– Мальчишки спрашивали, когда ты приедешь на матч-реванш по «Эрудиту», – сказала Клоди.
Хэйли обошла квартиру, чтобы убедиться, что она там одна.
– Скоро. Обещаю, – ответила она Клодетт, и зажала трубку между плечом и ухом, пока открывала шкаф и бросала в сумку кое-какие вещи. – На работе дурдом, я приеду, как только выдастся выходной.
– Да, да, да… Я все это слышала уже не раз и не два, – ответила ее сестра, скорее с иронией, чем упреком. – А отец уже, кстати, начал жаловаться мне, что ты не появляешься на семейном ужине хотя бы раз в месяц.
– Тоже мне новости. Я позвоню маме, честное слово, – Хэйли отнесла сумку в ванную и упаковала пару самых важных средств, потом прошла в гостиную и положила сумку на журнальный столик. – Короче, Клоди, я в ближайшую неделю буду появляться дома наскоками, так что, если буду нужна, звони на сотовый.
– Ты слишком много работаешь, Хэйли, ты ведь жизни не видишь. Кстати… тебе все-таки перезвонила та реставраторша?
Лука! Как Хэйли могла забыть о том, что на вечер назначено свидание? Она решила позвонить Луке и отменить все, как только доберется до мотеля.
– Конечно. И, сказать по правде, с ней может получиться кое-что особенное, – Хэйли захватила зарядное устройство для сотового, чековую книжку и еще пару важных мелочей. – Я тебе все расскажу, когда увидимся. Сейчас у меня совсем времени нет.
Краем глаза Хэйли заметила маленький листок бумаги под одной из диванных подушек. Это был какой-то чек, выпавший из какой-то папки Васкеза. Он не имел отношения к делу Кастилльяно или ОЭН, но напомнил Хэйли, что надо было получше осмотреть диван, когда она в спешке собирала вещи Мэнни этим утром.
Она вынимала чек из-под подушки, и тут пальцы ее коснулись чего-то прохладного и гладкого, прямоугольного по форме. Кровь застыла в ее жилах.
Белая костяная фишка с черными точками.
Хэйли невольно бросила ее на пол, словно обжегшись. Хватит. Не может быть. Не позволяй паранойе мешать тебе жить. Это еще ничего не значило. Вовсе не доказывало, что здесь кто-то был. Просто игрушка. Может быть, кто-то из ее племянников или племянниц потерял ее тут уже черт знает, как давно. Они постоянно забывали мелкие игрушки и солдатиков.
– Э-эй! Ты меня вообще слышишь? – сквозь оглушительный пульс, стучавший в ушах, Хэйли едва могла разобрать голос сестры. – Может, приведешь эту новую в твоей жизни женщину к нам поужинать, а?
– Я пойду. Позвоню потом, – Хэйли схватила сумку и помчалась к машине.
10:45
Хэйли стремглав выбежала из подъезда, словно за ней гнался сам дьявол, и вырулила с парковки так быстро, что удивленная Домино, едва успела прыгнуть на водительское место и завестись, чтобы догнать ее.
На оживленной улице с односторонним движением, на полпути к шоссе, Хэйли вдруг ударила по тормозам и свернула к тротуару, где стоял банкомат. Ей оглушительно просигналили вслед. Еще сигнал, и темный седан с тонированными стеклами припарковался на противоположной стороне.
Черт. За Хэйли снова был хвост. Домино подумала, это опять ищейка. Ей самой встать было негде, разве что дать немного вперед и заехать на тротуар. Она медленно катила мимо, глядя, как Хэйли выпрыгнула из машины и чуть ли не бегом направилась к банкомату. Из седана никто не вышел, а разглядеть водителя сквозь стекла было невозможно.
Домино заехала в переулок на правой стороне и встала так, чтобы в боковое зеркало ей были видны обе машины.
Хэйли села в свой «Мустанг» и влилась в движение. Седан выехал за ней и следовал в пяти машинах позади по той же полосе. Домино удалось втиснуться меду ними – через две машины от Хэйли. Свой шанс она заметила, когда они проехали так один квартал.
Светофор на пешеходном переходе мигал, и она не набирала скорость как можно дольше, позволяя Хэйли оторваться. Ей оглушительно сигналили сзади, но Домино старалась не обращать внимания. Седан попытался объехать через другую полосу, но там машины стояли бампер к бамперу, да и не пустили бы его. Когда седану все же удалось ее объехать, Домино уже точно знала, что ему не нагнать Хэйли: судя по следящему устройству, та уже мчалась по шоссе на юг, и была от них примерно в четырех километрах.
Домино снова нагнала ее через несколько минут, и доехала до двухэтажного мотеля за городом, который находился в получасе езды от Балтимора.
Хэйли оформила проживание и пронесла вещи в номер на первом этаже. Она сразу же зашторила все окна.
Домино едва поборола желание выйти из машины, постучать в дверь Хэйли. Так хотелось ее утешить, узнать, что же случилось за то короткое время, которое Хэйли провела в своей квартире. Конечно, пропажа коробки надломила ее – но явно произошло что-то еще, ввергнувшее Хэйли в панику.
Домино долго смотрела на задернутые занавески, и ей ужасно хотелось, чтобы они были открыты, а у нее было оборудование, которое позволило бы следить за происходящим внутри. Чем же ты сейчас занята, Хэйли?
Чтобы чем-то заполнить время, Домино продолжила изучать содержимое коробки Васкеза. Она была довольна, что ничто больше не угрожает Организации. Она думала о Хэйли и о прошлой ночи.
Этот взгляд ласковых карих глаз. Вот они – плоть и кровь ее полного поражения. Сладостная дрожь от прикосновения Хэйли. И то, как она позволяла Хэйли смотреть на себя. Позволяла ей видеть, не боясь, что что-то в ней могло оттолкнуть. Потому что с ней Лука чувствовала, что ничто не имеет значения, и никогда не имело.
Как можно было причинить боль этому чистому и невинному созданию, оказавшемуся в заложниках чужого злого умысла, ставкой в чьей-то ужасной игре. Это нарушило бы все принципы Луки. Ее учили, что цель оправдывает средства, это было не только жизненным кредо – она верила в это. И она никогда не наносила урона невиновным, какой бы ни была миссия. А причинить вред Хэйли значило пойти против собственных принципов.
Она посмотрела на часы. Почти половина одиннадцатого. У них ведь сегодня свидание. Помнит ли Хэйли? Позвонит ли она?
Сколько Домино себя помнила, она была верна Организации, которой посвятила всю свою жизнь. Все ее принципы были основаны на том, чему ее там учили – никогда не позволять себе эмоционального вовлечения, привязанности, чтобы не скомпрометировать себя во время операции. По этим правилам она жила всегда, отдавая долг Организации, вырастившей ее, воспитавшей и обучившей – сделавшей из нее смерть-машину, призванную по приказу устранять «несовершенства этого мира».
Они были для нее семьей и самыми близкими людьми. Особенно, Грант. Джоан Грант была единственным человеком, к кому всегда можно было прийти в неспокойные и одинокие годы ее юности. И Грант всегда была рядом, готовая помочь, если Домино в ней нуждалась. И неужели, она должна была лгать своей семье? Пересмотреть собственные ценности еще и еще раз?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});