— Пару дней могу. Но хотелось бы не больше.
— Больше не требуется. Через два дня получите… если в штабе не будет возражений. Ничего, небольшая задержка даже к лучшему: не так просто выкрасть этакий документ! — Начштаба весело подмигнул.
Все эти соображения он изложил молодцеватому, черноусому адъютанту Туляковскому и начальнику секретного отдела, принесшему карту. Довольный, что его миновала гроза, начальник секретного отдела не протестовал.
Через полчаса адъютант ускакал в штаб фронта.
Он управился даже скорее, чем можно было ожидать. К исходу следующего дня Туляковский вернулся и привез разрешение передать карту Алексею. Соответствующие изменения были уже внесены, более того: карту пометили девятым сентября — днем, когда прислали новую. Поправки были сделаны так чисто, что даже осведомленные люди — начальник штаба и начальник секретного отдела — не сразу их заметили.
— Теперь постарайтесь, чтобы карта без препятствий попала по назначению, — сказал Саковнин Алексею. — Сегодня понесете?
— Пожалуй, завтра.
— Значит, похищение произойдет ночью. С утра поднимем тревогу…
И на следующее утро в штабе начался переполох. Носились встревоженные, озабоченные адъютанты. Кое-кого из вольнонаемных и писарей (Алексея в том числе) вызывали в Особый отдел, расспрашивали, кто ночью оставался в штабе, зачем, что делал… Об истинном положении вещей знало всего человек пять — шесть. Среди остальных распространился слух, что из комнаты командарма исчезла какая-то бумага. Что за бумага, какого содержания, кому понадобилась — об этом можно было строить любые предположения. Случилось, что именно в этот день командующий выехал в штаб фронта, и его отъезд тоже связывали с происшедшим.
Шел дождь. Он зарядил с рассвета, лениво булькал весь день, и к вечеру Алешки покрылись непролазной грязью. На улицах дотемна раздавалась отборная ругань— это обозники прибывшей из Херсона части вытаскивали телеги из раскисших выбоин дороги. Дождь рано загасил жизнь в городке. Ночь наступила часов в десять; мокрая слепая чернота затянула домики, и стало тихо, только с ровным шелестом сыпался дождь да чавкали изредка шаги патрулей.
Перелезая через забор в сад Федосовых, Алексей оступился и забрызгал грязью брюки и рукав френча до самого плеча. Стараясь не производить шума, он обошел дом и взглянул на Динино окно. Занавески были плотно задернуты.
Алексей подобрал горсточку песка и бросил в стекло. Окно осветилось. На занавесках появилась тень и сделала знак ждать. Алексей встал под навес заднего крыльца.
…Стук каблучков по лестнице и голос Диньг.
— Кто там?
— Это я, Алексей…
Слетел крючок, шаркнула задвижка.
— Вы?! Пойдемте!
Они торопливо поднялись в мезонин.
— Достали? Принесли?
— Да.
— Я уже знаю: весь город говорит об этом! Ах, какой вы молодец, Алеша! Просто прелесть!.. И никто вас не подозревает?
— Кажется, нет. Сегодня вызывали в Особый отдел, допрашивали. Не одного меня — многих, и ничего…
— Где она? Давайте сюда скорей!
Алексей поискал глазами, куда присесть,
— Чего вам?
— Сапог надо снять.
— Садитесь на кушетку!
— Я грязный, упал…
— Пустяк, садитесь!
Алексей присел на кушетку и примялся стаскивать сапог. Дина отвернулась, отошла к двери, но нетерпение ее было слишком велико — вернулась обратно.
Алексей размотал портянку и из-под брючины извлек сложенную вчетверо карту. Дина выхватила ее, разворачивая на ходу, бросилась к свету. Обуваясь, Алексей видел, как она жадно просматривала пометки, подписи и штабные печати, водила пальцем по цифрам, обозначавшим номера частей. Потом, кинув развернутую карту на столик, порывисто, как все, что она делала, Дина подскочила к кушетке и опустилась на нее рядом с Алексеем.
— Алеша!.. — проговорила она задыхаясь. — Алеша!.. Вы не знаете… Нет, вы совершенно не знаете, что сделали!
И вдруг, притянув к себе, начала целовать в щеки, в губы, в колючий подбородок…
Перед самым строгим судом товарищей, перед любым трибуналом Алексей смог бы оправдаться в том, почему он обнял Дину: ничего другого ему не оставалось делать. Это было необходимостью, тактической уловкой — и так далее и тому подобное…
Но никому на свете, и в том числе самому себе, он не смог бы объяснить, почему в этот момент что-то дрогнуло в нем и к сердцу подступила острая жалость к девушке, не нужная, не заслуженная ею жалость. Он совсем близко видел ее сияющие, радостные глаза, ощущал ладонями гибкую, доверчиво-податливую спину, и где-то в отдаленном уголке сознания шевельнулась предательская расслабленная мысль: правильно ли он поступает, прибегая к такому жестокому обману?
И вот что самое опасное: в тот момент он ее нашел достаточно убедительного опровержения этой мысли.
— Подождите, Алеша! — отстранилась вдруг Дина — Сидите здесь, я на одну минуту!
Она метнулась к столику, сложила карту, сминая ее от торопливости. Без стеснения расстегнула ворот, сунула карту на грудь. Затем сдернула с кресла висевший на нем платок и выбежала из комнаты. Она выглядела именинницей, получившей самый желанный подарок…
Алексей слышал, как она спустилась в сад и шаги ее зашелестели, удаляясь в сторону реки.
Только оставшись одни, он немного успокоился. Все правильно. Все как надо… Нет, он не Соловых, его на такие штучки не поймаешь!..
Справедливость требует отметить, что теперь в мыслях Алексея не было уверенности…
Минут через пятнадцать он услышал: идут. Дина была не одна.
«Поблизости прячет», — мелькнуло в голове.
Лестница заскрипела под тяжелыми шагами. Дина распахнула дверь.
— Вот он! — возбужденно провозгласила она. Вошел Марков. За ним всунулась угреватая рожа его телохранителя — Севы. Марков улыбался:
— Здравствуй, друг! Поздравляю!
Полез здороваться и Сева, умильно хлопая красноватыми бугорками век без ресниц.
— Что я вам говорила! — торжествовала Дина. — Вы себе не можете представить, Алеша, как они меня пробирали из-за вас! И легкомысленная я, и девчонка, и чуть не предательница! Вот, пожалуйста! Кто прав?
— Ты, ты! — снисходительно сказал Марков, расправляя карту на столике. — Она самая! Как же тебе удалось?
— Не спрашивай! Две ночи караулил…
Историю «похищения» карты Алексей добросовестно продумал. Карта висела у командарма, прикрытая занавеской, ночью при ней находился дежурный. А в соседнем помещении, служившем канцелярией, круглые сутки посменно трудились писаря. Алексею посчастливилось попасть в ночной наряд… В три часа пополуночи они закончили работу. Алексей вышел вместе со всеми, а в коридоре отстал и, вернувшись в канцелярию, спрятался под столом. Расчет был на то, что дежурный время от времени выходит осмотреть штаб. Через несколько минут он действительно вышел. Алексей проскользнул в комнату, где висела карта, снял ее со стены и через окно выпрыгнул во двор, не забыв аккуратно задернуть занавеску, чтобы отсутствие карты не сразу обнаружилось. Ему удалось незаметно пройти мимо часового, а дальше все было просто: карту он припрятал под камнем возле нужника, где она спокойно пролежала до сегодняшнего вечера. Все это заняло так мало времени, что Алексей успел прийти в хату, отведенную для писарей, раньше своих сослуживцев: те надумали среди ночи варить кашу в штабной кухне, и, когда, наевшись, заявились домой, он уже спал. На допросе они единодушно подтвердили это, а один сукин сын даже сказал, что ему кажется, будто Алексей бросил работу раньше других: он, мол, всегда от нарядов увиливает. В результате пострадал только дежурный: его забрали в Особый отдел и держат до сих пор…