Однако в следующем году он получит всё.
— С днём рождения, Шарлотта, — говорит папа тем утром за завтраком. Он попросил меня подняться к завтраку — только меня, — чтобы мы могли поговорить. Он даже приготовил французские тосты и яичницу-болтунью, добавив к кленовому сиропу бутылочки острого соуса и кетчупа. Мой подарок — красивая рамка с моим письмом о приёме в университет Борнстеда внутри, напечатанным на картоне, слова выбиты тёмно-синим тиснением. Да, это определённо подарок от настоящего директора.
— Спасибо, — говорю я, улыбаясь, а затем кладу вилку рядом с тарелкой. — Уверена, никто из нас не думал, что я доживу до этого дня, да? — я шучу, и папино лицо бледнеет до ужасного пепельного оттенка. — Просто имела в виду, я думала, ты можешь убить меня… образно говоря. Кроме того, я виновата, мне не следовало шутить со смертью, когда культ разгуливает на свободе.
— Шарлотта, — рявкает отец, бросая взгляд на дверь. Честно говоря, у него есть причина нервничать.
Прошлой ночью я села и составила список всех незначительных, но жутких инцидентов, которые смогла вспомнить за прошлый год.
1. В тот день окно над раковиной было открыто, и я услышал шорох в кустах.
2. Большая тёмная фигура на Хэллоуин — мистер Мерфи настаивает, что это был не он.
3. Восковая свеча в женском общежитии и пропавшая фотография Дженики.
4. Странные звуки в листве за пределами общежития для девочек.
5. Скрипучий звук шагов на верхнем этаже общежития для девочек — хотя это легко мог быть Рейнджер.
Совершенно очевидно, что посвящённые Братства преследовали меня в течение довольно долгого времени.
Папа резко выдыхает, протягивая руку, чтобы потереть виски. Он, кажется, осознаёт, что делает, кладёт руки на колени и заставляет себя улыбнуться мне.
— Твоя мать тоже прислала кое-какие подарки. Я положил их наверху, на твою кровать.
— Круто, спасибо, — говорю я, гадая, как долго мне придётся здесь сидеть, прежде чем я смогу позвонить парням, чтобы они пришли за мной. Дело не в том, что я не хочу проводить время с папой, просто… мы любим друг друга, но нам нечего сказать друг другу, если в этом есть смысл. — Ты… будешь не против увидеть её с Йеном там на Рождество?
Завтра мы садимся в самолёт до Калифорнии, чтобы навестить моих маму и тётю. И Монику тоже. Но мама уже обронила около трёх тысяч тонких намёков на то, что Йен будет у неё дома на Рождество. Я просто надеюсь, что папа переживёт, увидев их вместе.
— Йен Дэйв — хороший человек, — произносит он с таким видом, словно ему действительно доставило бы удовольствие набить морду библиотекарю.
— Он и Натан, верно? — спрашиваю я, склонив голову набок, как будто, возможно, я смогу понять своего отца, если посмотрю на него под новым углом. — Кажется, ты доверяешь им обоим, но я действительно изо всех сил пытаюсь понять почему.
— Я не вправе отвечать на твои вопросы, Шарлотта. Ты знаешь, что я бы сделал это, если бы мог.
Я не утруждаю себя спором с ним. Он импульсивный приверженец правил. Это не делает его плохим парнем, но в то же время кажется таким удушающим жить так жёстко. Я не хочу жить поверхностной жизнью, как моя тётя Элиза, но я также не хочу жить в коробке, как мой отец.
— Ты, по крайней мере, позволишь мне полетать на самолёте Монтегю, верно?
— Шарлотта, я не одобряю такого рода излишества. В наших билетах эконом-класса нет ничего плохого.
«В билетах эконом-класса нет ничего плохого, за исключением сведённых судорогой коленей и людей в вонючих носках, которые снимают обувь, кричащих младенцев и людей, которые бьют вас по лицу, когда откидывают спинку сиденья. Но конечно же. Окей, бумер».
— Тогда ладно. — Я встаю, достаю телефон из заднего кармана и трясу им для пущей убедительности. — Я собираюсь позвонить ребятам, чтобы они пришли и забрали меня.
Прежде чем выйти на крыльцо, чтобы позвонить, я останавливаюсь рядом с папиным креслом и обнимаю его за шею, мимолётно сжимая. Ни у кого из парней нет таких проблем с проявлением чувств, как у меня. Я думаю, что начинаю учиться у них. Это нормально — время от времени обнимать или говорить, что я люблю тебя. Эти вещи не делают тебя слабым или уязвимым, они делают тебя сильнее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— У Арчи добрые намерения, но он совсем меня не понимает, — говорю я ребятам, когда мы возвращаемся в общежитие, а ветерок дует с морозным обещанием нового снега. — Полагаю, это особенность большинства родителей, да?
— К сожалению, моя мама понимает меня слишком хорошо, — отвечает Черч, глядя на несколько крошечных снежинок, которые падают с серого неба. Шея у него обмотана толстым шарфом, всё остальное тело закутано в шерстяное пальто. — Она хочет, чтобы я купил дом недалеко от Борнстеда, чтобы мы могли там жить. — Он очень многозначительно смотрит в мою сторону. — Или ты предпочла бы жить в общежитии?
Я смотрю на него так, словно у него выросли антенны.
— Твоя мама хочет, чтобы ты купил — я полагаю — абсурдно дорогое жильё… или же мы можем жить в крошечных общих комнатах в общежитии, которые, вероятно, имеют гендерную специфику, строго бинарны и заполнены мебелью из Икеа?
Черч смеётся, а Спенсер ухмыляется и бросает на него взгляд, говорящий я же тебе говорил.
Мы толкаем дверь в общежитие для парней, массивная ёлка в углу, украшена гирляндами и блестящими стеклянными украшениями. К счастью, большинство студентов уезжают на каникулы завтра, так что здание не так пусто, как могло бы быть. Я просто рада, что ребята собираются присоединиться ко мне в Калифорнии хотя бы на часть отпуска. У каждого из них есть отдельные планы встретиться со своими семьями в какой-то момент в течение двухнедельного периода, но со мной всегда будет по крайней мере один человек.
Потому что… культовые проблемы.
Не потому, что я безумно в них влюблена или что-то в этом роде.
— Неужели будем только я и Черч… — начинаю я, стараясь не быть неблагодарной, но отчаянно надеясь, что другие парни тоже будут жить с нами. Я всё ещё не совсем уверена, что происходит со всеми нами, но мне нравится то, что у нас есть. Это наша собственная маленькая семья в процессе становления.
— Ты с ума сошла? — спрашивают близнецы с обеих сторон группы. Меня всегда поражает, как они способны говорить в унисон, даже находясь довольно далеко друг от друга. — Мы тоже будем там.
— Мы будем там, — соглашается Рейнджер, останавливаясь у подножия лестницы и бросая взгляд на Спенсера. — Не беспокойся об этом. — Он оглядывается на меня, пока я стою, положив руку на перила, ожидая увидеть, что они задумали. — Прямо сейчас нам нужно кое-что сделать, но мы вернёмся. Мика. — Он присоединяется к ним, и они втроём отходят от Черча, Тобиаса и меня.
Моё сердце сразу же начинает бешено колотиться, и мне приходится сморщить лицо, чтобы сдержать волнение.
Они точно планируют какую-то хрень в честь моего дня рождения.
Я просто знаю это.
Они все уже сказали мне «с днём рождения», и я получила несколько случайных подарков: например, набор модных подушек от Черча, туфли на высоком каблуке, которые выглядят как пирожные от Рейнджера (магазин обувной выпечки — моя новая навязчивая идея), новый ноутбук от Спенсера и стопку, по общему признанию, милой одежды от близнецов.
Но дело не в этом.
Я могла бы сказать, что эти подарки были скорее развлечением, чем чем-либо другим.
— Не испорти этот сюрприз, — говорит Тобиас, предупреждающе указывая на меня, его губы изгибаются в улыбке. — Мы усердно работали над ним.
— Сюрприз, какой сюрприз? — спрашиваю я, взбегая по лестнице в свою комнату, прежде чем он успевает ответить.
Потому что я знаю их слишком хорошо, и я знаю, что что бы они не сделали, это будет прекрасно.