Среди мер, намеченных Пестелем для решения национального вопроса, есть такие, которые в силу своего гигантского масштаба, в случае попытки их реализации, могли бы определить дальнейший ход русской и мировой истории на много десятилетий или столетий вперед. Это два проекта гигантского переселения народов. Первый из них касается Кавказа: «1.) Решительно покорить все Народы живущие и все Земли, лежащие к северу от Границы, имеющей быть протянутою между Россиею и Персиею, а равно и Турциею; в том числе и Приморскую часть, ныне Турции принадлежащую. 2.) Разделить все сии Кавказские Народы на два разряда: Мирные и Буйные. Первых оставить на их жилищах дать им российское Правление и Устройство, а Вторых Силою переселить во внутренность России, раздробив их малыми количествами по всем русским Волостям и 3.) Завезти в Кавказской Земле Русския селения и сим русским переселенцам роздать все Земли, отнятые у прежних буйных жителей, дабы сим способом изгладить на Кавказе даже все признаки прежних (то есть теперешних) его обитателей и обратить сей Край в спокойную и благоустроенную область Русскую»[513]. Можно вообразить людские потоки, направляемые с Кавказа и на Кавказ, а также те чувства, которые обуревали бы при этом мигрирующих!
Но своего рода венцом национального проекта Пестеля должно было стать грандиозное решение еврейского вопроса. Отмечая, что «Евреи составляют в Государстве, так сказать, свое особенное совсем отдельное Государство», Пестель обдумывал план выселения евреев из пределов России. По его расчетам, «ежели все русские и Польские Евреи соберутся на одно место, то их будет свыше двух миллионов. Таковому числу Людей, ищущих отечество, нетрудно будет преодолеть все Препоны, какия Турки могут им Противупоставить, и, пройдя всю Европейскую Турцию, перейти в Азиятскую и там, заняв достаточныя места и Земли, устроить отдельное Еврейское Государство». Судя по всему, еврейское государство должно было быть создано в Палестине. Единственный прецедент, на который мог сослаться в этом отношении Пестель, – это исход евреев из Египта. Видимо, понимая, что для воплощения этого проекта нужна личность, конгениальная Моисею, Пестель сделал оговорку: «Но так как сие исполинское предприятие требует особенных обстоятельств и истинно-генияльной предприимчивости (курсив мой. – В. П.); то и не может быть оно поставлено в непременную обязанность Временному Верьховному Правлению и здесь упоминается только для того об нем, чтобы намеку представить на все то, что можно бы было сделать»[514]. Трудно сказать, приступил бы сам Пестель к воплощению этого замысла, но в случае такой попытки было бы очень трудно преувеличить масштабы возможных последствий.
Весьма соблазнительно видеть в национальном проекте Пестеля прообраз русификаторской политики национальных окраин в царствование Александра III. И тем не менее это не так. Дело, разумеется, не в том, что лучше, а что хуже, а в том, что у Пестеля мы сталкиваемся с чистой утопией национально-лингвистического толка, и задача исследователя заключается прежде всего в изучении составляющих ее компонентов. Романтические идеи национальной самобытности, поиски культурных корней и т. д. в его сознании причудливо переплетались с просветительским мифом о единстве человеческого рода и легкости взаимопонимания одних народов другими. Пестелю настолько казался простым переход всех народностей, населяющих Россию, на тот русский язык, творцом которого он являлся, что он нигде даже не упоминает о возможных трудностях, с которыми пришлось бы столкнуться тем, кто начал бы претворять эти идеи в жизнь. Он действительно был уверен, что сто́ит только заменить реально существующие языки, несущие в себе черты национальной разобщенности и рабства, свободным «древнерусским» языком, на котором говорили граждане Новгорода и Пскова, как сразу же будет покончено с многовековыми предрассудками, позволяющими тиранам держать в повиновении народы.
Необратимость революционных процессов во Франции, о которой Пестель говорил на следствии[515], лишь подкрепляла эту уверенность. Подобно тому, как новая Франция строилась на основе только французского языка, освобожденного от рабских оков аристократизма, в России восстанавливался «древнерусский» язык, несущий в себе следы исконной свободы. Подобно тому как все жители Франции объявлялись французами, а само понятие «француз» указывало на гражданство, а не на национальность, в России все народы превращались в русских граждан. Национальность – это то, что разобщает людей, гражданство – то, что их соединяет. Для преодоления национальных перегородок Пестель, как и якобинцы, вводил новое территориальное деление, нарушающее исторические границы областей, составляющих империю. Так, например, область Холмскую должны были составить земли Эстонии, Латвии и Пскова.
Особо следует сказать о том, как Пестель предполагал решать польский вопрос. В исследовательской литературе широко распространено мнение, что Пестель предоставлял полякам независимость. Так, например, Н. П. Ольшанский писал: «Таким образом, вопрос о независимости Польши поставлен Пестелем ясно и категорично, дан четкий и определенный ответ: Польша должна снова стать независимым государством». И далее исследователь продолжает: «Пестель не ограничивался возвращением польскому народу национальной и государственной независимости. Он хотел, чтобы вынашиваемая декабристами идея установления республиканского строя была осуществлена не только в России, но чтобы этим благом пользовался и братский польский народ»[516]. Говоря иными словами, речь идет об экспорте революции из России в Польшу как условии ее независимости. Более точно эту мысль выразила М. В. Нечкина: «Он признавал за Польшей право отделения от России при обязательном условии одновременного с Россией восстания и революционных преобразований того же характера, какие произойдут и в России»[517]. Таким образом, напрашивается вопрос: так что же все-таки – независимость или навязывание революции?
Обратимся к «Русской правде». Противопоставляя право народности и право благоудобства, Пестель считал, что «в отношении к Польше право Народности должно по чистой справедливости брать верх над правом Благоудобства». Но далее следует существенная оговорка: «Окончательное определение Границ между Россиею и Польшею должно быть предоставлено правилу Благоудобства для России и должно сие самостоятельное возстановление Польши устроено быть на таковых Началах и Условиях, которыя бы в полной мере обезпечивали Россию на будущия времена на щет всяких Действий, могущих быть противными твердой ея безопасности или совершенному ея спокойствию». За этим следуют условия, на которых Польше может быть предоставлена независимость:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});