— Да, сэр, — согласился бармен. — А сами не желаете выпить, сэр?
Ответ Менневаля также вспоминали впоследствии.
— Я никогда не пью в рабочие дни.
Он кивнул бармену и почти нежно улыбнулся Адамсу.
— Спасибо вам, мистер… — пробормотал старик, уставившись в пол.
Адаме не выяснил имени своего благодетеля, а Менневаль направился через бар в заднюю комнату, где за четырьмя столами играли в покер, а Оливер Кроссон сидел в самом темном углу.
Глава 40
Когда такие вещи происходят в полумраке маленькой задней комнаты салуна, память людей обостряется. Проблема заключается в том, что их воображение активизируется. Поэтому из двадцати пяти человек, находившихся в стенах этой комнаты, лишь двое поведали истории, согласующиеся между собой до мельчайших подробностей. Так, мудрому суду обычно бывает непросто докопаться до истины по горячим следам происшедшего. Один вспоминает одно, другой другое. И никто не помнит всей последовательности событий.
Такими же были и показания людей, присутствовавших в маленькой темной задней комнате в городке Шеннон в Калифорнии.
Впоследствии они отчаянно пытались восстановить всю картину. Но свидетели уже начали думать, а это значит — возникали особые комбинации памяти и ума, которые дополняли друг друга и, наконец, образовали весьма фантастическую историю.
Менневаль, войдя в заднюю комнату салуна, помедлил несколько секунд, остановившись перед окном, хотя, стоя так, он заслонил большую часть света, падавшего на карты игроков в покер. Некоторые из картежников были грубыми людьми, в обычное время они запротестовали бы. Однако запротестовали бы, если бы действительно интересовались карточной игрой.
Но эти люди лишь заполняли покером минуты ожидания. Когда мужчины взглянули на странное лицо Менневаля и его серебристые волосы, покрывавшие голову словно тонкая шелковая шапочка, они решили не приставать к незнакомцу с пустыми разговорами.
Поэтому Менневаль беспрепятственно осмотрел комнату, лица игроков, заметил, как они небрежно поднимают карты, словно люди, совершенно не заинтересованные своим занятием, и странная усмешка изогнула уголки его губ. Он напоминал самого дьявола, наблюдающего за ничтожными делишками человеческих существ, недостойных ни благословения, ни проклятия… Казалось, что Менневаль разгадал их и презирает их. Наконец, его взгляд остановился на Оливере Кроссоне.
Молодой человек не пошевелился, хотя, когда Менневаль вошел в комнату, началась некоторая суета и перемещения. Он остался сидеть неподвижно, сложив руки на коленях, похожий на ребенка. Казалось, юноша полностью поглощен собственными мыслями, а слабая улыбка на его губах напоминала о женщине, старающейся быть вежливой, но совершенно забывшей, зачем ей это нужно.
Итак, Кроссон сидел в углу, когда Менневаль прошел через комнату и заговорил с ним:
— Вы здесь один, молодой человек?
Оливер вздрогнул и вскинул глаза на незнакомца.
— Один?.. Да, полагаю, что я один. — Он произнес это странным тоном, словно всегда был один и находил странным, что данный факт нуждается в комментариях.
— Я присяду, — сообщил Менневаль и поставил стул рядом с Кроссоном.
Многие из присутствующих впоследствии сожалели, что тогда не напрягли свои уши и не записали каждое слово разговора, потому что в итоге смогли вспомнить лишь обрывки беседы, к тому же первые фразы которой были произнесены довольно тихо. Двое или трое мужчин вошли в заднюю комнату чуть позже и отметили для себя, что Менневаль сидит рядом с молодым Кроссоном.
Внезапно Менневаль заговорил громче, а когда встал, в его голосе зазвенел вызов.
— Значит, вот что привело тебя сюда? — закричал он.
— Я должен был это сделать, — вежливо ответил молодой человек. — И поэтому пришел.
— Ты пришел ради убийства! — возразил Менневаль. — Ты пришел ради убийства, потому что оно сидит в тебе. Убийство в твоей крови! Ты внушаешь отвращение, как дикий зверь, вот что я о тебе думаю.
Сказав это, он чуть наклонился вперед и дал Оливеру пощечину. Удар оказался настолько слабым, что не мог бы причинить боль даже нежной коже ребенка. Точнее, это был не удар, а простое оскорбление, и юноша, казалось, мгновенно осознал эту разницу. На удар он ответил бы прыжком тигра. И разве нашелся бы человек, способный ему сопротивляться? Даже сам Менневаль не смог бы этого сделать, поскольку стал уже не тот, что был когда-то.
Но Менневаль не ударил его. Он оскорбил Оливера. Поэтому молодой человек, распрямившись как пружина, в ту же секунду выхватил револьвер.
Выхватил, но не выстрелил, поскольку, дав пощечину, Менневаль повернулся к нему спиной и направился к двери. Он не спешил, даже не думал торопиться, а спокойным, размеренным шагом покинул комнату и прошел в переднюю часть салуна.
Там на стене, над качающимися дверями висели старые часы. Проходя под ними, Менневаль заметил, что стрелки показывают без десяти двенадцать. Увидев это, он удовлетворенно кивнул. Затем, через качающиеся двери, вышел на слепящий белый полуденный свет.
А здесь уже, отбросив достоинство и медлительность, помчался будто испуганная кошка к своей лошади. Он не привязал ее к длинным брусьям, тянувшимся у входа в салун. Лошадь ждала хозяина за углом салуна. Там он вскочил в седло и в то же мгновение вонзил шпоры в ее бока. Конь перелетел через ограду, пронесся через задний двор, преодолел еще одну изгородь и затем вынес седока на открытое место в долине.
Тем временем Оливер еще несколько секунд стоял будто пригвожденный. Кое-кто успел подумать, что молодой человек ждет возвращения обидчика, чтобы вступить с ним в схватку. Другие вообразили, что дрожащее тело юноши и багровое пятно на его лице свидетельствуют о непреодолимом страхе, лишившем Кроссона способности двигаться.
Но все ошибались!
Оливера заставила окаменеть невыносимая ярость. Что только не происходило с ним в его дикой жизни, однако оскорбили его личное достоинство впервые. Он не мог этого понять. Вместо понимания его охватило слепое негодование.
Ярость овладела им, будто неудержимый горный поток. Кроссон забыл, ради чего проделал такой длинный путь в Шеннон, забыл даже о самом Лайонзе. Не существовало больше никаких проблем, никаких событий, кроме того, что его публично оскорбили, а обидчик безнаказанно удалился.
В следующую минуту из горла Кроссона вырвался тихий стон. Молодой человек дико огляделся по сторонам и наконец бросился к дверям.
Оливер пробежал без остановки через переднюю комнату салуна, лишь отметив, что его обидчика там нет, затем оказался на залитой солнцем улице. В рядах лошадей, стоящих у коновязи, свободных мест не было. Но здесь находился его белый жеребец с серебристыми хвостом и гривой.