Читать интересную книгу Крючков. КГБ накануне путча (сборник) - Валентин Варенников

– Мы к вам в Крым приехали в августе 1991 года. Это через девять месяцев после того постановления. И приехали с теми же предложениями, что и в постановлении, т. е. о введении чрезвычайного положения там, где этого требовала обстановка. И если бы еще в конце 1990 года были бы приняты меры, как записано в постановлении Верховного Совета, то, может, не было бы и событий в августе 1991 года. Почему вы не выполнили постановление?

После длительного горбачевского словоблудия я, обратившись к председательствующему, сказал, что свидетель умышленно затягивает время, уходит от ответа, поэтому я предлагаю перейти к следующему вопросу.

Генерал В. Яськин согласился и предложил задать следующий вопрос. Я спрашиваю Горбачева:

– Свидетель, скажите, после того, как мы побывали у вас на даче в Крыму, вы считали себя еще президентом или считали, что вы уже лишились этого поста?

Вопрос, конечно, был неожиданным и принципиальным. Чувствовалось, что Горбачев не был готов к ответу, поэтому и начал издалека. Послушав несколько минут характерную для Горбачева демагогию, я вынужден был прервать его и вновь повторить вопрос:

– Скажите прямо: вы считали, что оставались президентом, или считали, что вы уже не президент?

Горбачев опять начал рассказывать обо всем, но не отвечал на вопрос. Я понимал, что ему надо выиграть время, чтобы сообразить, что для него выгодней. И он, естественно, мысленно метался, а посоветоваться было не с кем – главный советник (Раиса Максимовна) отсутствовал. Когда стало ясно, что Горбачев прямо отвечать на поставленный вопрос не хочет, я вынужден был обратиться к суду:

– Уважаемый суд, прошу вас заставить свидетеля ответить на конкретный вопрос!

– Вы знаете, вам придется ответить, – заключил генерал В. Яськин.

Загнанный в угол, Горбачев, немного помешкав, сказал:

– Я оставался президентом.

Я поворачиваюсь к суду и заявляю:

– Мне предъявлено обвинение в измене Родине с целью захвата власти. Скажите, какую власть я хотел захватить? Если законодательную, то она сидела в «Матросской тишине» рядом со мной в лице Председателя Верховного Совета СССР Анатолия Ивановича Лукьянова. Если исполнительную, то она в лице председателя Правительства Валентина Сергеевича Павлова и силовых министров тоже сидела в одних стенах с нами. В отношении судебной власти ко мне никаких претензий нет. А вот этот свидетель сейчас сказал, что он как был президентом, так им и остался. Какую я хотел захватить власть? Конечно, в этой обстановке положение председательствующего было сложным, но он быстро нашелся и сказал:

– Валентин Иванович, это мы еще обсудим, а сейчас давайте перейдем к следующему вопросу.

– Свидетель, – снова обращаюсь я к Горбачеву, – сейчас я задам вам вопрос, в котором будет мало комфорта. Но я вынужден его задать.

И сделал небольшую паузу, Горбачев заерзал (его посадили на стул, он уже не мог стоять). Глядя ему в глаза, я продолжил:

– Скажите, свидетель, почему вы в итоге своей деятельности стали ренегатом в партии и предателем своего народа?

Конечно, никто никогда подобного ему не говорил. Он сразу вскочил и начал кричать: «Это произвол, это недопустимо! Что здесь вообще происходит? Почему его не приведут в порядок?» В этом же духе он продолжал «выступать» еще несколько минут. Председательствующий тоже поднялся со своего места и стал его успокаивать, говоря, что все идет в рамках судебной процедуры… Я смотрел на эту перепалку и думал: «Вот это надо было сказать Горбачеву раньше, хотя бы в 1987–1988 годах. Может, тогда и не было бы такой трагедии».

Выяснение отношений закончилось, и Горбачев, подводя итог, сказал:

– Я подам на него в суд!

– Это ваше право… Можете подавать в суд по месту жительства, – отреагировал В. Яськин.

А я подумал: «Вот будет хорошо, если он подаст в суд. Ведь у меня миллионы свидетелей».

Все сели на свои места, успокоились. Обычно председательствующий вопросы, носящие политический характер, снимал. В данном случае из-за поднятого Горбачевым переполоха вопрос снят не был. Но Горбачев не ответил, почему он предал народ. Тогда я в наступившей тишине громко говорю:

– Так я жду ответа!

Горбачев беспомощно развел руками, а председательствующий, словно спохватившись, объявил, что вопрос снят, так как носит политический характер. Верно, но ведь он освещает истину – кто предал наш народ.

* * *

Наверное, за всю свою жизнь Горбачев никогда не испытывал такого принародного унижения, как на этом суде. Было позорище и на заседании Верховного Совета РСФСР, когда Горбачев стоял на трибуне, а к нему подошел Ельцин и тыкал Горбачеву в лицо бумаги и требовал – вот, читай. И тот читал. Но это был эпизод. А здесь два дня допроса его в качестве свидетеля, два дня позора. Однако Горбачев мог его избежать, избери он положение не свидетеля, а потерпевшего. Потерпевший мог на судебный процесс не являться. Но ни высшее юридическое образование Горбачева, ни руководство Генпрокуратуры, которое дало Горбачеву право выбора, в какой роли ему выступать, ни ближайшее окружение не подсказали ему, как правильно себя вести на суде.

Однако, наверное, мы зря беспокоимся по поводу того, что Горбачеву доставлены неприятности. Видимо, лично он на все это смотрит проще, практичнее и спокойнее, чем мы думаем.

Взять хотя бы случай с его женой Раисой Максимовной. Как он переживал, когда она умерла! Сколько слез, сколько страданий… Но не прошло и полугода, как мы видим Горбачева – улыбающегося, жизнерадостного! – в кругу московской элиты, встречающей Новый, 2000 год.

Вот тут весь Горбачев…

Уроки и выводы

Настало время для моего последнего слова на суде. Я, в частности, сказал:

«1. Проведенный судебный процесс, независимо от решения Генпрокуратуры по поводу моего ходатайства, на мой взгляд, уже показал и осветил вопрос – почему и в угоду кому был развален Советский Союз и кто организатор этой трагедии.

2. Как бы политические структуры ни маневрировали, стараясь увести народ от главного, никогда с повестки дня жизни России не будет снят вопрос о расследовании трагедии насильственного разлома нашего Отечества.

В этом расследовании тоже заложен гражданский мир и согласие.

3. Годы перестройки и последующее время, так сказать, демократических преобразований говорят только об одном – необходимы законы, обеспечивающие Свободу и Право человека, а не только декларирование этого.

Плюс законами должны быть созданы законопослушные исполнительные органы, а также органы, объективно осуществляющие надзор за выполнением законов. Законы должны действовать. Например, принят закон о выборах – надо проводить выборы по закону.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});