был оборудован постоянный КП командующего авиацией 1-й Армейской группы, туда меня Яков Владимирович и вызвал. Предстоял массовый налет на японцев. Цель нашего 22-го полка – завоевание превосходства в воздухе. Хотя это так, официально, в середине августа 1939-го превосходство уже было у нас. Комкор сказал проще: вымести с неба все, что еще осталось у японцев. За вами в сопровождение 70-го и 56-го ИАПов пойдут бомберы 100-й бригады. Массированный налет на аэродромы в районе Джинджин-Сумэ.
Лететь предстояло тремя группами, широким фронтом, на 500 метров выше – еще по одной группе прикрытия. Ну а для меня, значит, было особое задание. Майор Глазыкин, наш командир полка и ярый приверженец полетов только «тройками», хочет посмотреть на действие «пар». Вот ты ему это и обеспечишь, будете группой «высотного резерва», заберешься еще метров на 300–500 выше, и пусть смотрит.
– Нет, я-то, конечно, слетаю, но товарищ Глазыкин же командир полка? Кто полк поведет?
– А ты, Сергей Иванович, не волнуйся, все согласовано. Во-первых, Штерн как бы против «двоек», а Жуков как бы не против. Понимаешь? Во-вторых, зам полк поведет. Ему расти надо, так что правильная запись в личном деле нужна. Понимаешь?
У меня, конечно, вопрос:
– А если напортачит чего?
– Так сейчас не месяц май, чего он там напортачит? А если и так, твоя какая забота? Твоя забота, чтоб с Глазыкиным ничего не случилось. Понимаешь?
– Тогда я ведущий! Иначе не полечу!
– Ведущий, ведущий! Чай, майор не дурнее других, понимает, со своим уставом в чужой монастырь не ходят.
Что тут скажешь, хорошо с опытным летчиком работать. Ты хоть генерал будь, в паре я главный.
Ясно? Ясно! Сигналы, да, они у нас одни и те же, согласовали – и вперед. Нет, особо, конечно, сказал: «Ты вниз одним глазом поглядывай, но за небом в два глаза смотреть не забывай». Мы тут именно затем и поставлены, верхнюю полусферу контролировать. А то японцы вообще любят с превышением по высоте атаковать. Любили, пока мы им любилку-то не оторвали.
Нормально летели. Уже на подлете к аэродромам японцы попытались нас перехватить. Наперерез левой группе выскочило не менее двадцати машин— считай, у японцев в авиаполках, сентаях по-японски, столько машин к тому времени и оставалось. Ну мы это потом узнали. А сначала только заметили, что вся наша центральная группа влево ломанулась. И мы, значит, за ними по верхам.
Про тактику надо несколько слов сказать отдельно. Парой хорошо летать. Не нужно в голове держать ни положение правого ведомого, ни левого. Знаешь: он за спиной и можно любые виражи закладывать, а он хвост прикроет. Вот исходя из этого и учитывая, что в августе у нас уже было и качественное и количественное преимущество, командование приказало летчиков беречь и воевать грамотно, без лишних эмоций. Наращивать в любом бою численное превосходство и разматывать звено японцев двумя парами.
Вот, значит, пока левая группа скорее сковывала японцев, чем атаковала, «центральная» ударила во фланг, и это сразу изменило обстановку в нашу пользу. Мы это все видели, конечно, весьма условно. Бой превратился в огромный шар «собачьей свалки», и этот шар медленно смещался в глубь японской территории и постепенно терял высоту. Наш И-16 и японский И-97[51] по компоновке довольно схожи, но и отличия есть. Да и манера пилотирования, и, как я уже сказал, тактика у наших заметно отличались. Возможно, как раз из-за того, что мы были достаточно далеко, с километр по высоте, не меньше, я отчетливо видел: дожимаем японцев. То одна вражеская машина со шлейфом дыма падала вниз, то другая.
Злые и упертые сволочи, и хорошо обученные – были… пока не кончились. Особенно в июне нам попотеть пришлось, да. Но и в августе они здорово огрызались. Вот и тогда, хорошо помню, как один из самолетов загорелся и со снижением пошел на запад. То есть к нашим, вряд ли так бы сделал японец, но разглядеть детали я уже не мог.
А потом мы заметили, что группа под нами ринулась кого-то целеустремленно так преследовать. Ну, мы за ними, интересно же; летим с превышением все те же 500 метров и, так получилось, правее метров на триста. Четверка наших И-97 гнала, но японские машины вертлявые были, по горизонтали от «ишачков» уходили влегкую. Ну вот и этот, вираж вправо, и с набором высоты стал от преследователей отрываться.
Я тогда, как один из лучших асов, летал на И-16 тип 17, то есть у меня вместо четырех ШКАСов осталось два, зато в каждом крыле встало по 20-мм пушке ШВАК. Вот он под мои орудия сам и вылез. Только то ли прицел сбился, то ли я поторопился, задел его самым краем очереди, может, один или два снаряда. Правда, вошли хорошо, задымил и сразу в пикирование ушел. А мы, значит, за ним. Летим, или скорее падаем, ветер свистит, земля все ближе, но потихоньку догоняем. Куда он от нас денется-то. Подошел я, значит, на 200–250 метров и дал пристрелочную, а трассеры прям вплотную с японцем прошли. Ну, я сразу очередь. Длинную. Патронов на полста. Хвост его просто брызгами в разные стороны, а сам как летел, так в землю и воткнулся.
Пока догоняли, спустились, наверное, метров до пятисот, хорошо под зенитки он нас не вывел. По плавной дуге с набором высоты стали возвращаться, потому что сбитый – это хорошо, а вот то, что мы от своих оторвались, очень даже плохо. Но высоту набирали помаленьку, скорость тоже не хотелось потерять. Если японцы сверху упадут, а ты без скорости, то все едино, на тысяче ты или на двух. Вот и шли так, нос чуть кверху. Сначала заметили три точки, ровненько так на юго-запад летели. Это мог быть кто угодно, но именно этим курсом летело бы подкрепление с расположенных в глубине японской территории аэродромов. И я как-то сразу понял – они. Жестами Николаю, ну то есть майору Глазыкину, показываю: подлетаем снизу и, если враг, бьем. Мы еще на земле договорились: если «тройку» внезапно атакуем, то я ведущего, он – правого ведомого.
Подлетаем тихонечко – ну точно японцы, у наших светло-серой раскраски не было, да и силуэт характерный для И-97. И-16 почти на полтора метра короче, и крылья начинаются практически сразу за винтом.
Подходим осторожно, почти в упор. И тут я замечаю, что на фюзеляже у хвоста ведущего черное кольцо намалевано. Повезло, значит, перед нами командир эскадрильи, по-ихнему – чутая. Даю знак Николаю: