Эти интенсивные переживания всегда вскрывают что-то важное. Я видела, что, когда я теряла того, кого по какой-то причине любила, именно сам страх жить теперь без этого человека приносил столько боли и страданий. Это был страх потерять ту часть меня, которую я проживала с этим человеком. Я влюблялась в ту, кем я становилась, когда была с тем, кого любила. И это было то, что я хотела удержать всеми силами. В определенном смысле я была влюблена в это соединение из нас обоих. Любя другого, по-настоящему я любила ту себя, которую я открывала, ощущала, к которой прикасалась и пробовала на вкус, когда была с этим человеком. Вместе мы становились чем-то большим, и я не хотела от этого отказываться.
Сколько воспоминаний вызвало это понимание! Когда человек уходил, я переживала собственную перемену. И это был ИМЕННО такой опыт, который я жаждала и называла любовью. А поскольку я понятия не имела, кем я тогда была - я также не имела понятия, что все это было основано на том, что я принимала в свою открытость - в центры, каналы, ворота. Другой наполнял меня, и я любила это чувство, не желая с ним расставаться. Я думала, что я теряю любовь. То, что я теряла, так это наполнение моей открытости. Когда я была одна, это всегда ощущалось как потеря любви, поскольку я не имела никакого опыта проживания себя. Когда я была одна, мне всегда не хватало того, кого я любила. В действительности мне не хватало только самой себя.
Во мне все еще эхом отдается последнее переживание,
Как будто любовь, которая всегда шла наружу - к кому угодно,
Просто развернулась... и хлынула обратно
Я выгляжу так же Я чувствую то же самое И все же все по-другому
Есть такая легкость бытия!
Такая невероятно нежная и наполненная радостью легкость,
Как будто птица поет свою первую песню
Я никогда до этого не понимала, почему так больно любить Любовь двигалась вне меня И это причиняло боль
Затем это стало полностью связано и перемешано с другим Я посмотрела на себя в зеркало - глаза из зеркала смотрели на меня Все, что я искала всю жизнь, было прямо там, в зеркале Родная душа была мной
У моего друга-музыканта из Калифорнии есть красивая песня со следующими строками, описывающими именно то, что я испытывала тогда в своем номере в отеле Милл Вэлли. Это забавно, потому что этот друг был одним из выступавших в тот вечер! «И вы увидите, придет день, когда вы с восторгом будете приветствовать у своих дверей Себя. Вы отдадите свое сердце обратно этому незнакомцу, который любил вас всю вашу жизнь».
Я влюбилась в себя той ночью в гостиничном номере! Для меня после этого уже ничего не было прежним. Позже я нашла замечательную цитату Оскара Уайльда, которая мне очень нравится: «Любовь к себе - это начало романса длиною в жизнь».
В апреле моему отцу исполнился 91 год. Было так грустно праздновать его день рождения в отделении Альцгеймера. Мы с Майклом отправились навестить его - в какой-то момент он улыбнулся, и в этой улыбке промелькнула искра того человека, которого я помнила. Он был некоторое время в сознании, а затем снова исчез внутри. Я чувствовала, что время уходит. Я знала, что он умирает. Умирание - это гораздо больше, чем просто медицинское событие. Можно было почувствовать, как он собирал все свои силы, чтобы быть готовым войти в процесс умирания. Он стал еще более отстраненным. Фактически он приводил свой «дом» в порядок. И неважно, что у него было слабоумие. Его бессознательное делало все необходимые приготовления, несмотря на то, что происходило на сознательном уровне.
Я встретилась с неустойчивостью жизни лицом к лицу. Смерть стала реальностью. Я знала, проводя время с отцом, что он встречает смерть по-своему. В эти последние дни я каждый день проводила с ним, иногда по нескольку часов. Я чувствовала, будто вбираю весь процесс смерти в свое собственное тело. Из-за своей открытости я принимала в себя все эмоции моего отца: отчаяние, сомнения, растерянность и страх. Быть там требовало от меня большого напряжения, но я продолжала откликаться и уважала свой отклик. Последние этапы были очень трудны. Он ушел глубоко в себя. Он замолчал и прекратил есть. Сиделки сказали мне однажды, когда я пришла к нему за неделю до его смерти, что он был очень возбужден, взбудоражен - он панически боялся попасть в ад. Когда я увидела его, его лицо отражало все его страхи. Он не мог двигаться и просто лежал на кровати. Он понятия не имел, кто я. Я даже не знаю, был ли он в курсе, что кто-то находится рядом с ним в комнате. Он был глубоко внутри своего процесса умирания.
Я легла на кровать рядом с ним, взяла его за руку и повторяла снова и снова ему на ухо: «Тебе не о чем беспокоиться. Ты сделал все, что мог. Ты не попадешь в ад». Чем больше я говорила, тем больше он расслаблялся. Примерно через час он наконец заснул и выглядел расслабленным и умиротворенным. Страх ушел с его лица.
Последняя неделя с отцом прошла в основном в молчании. Я поняла, что нет ничего правильного или неправильного, когда умирает тот, кого ты любишь. Мы можем только надеяться, чтобы быть корректными с самими собой. Когда я откликнулась на то, чтобы быть с моим отцом в эти последние дни, произошло глубокое соединение. С того момента, когда я заходила в его комнату и до момента выхода, я была в абсолютном присутствии. Я была там не потому, что мой ум думал, что я должна там быть. Я была там не потому, что я не хотела потом чувствовать себя виноватой. Я была там потому, что мой сакрал - моя энергия - откликнулся на то, чтобы быть там. И в этом огромнейшая разница. Я должна была быть там во время его перехода - это то, что мне сказал мой сакральный отклик. И неважно, насколько это больно - это было правильно. Я ложилась рядом с ним на кровать и просто держала его за руку. Я редко говорила. Иногда я говорила «я люблю тебя» или «это нормально, чтобы уйти, папа», но большую часть времени это была просто безмолвная коммуникация - аура с аурой.
Его тело готово было уйти, и все телесные процессы завершались для того, чтобы это произошло. Свидетельствуя умирание тела, я увидела чудо смерти. Это было удивительное зрелище. Более 91 года невероятная жизненная сила удерживала моего отца в живых. Это было его дыхание, биение его сердца, движение его крови. Ничего этого мой отец не делал. Это просто происходило.
Жизненная сила, которая удерживает каждого из нас в живых - это то, что нужно по- настоящему уважать. Я была свидетелем чуда жизни при рождении моей внучки, но я никогда не думала о смерти как о чуде. За последние пару недель я это обнаружила. Та же самая жизненная сила, которая создает жизнь, должна ее забрать. Все различные аспекты, которые держали его в живых, должны были завершиться в свое время. Все готовилось к финалу - все функции организма замирали.
Прикосновения и молчание стали очень важными. Просто лежать рядом с ним и держать его за руку - это было все, что нужно. Я чувствовала это каждой клеточкой своего существа. Говорить было не о чем. Делать было нечего. Я чувствовала, что сказала и сделала все. Я чувствовала, что мы вместе ждали прихода Смерти.
Существование обеспечивает синхроничность, находящуюся за пределами моего понимания. Я полностью доверяю ей в своей жизни и в смерти моего отца. Все всегда в точности так, как должно быть. Жизнь разворачивается согласно программе. Смерть разворачивается в соответствии с той же программой. Смерть приходит в свое время и своим способом, так же как и все в жизни приходит в свое время и своим способом.
Эта встреча со смертью вошла глубоко внутрь меня. Я поражена ее красотой. До этого я никогда не думала, что смерть может быть красивой. Но это так. С тех пор как я проживаю себя, для меня многое стало ясным. В суровой реальности бытия собой иллюзии исчезают. Старые системы верований и идеалы разрушаются. То, что остается - это невинное «я». Я смотрю на себя в каждой новой ситуации и замечаю, что многих из моих предвзятых идей больше нет. Это позволяет мне встречать все, что приходит, и для этого есть пространство. Это то, что произошло при встрече со Смертью моего отца. У меня было так много идей по поводу смерти. Так много идеалов того, как надо умирать. Это было удивительно - лишиться всех моих представлений о смерти и увидеть ее такой, какая она есть. Смерть - это чудо.
Я была благодарна за то, что хоспис пошел мне навстречу, и я была в состоянии дать моему отцу 72-часовой период покоя, чтобы его личность смогла завершить процесс после того, как умерло тело. Когда смерть моего отца была уже неминуема, я договорилась с местным похоронным бюро о необходимом уходе за телом и о том, что его не нужно бальзамировать. Это было то еще путешествие в эти последние пять лет с моим отцом, и я не могла желать более красивого ухода. После его переезда из Нью-Джерси в Седону, каждое решение, которое я принимала в наших с ним отношениях, было принято из сакрального отклика. Это было глубокое уважение по отношению к нам обоим.