Станис благодарно кивнул.
— А это — тот самый белый волк? — маг сосредоточился на Натане. — Крупный зверь.
— Точно, мой господин, мы купили его щенком на севере Сантарры. По правде говоря, в нем есть примесь собачей крови, но внешне это не заметно.
Асторис кивнул и вынул из рукава кусочек копченого окорока.
— Иди-ка сюда, парень! Иди, что дам, — кегары заволновались, но Изабель поманила их и они смирились с судьбой. Натан осторожно подошел к незнакомцу, обнюхал его руки и смачно счавкал предложенное лакомство. Аромат мяса донесся и до меня, я сам был бы не прочь съесть это. Маг почесал оборотню лоб, Натан лизнул протянутую ладонь и еще раз внимательно обнюхал человека.
— Фи, попрошайка! — погрозила ему пальчиком Изабель, волк поджал уши и повилял хвостом.
— Ничего, ничего, — успокоил маг укротительницу. — Хорош, чертяка. Как он уживается с кошками?
— Он вырос вместе с ними, — улыбнулась Изабелла. — А кегары, в принципе, очень терпимые животные.
— Обязательно приду на ваше представление! — Асторис поднялся и отряхнул плащ. — Животные — моя слабость, но думаю — на остальное тоже стоит посмотреть. Всего доброго! Прошу прощения, если помешал.
Мы дружно стали уверять его, что были счастливы знакомству. Маг ушел и Стражи незаметно исчезли вместе с ним.
— Хороший человек, правда? — Изабель обняла кегаров. — Как жаль, что нам пришлось ему солгать.
— Ничего не поделаешь, — крякнув, Ирвин выпрыгнул из фургона. — Но вышло просто гениально!
Я повернулся к оборотню.
— Отлично сыграно, Натан! С таким талантом тебе не страшны все маги Гильдии.
Волк смущенно опустил морду. Мастер Лезвий покачал головой:
— Все это хорошо не кончится.
Несмотря на пессимизм Станиса, все обошлось. Асторис побывал на представлении и остался очень доволен, мы выдали всю нашу программу, Ирвин тоже выступил с очень эффектным иллюзионистским трюком. После представления маг даже заглянул за кулисы, чтобы лично выразить свое восхищение.
Однако Станис засобирался в путь.
— Не стоит привлекать внимание власть имущих, — объяснял он свою поспешность.
Натан уныло наблюдал за сборами, я понимал его чувства — ему предстояло покинуть родные места, быть может, навсегда, оставив друзей и близких в тягостном неведении. Пожалуй, это было даже хуже моего отъезда.
Мы стали счастливыми обладателями двух фургонов и шести лошадей, одна повозка целиком досталась женщинам, тесниться больше не приходилось.
Ранним утром маленький караван выехал в Ункерт и местная ребятня чуть ли не целую лигу провожала нас по дороге. Они не были разочарованы — Ирвин творил в воздухе огненных птиц и радужные шары, цыганки пели под аккомпанемент гитары, Станис гарцевал впереди, горяча вороного жеребца, увешенного мишурой и бубенцами.
Жизнь снова превратилась в дорогу и маскарад.
С началом пути странные видения вновь заполнили мои сны. Те, в которых не присутствовал Мирандос, неизменно начинались в холодной безграничности ночного неба. Головокружительный полет устремлялся вверх и во вне, там, за пределами всего, меня обступал странный тягучий мир, полный парящих скал и летающих замков.
В пространстве, не имеющем не верха, ни низа, блуждали разноцветные сполохи.
Камни, не отягощенные собственным весом, создавали фантастических очертаний арки и паутины, замерзшие водопады блистали бесчисленными радугами. Временами, среди наплывов камня угадывались какие-то строения, то ли поднимающиеся из скалы, то ли врастающие в нее. Асимметричность и иррациональность форм таили в тебе болезненное очарование, это было похоже на чудесный каменный сад, где ни один камень не напоминал другой формой или цветом. Абсолютная прозрачность эфира скрадывала расстояния и то, что казалось циклопическим строением могло быть булыжником не больше ладони, а неровный обломок скалы вдруг закрывал полнеба.
Перспективы просто не было, мир вокруг безнадежно потерялся в отражениях мириадов зеркал, исказивших само понятие о пространстве. Свет шел из ниоткуда, словно имел собственную жизнь и плодил красочные блики в самых неожиданных местах, а там, где сознание ожидало увидеть их источник были только пустота да редкие массивы облаков, сложенные изящными завитками дыма. Все было завораживающе необычно, но быстро утомляло, и я ни разу не досмотрел, куда влечет меня извилистый путь. Иногда, в вдалеке мелькали очертания будто бы замка, при одном взгляде на который у меня начинала кружиться голова, но он всегда был далеко и никогда не приближался.
Все шаренские дороги, подобно притокам большой реки, вливаются в Илкенский тракт — единственный сухопутный путь, ведущий от Моря Гроз во внутренние районы континентального Ункерта. В конце концов и мы выбрались на него, где-то на полпути между гаванями и болотистыми низинами Тарнхега.
Думая об Илкенском тракте, я ожидал увидеть вереницы тяжелых фургонов, везущих товары в Шарену и Ункент со всего необъятного Востока, из Саркессии и Южных морей, но движение по тракту было вполне умеренным. По правде говоря, знаменитый торговый путь оказался большой, порядком раздолбанной дорогой и мог бы, на мой взгляд, содержаться в лучшем состоянии.
Станис чувствовал себя здесь как рыба в воде — труппа не раз проезжала по этим местам. Он без труда находил еду, ночлег и аудиторию, платившую за представления пусть не так щедро, как жители Плавницы, но все же вполне сносно.
На меня же Ранкор произвел даже более удручающее впечатление, чем запустение Серединных равнин: за все дни пути нам не попалось ни единой рощицы или перелеска — все пространство вокруг было распахано и возделано, плотные зеленые изгороди разделяли поля на уныло-однообразные наделы и отгораживали их от обочин тракта на манер крепостных стен. Мутным ручейкам, гордо носящим название речек, не хватало силы зажурчать в арках каменных водостоков, проложенных под полотном дороги.
Фермерские усадьбы прятались за высокие глухие заборы, неотъемлемой частью любого дома были сторожевые псы. Хотя, недоверчивость населения можно было отнести за счет огромного количества бродяг и прочих сомнительных личностей, которые передвигались по тракту в обоих направлениях.
Но особенно скверное мнение сложилось у меня о придорожных трактирах.
На них путешественник натыкался за каждыми поворотом дороги, около каждого моста или колодца. Их было наверное раз в пять больше, чем на Западном тракте в Сантарре и, по большей части, это были грязноватые, задрипанные забегаловки. На каждом постоялом дворе имелась комната-другая на случай появления состоятельных путешественников, остальным же приходилось ютится в маленьких комнатушках и делить постель с многочисленными насекомыми. Если вам за ужином не подавали рагу с тараканами, гостиница считалась фешенебельной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});