Аврора не отвечала, и Николас осторожно повернул ее лицо к себе.
— Ты сказала, что доверяешь мне.
Аврора подняла глаза. Николас пристально смотрел на нее. Он ждал ответа.
— Да, я доверяю тебе, — прошептала она.
Лицо его расслабилось, он осторожно провел кончиком пальца по ее губе. Аврора моргнула, и по щеке покатилась слеза.
Закрыв глаза, она смахнула ее.
Но остановиться уже не могла. За первой слезой последовала вторая, и Аврора зарыдала. Николас обнял ее, прижал к себе, и все страхи прошлого, все горе, копившееся в ней годами: деспотизм отца, потеря близких, — все прорвалось наружу потоками слез.
Когда слезы иссякли, Аврора обнаружила, что лежит с ним на койке, уткнувшись лицом ему в грудь, а он нежно гладит ее по голове, и его покрытые щетиной скулы слегка царапают ей щеку.
— Прости, — охрипшим голосом пробормотала она.
— Не надо. — Он достал из кармана платок, вытер ей слезы и поцеловал в лоб.
Аврора лежала не шевелясь, в полном изнеможении.
. — Ты прав, — произнесла она наконец. — Я малодушна.
— Нет, — ласково ответил Николас, — просто ты слишком долго не противилась страху, позволила ему тобой овладеть.
Она вздохнула, когда его теплые губы коснулись ее век.
Вот так бы и лежала всю жизнь в объятиях Николаса, прижавшись к нему, сильному и надежному.
Однако Николас вдруг замер, и сердце его учащенно забилось. Он понимал, что Аврора сейчас ждет от него не страсти, а сочувствия, понимания.
Он хотел успокоить ее, помочь избавиться от страха и отчаяния. Но больше всего он хотел ее.
Губы его словно по собственной воле коснулись ее раскрасневшегося лица. Она шевельнулась, и его плоть зажглась огнем. Он потерял над собой контроль.
Когда он прильнул к ее губам, она слабо запротестовала и попыталась увернуться от поцелуя, но он был настойчив, и вскоре ее губы стали горячими и податливыми.
Внезапно она оттолкнула его и прерывисто задышала, глядя на него своими пронзительно-синими глазами, в которых было смятение.
Он видел, что она хочет его, и убедился в этом, когда коснулся ее шеи и почувствовал бешеное биение пульса.
— Я жажду твоей любви Аврора, — осевшим от желания голосом произнес он. — Но если тебе неприятно, скажи, и я остановлюсь.
Он ждал, напрягшись, как пружина.
Аврора смотрела в его глаза и тонула в их глубинах. Она не хотела его страсти, но перед его нежностью и ласками не могла устоять.
— Я не хочу, чтобы ты останавливался, — прошептала она, погрузив пальцы в шелк его волос. — Люби меня, Николас.
Глава 18
Он обещал мне райское наслаждение. Не знаю, хватит ли у меня мужества поверить и согласиться.
Он медленно раздевал ее, руки дрожали от неутоленного желания. Она все еще стеснялась своего тела, и он старался быть нежным.
Аврора стояла перед ним нагая. Он вытащил шпильки из ее прически, и волосы рассыпались по плечам. Соски были напряжены, кожа в свете лампы отливала тусклым золотом.
Она сама не понимала, насколько хороша, чувственна. В ее глазах, выражении лица он видел отражение собственного желания — она его хотела так же сильно, как и он ее.
— Аврора, — пробормотал он, целуя ее губы, все глубже и настойчивее проникая в ее тайны. Он чувствовал, как она дрожит, и с трудом сдерживался, чтобы не овладеть ею. Нет, сегодня он будет любить ее не спеша. Не станет торопить события.
Николас оторвался от ее губ и стал раздеваться. Затаив дыхание Аврора смотрела на его великолепное тело, на возбужденную плоть. Он смотрел на нее, и его взгляд завораживал.
В нем было томление. Николас хотел ее так, что, казалось, умрет, если не получит желаемого. Он провел дрожащими пальцами по ее обнаженным плечам, по груди, по бедрам, прижался к ней своей восставшей пульсирующей плотью.
— Видишь, что ты со мной сделала? — спросил он нежно. И, не дав ей ответить, коснулся языком ее груди. Аврора вздрогнула и застонала, вцепившись ему в плечи.
Ее стоны доводили Николаса до безумия, но, вспомнив, как грубо взял ее вчера, он решил терпеть. Пусть Аврора почувствует, как нежно он ее любит.
Он опустился перед ней на колени, потерся щекой о ее бедро, вдыхая ее запах.
Не обращая внимания на ее протест, коснулся языком ее лона, нащупал языком набухшую почку — средоточие желания.
Она едва держалась на ногах, теребя его волосы, готовая молить о пощаде, но он удерживал ее бедра в неподвижности, непрерывно лаская ее языком.
Это была пытка, пытка нежностью…
— Николас, прошу тебя… — взмолилась она.
Язык его проникал все глубже, по телу Авроры пробегали судороги. Николас нашептывал ей ласковые слова, но они долетали до нее словно издалека.
— Воспламенись от моего огня…
Ее тело сотрясалось от судорог, из груди вырвался крик, она упала бы, не подхвати ее Николас на руки.
— Довольно… — пробормотала Аврора. Огонь желания горел в его глазах.
— Нет, мой ангел, это только начало.
Он снова поцеловал ее и бережно, словно драгоценную вазу, отнес на кровать и лег рядом.
Пытка лаской продолжалась. Никогда еще Аврора не испытывала такой сладкой, такой упоительной истомы.
Крик сорвался с ее губ.
Она снова запросила о пощаде, но, казалось, прошла целая вечность, прежде чем он услышал ее.
Не отрывая от нее горящих глаз, он вошел в нее и, приподнявшись на локтях, смотрел ей в глаза.
— Знаешь, сколько раз я мечтал держать тебя в объятиях?
— Я тоже о тебе мечтала, — прерывистым шепотом ответила она.
Именно такого ответа он ждал. Он еще глубже вошел в нее, и Аврора удовлетворенно вздохнула: наконец-то!
Еще один толчок, и она вскрикнула. Николас приподнял ее бедра, чтобы она еще полнее ощутила его в себе.
Голова ее откинулась на подушку. Она больше не могла думать — могла лишь чувствовать.
Тогда он начал двигаться в ней, все быстрее и быстрее, словно не мог сопротивляться огню, что подгонял его. Руки ее слепо шарили по его мускулистому телу, наслаждение нарастало, полнилось, вот-вот готово было взорваться.
Николас был одержим тем же исконным, изначально присущим всему живому желанием. Он пытался оставаться нежным, но не мог — волны накатывали одна за другой, унося прочь все доводы рассудка.
Взрыв был двойным. Николас заглушил ее стон поцелуем.
Когда все кончилось, волна нежности захлестнула его. Он откатился в сторону, увлекая за собой Аврору. Она лежала, уткнувшись лицом ему в грудь. И тут Николас понял, что имя этой щемящей нежности — Любовь. Он любил Аврору. Боже святый…
Николас зажмурился, не зная, радоваться или печалиться.
Он был в шоке. Любовь не входила в его планы. До сих пор он шел по жизни без сожалений, не зная грусти разлук. Опасность влюбиться ему не грозила, он был уверен, что не способен на такое глубокое чувство.