„К сожалению, должен констатировать, что пресса нам не очень помогала. А ведь бывает иначе. Грамотно проведенная аналитическая работа журналиста порой дает существенный материал для работы следователей. И с этим я сталкивался не раз. Многие громкие расследования начинались с обоснованной газетной статьи. Но на этот раз было не совсем так“.
Правда, в другом месте, позабыв об этой оценке, генпрокурор вдруг вспоминает каких-то безымянных, но „героических журналистов“, которым „давали аккредитацию“. Кто давал и куда — не уточняется.
„Разные ветви власти занимают разное положение в системе взаимоотношений с гласностью“, — глубокомысленно заключает автор и пускается в комплименты президенту Путину, приседает в неуклюжих реверансах: ((Сегодня западным странам выгоднее дружить с Россией, чем порочить ее. Этот неожиданный парадокс я извлек из одного разговора с В. В. Путиным».
Подъем «Курска» в трактовке Владимира Устинова стал «символом победы политической воли над разными мелкими соображениями. Именно политическая воля, как я считаю, стала главным фактором в поднятии…».
Кто именно мешал торжеству этой воли и какими «мелкими соображениями», остается загадкой. Но автор, чтобы не заподозрили чего в свой адрес его тогдашние и нынешние визави, всем без исключения слагает панегирики — Илье Клебанову, Сергею Иванову, Николаю Патрушеву, Владимиру Куроедову, Игорю Спасскому, Юрию Евдокимову, которые «сделали все возможное и невозможное».
По меньшей мере странно, если не сказать неуместно, выглядит в устах прокурора неуемная восторженность по поводу подъема «Курска» — как будто всех погибших воскресили, с того света вернули родственникам. И это при том, что вскрыли люк, извлекли тела первых погибших, а год спустя подняли наконец субмарину, отделив от нее торпедный отсек — лишь с помощью специалистов Норвегии и Голландии.
А отрезанная часть лодки, вопреки всем обещаниям и хвастливым заявлениям Главкома ВМФ — поднимем сами! — так и осталась на дне. Несмотря на демарши и настойчивые напоминания непосредственных руководителей следственной группы — Егиева и Чернышова, подчиненных генерального прокурора.
И — несмотря на собственное признание в книге:
«Прокуратура исходно настаивала на том, чтобы были подняты все части АПЛ…».
Правда, через несколько десятков страниц это признание прокурор дезавуирует:
«Носовой отсек… было решено уничтожить на месте…, но только после того, как будут собраны все необходимые для следствия предметы. А именно все вещественные доказательства и были к тому моменту собраны…».
Даже если и были собраны «все доказательства», зачем уничтожать следы на месте происшествия, а может статься — преступления?! Вдруг откроются новые, не известные сегодня обстоятельства по делу — что тогда делать следствию? Останется лишь развести руками…
Пафос и выспренние прокурорские тирады соседствуют с неприкрытым равнодушием, переходящим в пренебрежение. Говоря о том, что обнаружили следователи в 9-м отсеке, он скороговоркой упоминает «записку Борисова». И — ни слова, о чем она, ни полслова о самом авторе. Даже инициалы погибшего, дважды упоминая в тексте его фамилию, юрист Устинов не счел нужным привести! Впрочем, откуда руководителю и координатору знать, что на борту «Курска» было трое Борисовых — два члена экипажа и прикомандированный военный представитель завода «Дагдизель».
Генеральному прокурору мировой державы, видно, не к лицу снизойти до таких малозначительных подробностей — с высоты его положения это так мелко. Ну, подумаешь, напряглись в нескольких семьях, потерявших близкого человека: значит, была весточка, а нам почему о ней не сказали?
При этом автор не скупится на пространные цитаты из материалов, добытых следственной группой, — это протоколы допросов, заключения экспертов. Несколько раз приводит выдержки из дневниковых записей генерал-лейтенанта Ю. П. Яковлева, заместителя главного военного прокурора, который лично участвовал в первых осмотрах «Курска» в доке завода в Росляково. Пожалуй, именно в этих местах книги наиболее приличный русский язык. А идущие следом авторские рассуждения и комментарии — или косноязычный трюизм, или чушь несусветная.
Неожиданно приходит догадка: может, книгу писали для западного читателя и сразу на английском языке? А нам подсунули корявый, неотредактированный перевод-подстрочник? Тогда есть хоть какое-то объяснение бесконечным повторам, пережевыванию одних и тех же событий, неумеренной патетике и реверансам в адрес силовиков-тяжеловесов в высших эшелонах российской власти.
О разноплановых аспектах подсознания
С державной риторикой в этой книге могут конкурировать, пожалуй, лишь потуги на глубокомыслие, что соответствует уровню переростка-девятиклассника, мечтающего продолжить и превзойти прокурорскую карьеру отца. Иногда понять воспаленную мысль автора кажется делом недостижимым для простого смертного. Я, как ни силился, так и не смог одолеть глубинный смысл многих прокурорских изречений. Например, такого:
«Даже высокоинтеллектуальный человек не всегда способен справиться с быстрым анализом множества показаний приборов, да и просто совместить это с внутренним инстинктивным чувством. Или же, извините, с внутренней расхлябанностью. И думаю, решение здесь кроется не в том, чтобы поголовно перевести нашу армию на контрактную основу. Если говорить в принципе, то готовить призывников надо лучше. Как до армии, так и в учебных подразделениях. И говоря так, я считаю, что мы являемся великой мировой державой, которой суждено быть таковой весь XXI век. Это, по меньшей мере…».
Убей, не понимаю, что значит «в новом качестве вернуться к парадигме единства народа и власти, которая заложена была еще в XIX веке». А именно такой рецепт предлагает автор для «восстановления государственной мощи России».
От подобных умозаключений, преследующих тебя почти на каждой второй странице, не знаешь, куда деваться, но автор все продолжает философствовать:
«Весь мир находился по сей день во власти прагматической идеологии. Это — духовно убогая, но необычайно практически привлекательная концепция личного счастья, достигаемого через материальное благополучие. Она доступна всем, потому что своей сутью обращается к „базовым инстинктам“ человека. Это я позволил себе процитировать мыслителей прошлого…».
А следом — глубокие мысли уже от себя самого:
«Не хочу никого обидеть, но материальная, физиологическая основа всего того, что мы делаем, остается фактом. Остается ли в таком мире место для духовной миссии человека? Зачем она?»
Таким неожиданным образом автор подводит нас к своему объяснению героического поведения подводников в 9-м отсеке:
«А что такое героизм, проявленный сегодня нашим русским подводником в нечеловеческих условиях, когда разум кипел у него, возможно, в самом буквальном смысле (отравление угарным газом!), то есть он с трудом водил ручной по бумаге в почти полной темноте, но все-таки оставил для следствия важные свидетельства…».
Вот, оказывается, что двигало Дмитрием Колесниковым и другими членами экипажа, кто вместе с ним оказался в аварийном 9-м отсеке, — помочь будущему следствию…
Страницей ниже генпрокурор рассуждает уже о новом характере войн, подводит их под статью, а точнее — отсылает к другой свой книге «Обвиняется терроризм». Тут все смешалось: Кутузов, осада крепостей, виртуальный Чапаев, раскладывающий картошку на штабном столе, минные поля и танковые колонны, Наполеон и компьютерные хакеры… Мимоходом автор дает установку министру обороны — нынешнему и тем, что придут после него:
«Как будем водить по морям субмарины, если компьютерные системы дадут сбой? Кивать на хакеров, которые взломали какие-то секретные коды? Чушь. Как проводить танковые колонны через предполагаемые минные поля? Как атаковать с воздуха цели, откуда могут ответить выстрелом из „Стингера“? Следовать приказам и здравому смыслу — вот что должно держать армию в боеспособном состоянии».
Для тех, кто не видел фильма «Титаник», автор подробно описал, как спасались пассажиры и команда, и сделал заключение:
«Примерно так, видимо, обстоят дела у современного человечества. Надо ли говорить, что такая схема спасения абсолютно не направлена на выживание как можно большего числа людей с тонущего корабля? Для спасения людей с аварийных плавсредств существуют мудрые инструкции, но главная задача — воплотить их в жизнь…».
Что и говорить, в иных местах отдыхает даже Виктор Степанович Черномырдин. Вот нас берут под руку и приглашают:
«Взглянем на ситуацию глазами непредвзятых экологов, или, точнее сказать, гидрогеологов…».
По мысли генпрокурора, именно гидрогеологи — самые большие спецы по части радиации, им можно верить. И тут же добавляет — видимо, чтобы закрыть свой же вопрос про Чернобыль: