурге верха еще надеялись на быстрый разгром «макак», и многие рвались за своей долей славы в Маньчжурию. В этом плане Куропаткин был не одинок. 6 февраля великий князь Павел Александрович (сын Александра II) специально приехал в Царское Село и уговорил Николая II отправить его в Маньчжурию «порезвиться». Правда, позже, по здравому разумению, дядя Павел передумал.
Во Всемилостивейшем рескрипте, врученном Куропаткину, царь писал: «Зная Ваши блестящие военные дарования, стратегическую подготовку и выдающуюся боевую опытность, я признал за благо вверить Вам ответственное командование Моею армией, действующей в Маньчжурии против японцев, освободив Вас для сего от обязанностей военного министра. Да поможет Вам Бог успешно совершить возлагаемый мною на Вас тяжелый, с самоотвержением принятый Вами подвиг» [15. Т. XIV. С. 414].
Тут, как говорится, «каков поп, таков и приход». Такому гениальному верховному главнокомандующему, как Николай II, был под стать и Куропаткин с «блестящим военным дарованием».
Царское правительство, зная о военных приготовлениях Японии, не только не сумело к январю 1904 г. сосредоточить достаточного количества войск в Маньчжурии, но и даже не пожелало складировать вооружение на случай переброски подкреплений на Дальний Восток. А ведь победа в Маньчжурии зависела главным образом от того, кто больше и быстрее доставит войск в район боевых действий.
Но вот началась война. Доставка войск и оружия по морю стала невозможна. Осталась однопутка Транссибирской магистрали. Дорога вокруг Байкала не была достроена, поезда с одного берега озера на другой переплавлялись летом паромами, зимой по льду. Железнодорожные поезда в составе 24 двухосных вагонов шли от центра России до района военных действий целый месяц, в то время как база снабжения японской армии находилась в трех сутках пути по морю. Транссибирская магистраль заканчивалась у Сретенска, потом перевозки осуществлялись по КВЖД, недавно построенной и имевшей много недоделок. Из-за трудного профиля на некоторых участках поезда проводились частями, по 5–10 вагонов. Летом 1904 г. пропускная способность Транссиба составляла шесть пар поездов в сутки.
Казалось бы, в такой ситуации на фронт надо посылать самые элитные части — гвардию. Но гвардия в России существовала главным образом для охраны царя-батюшки и многочисленной императорской фамилии, а также для парадов, высочайших смотров и т.д. Ну ладно, можно было взять наиболее боеспособные части из армий западных военных округов. Но тут завопили генералы и дипломаты — нельзя, мол, оголять западную границу.
Между тем оснований для таких воплей абсолютно не было. Русский посол в Берлине 8 октября 1904 г. сообщил в Петербург: «Не могло быть никаких сомнений в чувствах императора Вильгельма, благодаря его расположению к нам Германия осталась для нас благожелательным соседом, поведение которого явилось ценным залогом для нашей безопасности по всему протяжению европейской границы» [54. С. 527].
Следуя примеру монарха, также дружелюбно по отношению к России держал себя и германский рейхсканцлер граф Бернхард Бюлов. Уже на следующий день после нападения японцев на Порт-Артур он передал русскому послу, что «Российский император может видеть в Германии честного и лояльного соседа». «Германская политика, — заявил рейхсканцлер в парламенте, — не допустит порчи дружественного характера русско-германских отношений. Упрочение близких отношений к России является одной из главных основ внешней политики Германии». И добавил, обращаясь к партии социал-демократов: «И чем усиленней вы будете агитировать против России, тем старательней я буду заботиться о поддержании мирных и дружественных сношений с нею». Прошел год войны, прогремел Мукден, а отношения Германии не изменились. «Ни перипетии войны, ни внутренние волнения не смогут скомпрометировать Россию как великую державу», — отвечал Бюлов тем же социал-демократам 3 марта 1905 г. «Русское правительство прекрасно знает, — продолжал он, — что Германия решила не пользоваться настоящим положением России по созданию ей каких-либо затруднений и что он, канцлер, решил заботливо поддерживать эту политику, отнюдь не давая увлечь себя в ссору с Россией» [54. С. 528].
Замечу, что за последующие почти сто лет ни один исследователь не усомнился в искренности этих высказываний кайзера и рейхсканцлера и не нашел ни единого доказательства того, что Германия собиралась напасть на Россию в 1904–1905 гг. Да и с точки зрения здравого смысла такой поступок был бы самоубийством для Германии. 1904-й — это не 1914 г., и тогда Германия еще не была готова воевать на два фронта.
По мнению автора, в Петербурге никто не ожидал нападения Германии. Просто Николаю II хотелось показать кузену Вилли и остальной Европе, что, мол, «макак» он не боится и из принципа не снимет ни одной дивизии с западных границ.