Карандашные строчки, колонки давно забытых подсчетов… Все это уже использовано в опубликованных статьях или толстых геологических монографиях.
Однако в статьях и монографиях никогда не прочтешь о том, что, выбивая этот образец, геолог сорвался со скалы и вывихнул ногу, что там он заблудился в тайге, а у того обнажения столкнулся с двумя медведями… Не всегда такие события попадают даже и в половые дневники. Геологу нужно так много увидеть, запомнить и описать, что ему никогда не хватает времени. Можно ли удивляться лаконизму его маршрутных записей!
Не являются исключением и мои полевые книжки. Но за каждой их страницей передо мной оживают то драматические, то очень будничные, но всегда милые памяти события экспедиционной жизни. Такие воспоминания накапливаются из года в год и составляют нечто вроде обширного архива, который носит в голове каждый путешественник. Самые маловажные на первый взгляд события иногда прочно оседают в закоулках архива, и нужен лишь незначительный повод, чтобы услужливая память воскресила ситуацию и настроение момента.
Иногда, обшаривая письменный стол в поисках затерявшейся рукописи или карты, я открываю и его нижний ящик. Мне не следовало бы этого делать! Но рука сама тянется туда, и, перелистывая исписанные страницы, я частенько забываю о пропаже. В памяти встает то один, то другой эпизод из долгих лет странствий на Севере…
Из таких невольных пауз и родились мои невыдуманные рассказы о природе, о зверях и, конечно, о людях, для которых северная тайга стала источником знания и школой мужества.
Природа далеких северо-восточных окраин нашей необъятной Родины мало известна литературе. Между тем ландшафты Колымы и Охотского побережья интересны не только с географической стороны. Это богатейшая рудоносная область, в которой много золота, олова, вольфрама, ртути и других редких металлов. Все сокровища вемных недр были когда-то открыты здесь во время геологического картирования и, прежде чем стать промышленной рудой, побывали в виде образцов в любознательных руках геолога. В конце концов именно благодаря геологам и их энтузиазму были за короткое время завоеваны человеком гигантские просторы нетронутой тайги, в которой легко уместилась бы вся Западная Европа.
Тысячи километров шоссейных дорог, современные аэродромы, многолюдные города и многочисленные поселки, рудники, прииски, фабрики и заводы, театры и библиотеки — все это появилось за несколько десятков лет на месте суровой горной тайги, безлюдье которой столетиями нарушалось только единичными юртами кочевых охотников.
Конечно, в наши дни тайга сильно поредела; леса, болота, звери и птицы отступают перед неудержимой поступью цивилизации. Но если даже столетиями обживавшееся Подмосковье все еще таит буреломные чащи лесов и гнездовья диких уток, то колымская тайга и вовсе не хочет сдаваться. Она широким кольцом охватывает все населенные пункты и плотно обжимает узкие ниточки дорог. Могучая сила живой природы дает себя знать всюду, где ослабил свой натиск человек. Быстро зарастают лесным молодняком брошенные поселки разведчиков и охотничьи заимки, затягиваются высокими травами оставшиеся в стороне дороги, и вновь начинает шуметь под ветром тайга там, где недавно стрекотали моторы. Так идет вековечная борьба между человеком и природой, борьба, которую на Северо-Востоке первыми начали геологи.
Я попал на Колыму еще в романтическую пору освоения этой суровой страны. Грандиозность ее богатств была уже очевидна, но многие из них еще не были открыты. Развитие рудной промышленности требовало все более точных поисковых признаков, и прежде всего планомерного геологического картирования. Каждую весну в тайгу отправлялось много геологических партий, привозивших осенью важные открытия и неисчерпаемые рассказы.
Возможно, когда-нибудь на этой основе будет написана полная история геологического и культурного освоения Северо-Востока. Естественно, это потребует многих участников и долгого времени.
Сейчас я преследую иную цель: не сами факты и тем более не их связная история, а лишь обстановка, в которой произошло то или иное запомнившееся событие, и эмоциональная окраска момента, воскрешенные скользнувшей перед глазами страничкой записной книжки, — вот о чем я хотел бы рассказать. У нас еще мало знают об условиях полевой работы геологов. Мне кажется, что правдивые рассказы о геологах и обстановке их работы в колымской тайге, принадлежащие очевидцу, могут иметь в связи с этим и некоторое познавательное значение. Это в сущности картинки из географического альбома и связанные с ними портретные эскизы.
Естественно, что все пришедшие на память эпизоды связаны с личными переживаниями и, следовательно, отражают особенности именно моих впечатлений о природном фоне и течении событий.
Первое, что воспитывает в людях тайга, — товарищество. Многие из воспоминаний связаны с моими экспедиционными товарищами и неотделимы от их образов.
Почти десять лет постоянным спутником в моих геологических путешествиях был Александр Михайлович — Саша. Теперь это начинающий полнеть научный работник и преподаватель одного из центральных вузов страны. В те времена он был необыкновенно жизнерадостным круглолицым юношей с соломенной шевелюрой и светло-серыми глазами. Романтика и страсть к приключениям лежали в основе его характера. Я подозреваю, что в геологию его потянула не столько любовь к Земле, сколько бродяжья жилка и доставшаяся от отца зауэровская бескурковка. Причинявший ему массу огорчений маленький рост с лихвой искупался железной мускулатурой и удивительной ловкостью. На моих глазах он швырнул однажды через плечо и положил на обе лопатки громадного, но флегматичного топографа-эстонца. Трудно забыть, как снисходительная улыбка сменилась на лице плечистого великана крайним удивлением и смущенной растерянностью!
Саша был незаменим в тайге. Многими успехами я обязан его неутомимой увлеченности и самоотверженной дружбе. Если спутник незаметно опускает в вашу кружку чая последний оставшийся в маршруте кусок сахару, вы можете смело положиться на него и в тайге и в городе. Он не выдаст ни разъяренному медведю, ни притаившемуся клеветнику.
Спутники! Многое, если не все определяется ими в тайге. Хорошо слаженный и дружный экспедиционный коллектив приведет к успеху там, где разлад и равнодушие могут быть причиной неудачи и прорыва. Мне известны драматические ситуации, возникавшие среди небольшой группы людей, надолго прикованных друг к другу экспедиционными условиями и лишенных возможности отвлечься или уйти. Взаимная ненависть неужившихся спутников в этом случае наименее опасное из возможных последствий.