— Решила? — спросила Аомамэ.
— Почти, — кивнула Аюми.
— Ты что будешь?
— Суп из мидий, салат из трех видов лука и мраморную говядину в красном вине. А ты?
— Чечевичную похлебку, салат из весенней зелени и морского черта, запеченного в бумаге, с полентой. Может, с красным вином и не лучшее сочетание, но раз угощают — грех жаловаться…
— Делиться будем? — предложила Аюми.
— Не вопрос, — согласилась Аомамэ. — И на закуску — креветок во фритюре, одну порцию на двоих, берем?
— Класс! — кивнула Аюми.
— Если уже выбрала, меню лучше закрыть, — подсказала Аомамэ. — Иначе официант до скончания века не подойдет.
— И то верно…
С явным сожалением Аюми закрыла меню и вернула на стол. Тут же словно из воздуха появился официант и принял заказ.
— Всякий раз, как закажу что-нибудь в ресторане, тут же боюсь: а может, я заказала не то, чего на самом деле хотела? — сказала Аюми, когда официант исчез. — У тебя не бывает такого?
— А чего тут бояться? Это же просто еда. От такой ошибки ни черта в твоей жизни не изменится.
— Да понятно, — вроде как согласилась Аюми. — Но меня почему-то на этом заклинивает. Причем с самого детства. Только закажу что-нибудь, сразу жалею: «Эх, зачем мне эта котлета? Лучше бы креветок взяла!» А ты, наверно, и в детстве сразу знала, чего тебе хочется?
— У меня было не совсем обычное детство. Никаких ресторанов. Вообще. Сколько себя помню, всегда ела дома. И пока совсем не выросла, ни разу не довелось сесть за столик, раскрыть меню и выбрать, что хочется. День за днем молча ела, что дают. И пожаловаться не могла, если мало или невкусно. Да и сейчас по большому счету разносолами не увлекаюсь.
— Да ты что? — с интересом протянула Аюми. — Вот, значит, как? Я, конечно, твоих обстоятельств не знаю, но… верится с трудом. По крайней мере, держишься ты так, будто во французских ресторанах чуть ли не с колыбели.
Спасибо Тамаки, подумала Аомамэ. Как держаться в дорогущих европейских заведениях, как сочетать блюда, чтобы не попасть впросак, как заказывать вино, выбирать десерт, разговаривать с официантами, как не запутаться в бесконечных ложках-вилках-ножах, — всем этим премудростям до мельчайших нюансов Аомамэ научилась у Тамаки. А также тому, как ориентироваться в безбрежном океане платьев, бижутерии и косметики. Для Аомамэ все это было в диковинку. А Тамаки выросла в элитных кварталах Яманотэ. Ее родители, известные представители столичного бомонда, тщательно следили за манерами, стилем одежды и воспитывали дочь в атмосфере элитарности с ранних лет. Еще старшеклассницей Тамаки посещала банкеты, светские рауты и прочие «взрослые» мероприятия. А у нее все эти «ноу-хау», в свою очередь, с жадностью перенимала Аомамэ. Что и говорить, без такой прекрасной подруги и наставницы, как Тамаки, Аомамэ выросла бы совсем другим человеком. До сих пор ей то и дело чудилось, будто Тамаки не умерла, а продолжает жить у нее внутри.
Аюми поначалу держалась скованно, однако после нескольких глотков вина расслабилась.
— Знаешь, у меня к тебе вопрос, — сказала она. — Не захочешь — можешь не отвечать. Но я все-таки спрошу. Только обещай, что не рассердишься, ладно?
— Ладно, сердиться не буду.
— Вопрос, конечно, странный, но я ведь не из дурных побуждений спрашиваю, ты пойми… Просто мне интересно. А некоторые сразу начинают злиться.
— Не волнуйся, я не разозлюсь.
— Правда? Те вон тоже так говорили, а потом злились.
— Все в порядке. Я не из таких.
— Ну, слушай… Вот у тебя в детстве было такое, чтобы взрослые мужчины занимались с тобой чем-нибудь странным?
Аомамэ покачала головой.
— Нет, такого не помню. А что?
— Да так, любопытно. Ну и хорошо, если не было… — ответила Аюми. И тут же сменила тему: — А скажи-ка, до сих пор у тебя получалось подолгу встречаться с парнем? То есть серьезно, по-настоящему?
— Нет.
— Что, вообще ни с кем?
— Вообще, — сказала Аомамэ. И, чуть замявшись, добавила: — Я вообще до двадцати шести в старых девах ходила.
На несколько секунд Аюми потеряла дар речи. Положила на край тарелки вилку с ножом, промокнула салфеткой губы и недоверчиво прищурилась.
— Такая красавица, как ты? В жизни бы не поверила!
— А меня это как-то не интересовало.
— Что не интересовало? Мужчины?
— У меня уже есть любимый человек, — пояснила Аомамэ. — Когда нам было десять лет, он мне так понравился, что я даже пожала ему руку.
— Значит, в десять лет ты влюбилась в мальчика. И это все?
— И это все.
Аюми снова взялась за приборы и в глубокой задумчивости отрезала кусочек креветки.
— И что же? Где этот парень теперь? Чем занимается?
Аомамэ покачала головой.
— Не знаю. Мы проучились вместе третий и четвертый класс в Тибе, а потом моя семья переехала в Токио, и школу пришлось сменить. С тех пор мы с ним ни разу не виделись и не общались. Если он еще жив, ему сейчас должно быть двадцать девять. Осенью, кажется, тридцать исполнится.
— То есть ты даже не пыталась выяснить, где этот человек сейчас живет и что делает? Насколько я знаю, устроить такую проверку — раз плюнуть!
Аомамэ снова покачала головой, на сей раз — еще категоричнее:
— Нет, все эти проверки не по мне.
— Странно! Я бы на твоем месте давно все вверх дном перевернула и вычислила, где он да что с ним. Если уж так его любишь — найди его и скажи прямо в лицо: люблю, мол, и жить без тебя не могу.
— Как раз этого я делать не хочу, — отозвалась Аомамэ. — Я просто мечтаю когда-нибудь нечаянно увидеться с ним опять. Скажем, столкнуться на улице или встретиться в одном автобусе…
— Роковая встреча?
— Ну, можно и так сказать, — кивнула Аомамэ и пригубила еще вина. — Вот тогда я и смогла бы ему открыться. И сказать, что, кроме него, никогда никого не любила.
— Это, конечно, звучит до ужаса романтично, — произнесла Аюми скептически. — Только вероятность такой встречи, мне кажется, близка к нулю. Не говоря уж о том, что вы уже двадцать лет не встречались. Да мало ли в кого он превратился? С чего ты взяла, что узнаешь его на улице?
Аомамэ в очередной раз покачала головой.
— Как бы он ни изменился, его я узнаю сразу. Без вариантов.
— Ты уверена?
— Да.
— То есть ты продолжаешь ждать судьбоносной встречи?
— Ну да. И разгуливаю по городу в ожидании.
— Вот как? — якобы удивилась Аюми. — И это не мешает тебе трахаться с другими мужчинами? Начиная с двадцати шести лет.
Аомамэ задумалась на несколько секунд.
— Это все пройдет, — наконец сказала она. — Ничего не останется.
Между ними повисла тишина. Обе занялись едой. Пока наконец Аюми не сказала:
— Извини за расспросы, но… В двадцать шесть лет с тобой случилось что-то не то?
— В двадцать шесть лет, — ответила Аомамэ, — со мной случилось то, что перевернуло всю мою жизнь. Но здесь и сейчас об этом говорить не стоит. Прости.
— Ну и ладно, — сказала Аюми. — Не обижаешься, что я такая любопытная?
— Нисколечко.
Принесли первые блюда. Каждая молча съела свой суп. Когда официант забрал тарелки и ложки, они продолжили беседу.
— Но разве ты не боишься? — спросила Аюми.
— Чего именно?
— Ну как же. А может, вы с ним уже никогда-никогда не встретитесь? То есть я, конечно, от всей души тебе этой встречи желаю. Ну а вдруг ее просто не произойдет? Или, хуже того, встретитесь — а он на ком-то женат? И у него уже два ребенка? И ты останешься на всю жизнь одна. Неужели не боишься?
Аомамэ уставилась на красное вино в бокале.
— Может, и боюсь. Но у меня, по крайней мере, есть тот, кого я люблю.
— Даже если он не любит тебя?
— Пока любишь кого-то всем сердцем — хотя бы одного человека, — в твоей жизни еще остается надежда. Даже если вам не суждено быть вместе.
Аюми надолго задумалась. Появился официант, подлил вина в бокалы. Сделав еще глоток, Аомамэ мысленно согласилась с Аюми. Нужно быть полным кретином, чтобы жаловаться на такое восхитительное вино.
— Классно формулируешь! — наконец сказала Аюми — В корень смотришь.
— В какой еще корень? — пожала плечами Аомамэ. — Что думаю, то и говорю.
— У меня тоже был парень, — призналась Аюми. — На три года старше. Как только я окончила школу, он стал моим первым. Но сразу после этого начал путаться с другими девчонками. А меня словно на помойку выбросил. Как же было хреново! В итоге я, конечно, его послала, но до сих пор в себя прийти не могу. Этот член на ножках трахает все, что движется. Вообще без тормозов. Угораздило же втрескаться в такого кобелину!
Аомамэ понимающе кивнула. Аюми глотнула еще вина.
— До сих пор еще звонит иногда. Давай, типа, встретимся, все такое. Понятно, что у него только одно на уме. Точнее, в штанах. Вот я и не встречаюсь. Знаю, что все равно потом снова в дерьме окажусь. Только знаю-то головой! А тело в жар бросает. Как представлю, что он меня обнимает, аж коленки подгибаются. Боюсь, если такое накопится, как-нибудь могу и с катушек слететь… Понимаешь?