Ибо показать свои панталоны было верхом неприличия.
— Ребенка! — рявкнул Бертран, вырывав дитя из рук растерявшейся матери. Он шагнул вниз вместе с ребенком, отдавая его первой попавшейся даме. Спасение несчастных заняло у него минут пятнадцать. Особенно запомнились голоса дам, умолявших все внизу закрыть глаза.
Вернувшись наверх, Бертран бросился по коридору, наполненному едким дымом и… увидел свою жену. Она лежала без сознания возле одной из дверей.
Сердце его дернулось, а он сгреб ее и прижал к себе. От роскошных волос, сводящих его с ума, осталось не так уж и много!
Бертран плечом выбил дверь, влетел в роскошные покои и содрал с окна штору. Огромное окно распахнулось, и через пару мгновений, превозмогая боль обожжённых крыльев, он ступил на землю.
Это было страшное зрелище! Огромный дворец полыхал снизу, а к нему спешили люди, пытаясь потушить.
Бертран осторожно положил на траву свою жену. Когда ее голова бессильно поникла, герцогу стало страшно.
— Эй, — убрал он обгоревшие волосы с ее лица. Горелое платье, затмившее красотой все наряды, выглядело жалкими обносками, если бы не бриллианты.
— Ты не умирай, ясно? — потрогал ее по щеке Бертран. Сажа размазалась, оставив росчерк пальцев.
Пока что герцог сдерживался. Ему казалось, что она вот–вот откроет глаза и…, но она не открывала.
Бертрану вспомнилось, как впервые он увидел ее на телеге с грязными ногами, как она тащила его в амбар, как ее пытались убить за горелое поле. Он даже помнил, где у нее был синяк…
— Очнись, пожалуйста, — попросил Бертран, бережно придерживая ее голову. Гордый герцог никогда ничего ни у кого не просил. Особенно у женщин. Сами все предлагали, сами все давали. Но тут он не знал, что делать. Сквозь дыру в тонкой ткани проступала та самая корявая веточка, сделанная явно нетрезвой рукой заезжего чародея.
— Пять Мешков, — позвал Бертран, распутывая некогда роскошные волосы. О, если бы не платье, он никогда бы ее не узнал. А сейчас под копотью и сажей проступали знакомые черты.
— Здесь есть чародей?! — опомнился Бертран, снова опуская голову жены на траву. Перед глазами стояла счастливая курносая и грязная красавица с косой. О, какой же он был дурак, что не разглядел в этой замухрыжке настоящую красоту!
— Уйдите от моей жены! — слышался гневный голос справа, пока Бертран с красавицей на руках метался в поисках помощи.
— С чего вы решили, что это ваша жена!!! — кричал ему в ответ дребезжащий от негодования голос.
— Я узнал ее платье! Она увидела его на витрине и заказала такое же! Мы неделю назад заказали платье с розами! — спорил первый голос.
— Моя тоже увидела платье на витрине Мадам Шу и заказала себе такое же муслиновое платье с розами! — орал рядом какой–то мужик. Двое спорили, а на траве лежала без сознания «спорная» жена.
— Ты свою хоть раз видел без макияжа?! — ехидно парировал второй.
— А ты свою? — наседал на него первый. И все дружно посмотрели на лицо дамочки.
— Дорогой! Я так рада, что ты жив! — послышался голос и шелест платья. Первый обернулся, видя нечто страшное, несущееся ему на шею. Без макияжа и прически, в обгоревшем платье вид у дамочки был неузнаваемый.
— О, я искал тебя, дорогая! — ответил он, а чувство неловкости ситуации не покидало зрителей.
— Ладно, может, и она, — пожал плечами второй. — А может и нет! Ладно, посижу пока тут. Если я не могу узнать жену без макияжа, то она меня должна узнать!
Наконец–то среди толпы показались белые хламиды целителей.
— Вот, любые деньги! — заорал Бертран, вручая на руки свою жену. — Все, что не попросишь! Любые суммы! Только спаси ее!
Услышав такое, на тело слетелись все чародеи, побросав своих пациентов.
Бертран выдохнул и прислонился к чужой карете.
Это все, что он мог сделать.
— Не плач, — прошептал он себе, делая глубокий мужественный вздох. — Ты ведь когда–то сам готов был убить ее своими руками…
Герцог собирал в кулак все мужество, чтобы не разрыдаться, как мальчишка. Больше всего на свете ему хотелось ткнуться в чешую дракона.
— Все, — произнес целитель, подходя к Бертрану.
Герцог замер, а потом бросился к жене. Он больше ничего не слышал. Ее тонкие руки были собраны на груди в трогательном жесте.
— Я разрешу тебе сжечь замок? Хочешь? — выдавил из себя Бертран, прижимая ее к себе. — Хоть каждую неделю. Но ты предупреждай! Я даже готов есть то, что ты готовишь… Мы можем поставить тролля прямо в спальню! Зато будет, куда одежду вешать… Можешь полы мыть! Сколько влезет! Жертв похороним. Я выделю деньги… Да хоть горы сверни, только не…
Слово застряло в его горле.
Он склонился к ней, трогая пальцами корявую веточку.
— Люблю тебя… — выдавил Бертран то, что мечтали услышать от него тысячи женщин.
И вдруг он увидел, как вспыхивает обручальное кольцо на ее пальце. Едва заметные свет ползет выше и выше. Теперь он подсвечивает бледное лицо и дрогнувшие ресницы.
— … было бы еще хуже… — послышался сдавленный голос. А тонкие пальчики потянули его за одежду.
— Что?! — заметался Бертран, глядя на открывающиеся глаза.
— Если бы не веточка, то было бы еще хуже, — прокашлялась ПятьМешков, а сияние кольца никуда не делось.
Только сейчас, глядя на тонкую руку, Бертран понял, что не зря его предки дарили это кольцо любимой, чтобы она прожила столько же, сколько и он сам.
Сам герцог был уверен, что достаточно просто надеть его на палец!
— Так просто? — прошептал он, глядя на сияющее кольцо. Память услужливо подкинула ему портрет его матери, у которой кольцо сияло так же. И бабки, и прабабки…
«Твари масляные в рамочках!», — подумал Бертран, радуясь тому, как ворочается на его груди супруга. — «Могли бы и сказать! Или они были уверены, что я сам додумаюсь! Будут висеть в кладовке! Друг напротив друга!».
— Арестовать! — послышался голос, а Бертран резко встал, прижимая жену к себе. Тонкая рука короля, которого вытирали от копоти платочком, показывала на них. И к ним уже спешила стража, напоминающая закопченные чайники.
— Именем короля за преднамеренный поджег дворца арестовать герцогиню Пять Мешков Корнагардскую! — кричала стража, вызывая переполох среди уцелевших.
— Рискните! — усмехнулся Бертран, расправив обгоревши