Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далеко от дома Бастиан уйти не мог голод скоро возвращал его к фруктам мамы Айолы. Вечерами они подолгу беседовали. Он рассказывал ей о Граограмане, о Перелине, о Ксаиде, об Атрее, которого он ранил, а может, и убил.
— Я все делал неправильно, — сказал он. — Луниана так щедро наградила меня, а я распорядился ее дарами так, что принес несчастье и себе, и Фантазии.
Мама Айола долго смотрела на него.
— Нет, — сказала она, утешая. — Ты шел дорогой желаний, а этот путь не бывает прямым. Ты сделал большой крюк, но это был ТВОЙ путь. Ты из тех, кто возвращается, только если найдет источник Живой Воды. А это самое таинственное место Фантазии. Туда нет прямого пути. — И, помолчав, добавила: — Любой путь, который приводит туда, в конце концов оказывается верным.
Вдруг Бастиан заплакал. Он сам не знал почему. Как будто узелки в его сердце развязались и вышли слезами. Он всхлипывал и не мог успокоиться. Мама Айола взяла его на колени и стала нежно гладить, а он зарылся лицом в цветы на ее груди и наплакался вдоволь.
На следующий день Бастиан снова заговорил о вчерашнем:
— А ты знаешь, где источник Живой Воды?
— На границе Фантазии.
— Но ведь у Фантазии нет границ.
— Есть, они не снаружи, а внутри. Там, откуда Детская Королева черпает все свое могущество, но куда сама она попасть не может.
— И я должен разыскать это место? Еще не поздно? — спросил Бастиан.
— Тебя выведет туда только одно желание — последнее.
Бастиан испугался.
— Мама Айола, при каждом исполнении моего желания я что-нибудь забывал. И сейчас будет так же?
Она кивнула.
— Но я ничего не замечаю!
— То, что ты уже забыл, ты не можешь заметить как утрату.
— А что я забуду теперь?
— Я скажу, когда придет время. Иначе ты не сможешь забыть и желание твое не наберет силу.
— А вдруг это мое последнее воспоминание?
— Что делать. В мире ничто не утрачивается совсем, оно лишь преображается во что-нибудь другое. Твое воспоминание должно превратиться в желание.
— Но тогда, наверное, я должен поторопиться?
Она погладила его по волосам:
— Не беспокойся. Все длится, сколько нужно. Когда последнее желание появится, ты это сразу почувствуешь. И я тоже.
С этого дня действительно что-то стало меняться, хотя Бастиан ничего не замечал. Сказывалась преображающая сила Дома Перемен, хотя все происходило постепенно — так растут растения из земли.
Бастиан все еще наслаждался летом и заботами мамы Айолы, и фрукты ее все еще были ему по вкусу, хотя постепенно он начал наедаться. Она заметила это, но ничего не сказала. И лаской ее он уже насытился. Теперь в нем появилось новое, незнакомое желание: самому кого-нибудь полюбить.
С удивлением и грустью он обнаружил, что пока не любил никого. Но желание любить становилось все сильнее. И в один из вечеров он заговорил об этом с мамой Айолой. Она слушала, взгляд ее выражал то, чего Бастиан не понимал.
— Вот ты и нашел свое последнее желание, — сказала она. — Твоя истинная воля — любить.
— Но почему я не могу этого, мама Айола?
— Ты это сможешь только тогда, когда напьешься Живой Воды. И тебе захочется поделиться этой водой с кем-то еще. Это и будет любовь.
— А ты, — смущенно спросил Бастиан, — ты пила ее?
— Нет, — сказала мама Айола. — У меня все иначе. Мне необходимо кому-нибудь отдавать мой избыток.
— Но ведь это и есть любовь?
— Да, если хочешь, — сказала мама Айола, немного подумав.
— А кому в Фантазии доступна Живая Вода?
— Не знаю. В некоторых предсказаниях говорится, что наступит такое время, когда люди принесут в Фантазию любовь. Тогда два наши мира соединятся. Но я не знаю, что это значит.
— Мама Айола, — напомнил Бастиан. — Ты обещала, когда придет время, рассказать мне, что я забыл в обмен на мое истинное желание.
— Ты забыл отца и мать. Теперь у тебя больше ничего нет, кроме твоего имени.
— Отца и мать? — задумался Бастиан. Но эти слова больше ничего не значили для него. — Что мне делать теперь?
— Ты должен покинуть меня. Твое время в Доме Перемен истекло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— И куда мне идти?
— Тебя поведет твое последнее желание. Не теряй его!
— Я должен идти сейчас же?
— Завтра утром. У тебя осталась последняя ночь в Доме Перемен.
Бастиан встал и подошел к ней, чтобы проститься на ночь. Только вблизи он заметил, что все ее цветы увяли.
— Не беспокойся. И завтра утром не оглядывайся, а иди своим путем!
Когда наутро он спустился из своей комнаты, мама Айола сидела на прежнем месте. Все листья, цветы и плоды опали с нее. Глаза ее были закрыты, и она походила на засохшее, умершее дерево. Бастиан долго стоял перед нею, потом открыл дверь и вышел наружу.
За ночь наступила зима. Снег лежал по колено, от цветущих роз остались только голые кусты. Было холодно и очень тихо.
Бастиан хотел вернуться в дом за плащом, но двери и окна исчезли. Весь дом зарос наглухо.
Бастиан поежился от холода и двинулся в путь.
Глава XXVI
РУДНИК СНОВИДЕНИЙ
жный ветер так же холоден, как и северный, если он дует в снежной долине, где живет слепой горняк Йор.
Однажды ранним утром горняк вышел из хижины, уловив среди полной тишины скрип шагов дальнего путника.
Йор был уже старик, но без бороды и без морщин, волосы у него посерели, как камень, и весь он казался высеченным из куска застывшей лавы. Только в глубине его слепых глаз иногда вспыхивал огонь.
Подойдя, Бастиан — а это именно его шаги заслышал издалека Йор — сказал:
— Здравствуй. Я заблудился. Я ищу источник Живой Воды. Не мог бы ты мне помочь?
— Ты не заблудился, — прошептал горняк. — Но говори тише, иначе ты разрушишь мои картины.
Он жестом пригласил Бастиана в хижину. Она состояла из одной комнаты, очень просто обставленной: стол, два стула, лежанка и полка для посуды и еды. В очаге пылало пламя, в котелке дымился суп.
Йор поставил две тарелки, налил в них супу и жестом пригласил гостя поесть. Завтрак прошел в молчании.
Потом горняк откинулся, глаза его смотрели сквозь Бастиана.
Он прошептал:
— Кто ты?
— Меня зовут Бастиан Балтазар Букс.
— А, значит, свое имя ты еще помнишь.
— Да. А ты кто?
— Я Йор, меня еще называют слепым горняком. Но я слеп только на свету. Под землёй в моем руднике в полной темноте я могу видеть.
— Что это за рудник?
— Он называется Минроуд. Это рудник сновидений.
— Рудник сновидений? — удивленно повторил Бастиан. — Про такое я не слыхал.
Йор, казалось, постоянно к чему-то прислушивался.
— Он существует специально для таких, как ты, — тихо сказал Йор. — Для людей, которые не могут найти дорогу к источнику Живой Воды.
— И что же это за сновидения?
Йор закрыл глаза, и Бастиан не знал, повторить ли ему вопрос.
— Ничто в мире не исчезает бесследно. Ты видел когда-нибудь сны, которые утром не мог вспомнить?
— Да, часто.
Йор задумался, кивнул, потом пригласил Бастиана следовать за ним.
— Только ни слова, ни звука, понятно? То, что ты сейчас увидишь — моя работа за многие годы. Любой шум может их разрушить. Поэтому молчи и ступай очень осторожно.
За хижиной находился деревянный шахтный копер, они прошли мимо него в огромную заснеженную долину. И тут Бастиан увидел картины, которые лежали на белом снегу, как драгоценности на белом шелке ювелирных коробочек.
Это были тонкие, как дуновение, прозрачные стекла разных форм и размеров, прямоугольные и круглые, мозаичные и гладкие, иные величиной с церковные витражи, другие — как миниатюры на вазочках. Они лежали рядами, группируясь по величине и форме, покрывая снежную равнину до горизонта. Тут были изображены какие-то фигуры в птичьем гнезде, часы, похожие на растекшийся расплавленный сыр, куклы на ярко освещенном пустом пространстве, головы и морды зверей и целые пейзажи, составленные из голов, морд и лиц. Но были и обыкновенные портреты, были мужчины, косившие пшеницу, женщины, сидящие на балконе, горные деревушки и морские виды, военные сцены и цирковые представления, улицы и комнаты, снова лица, старые и юные, мудрые и придурковатые, шуты и корали. Были страшные картины — казни, пляски смерти; были портреты молодых дам в седле, и был нос, разгуливающий сам по себе, принимая приветствия от встречных.