Звонить из дома Наташа не стала — захватив телефон и сумку, она отправилась в парк, где устроилась на скамейке неподалеку от дорожки, вдоль которой тянулся бесконечный строй гигантских разлапистых елей — единственных зеленых деревьев в парке — все прочие: и акации, и липы, и клены, а также густые жасминовые чащи давно растеряли свои листья; но темная хвоя огромных деревьев, подпиравших низкое холодное небо, не оживляла безлюдного парка — скорее придавала ему мрачности, а человек с соответствующим настроением и воображением мог усмотреть в зелени многолетних елей нечто зловещее — они выстроились вдоль дороги, словно заколдованные безжалостные часовые, охраняющие покой тех, кто проснется только в будущем году. Впечатление усиливалось полным безветрием и абсолютной тишиной, которую изредка нарушали пронзительные воробьиные голоса, да хриплое воронье карканье. Казалось, что вчерашний злой декабрьский ветер примерз к пушистым ветвям, оставив только холод и промерзшую землю. Наташа закурила и поежилась — не от холода, а от неприятного ощущения, что она осталась одна в целом свете. Но тут она услышала хруст гравия и увидела, как неподалеку по дорожке идут две пожилые женщины, одна из которых вела за руку пухлого сердитого малыша. На Наташу и на ее сигарету они посмотрели неодобрительно. С трудом сдержав улыбку, она подождала, пока женщины отойдут подальше, достала телефон и набрала номер Ковальчук.
Людмила Тимофеевна сняла трубку мгновенно, будто ждала звонка, и услышав ее голос, Наташа удивилась, не узнав знакомого твердого, стального тембра, — теперь это была горячая, расплавленная сталь.
— Где ты?! — спросила Ковальчук, и Наташа услышала, как возле трубки что-то стукнуло. — Мне нужно, чтобы ты немедленно приехала к нам!
— С какой стати? — Наташа повернула голову, провожая взглядом удаляющихся женщин. — Разве у тебя ко мне какие-то важные дела? Мне от тебя ничего не нужно.
— Слушай, ты решила меня наказать, да?!! Не знаю, что там тебе наболтал этот урод, но все это неправда! Он просто меня терпеть не может — мужики всегда ненавидят баб, которые умнее их! Он и тебя ненавидит, инвалид чертов! А я тебе только добра желала, всегда! Сделай, чтобы было как раньше! Я найду деньги, слышишь?! Я найду!
— Какие деньги, зачем? — Наташа выпрямилась, слушая более внимательно. Неожиданно ей отчего-то стало очень жарко, и она потянула замок «молнии», расстегивая куртку.
— Чтобы ты исправила то, что сделала! — возле трубки что-то звякнуло, потом послышался странный всхлипывающий вздох. — Что ты сделала с моим Борей?! Господи, что ты с ним сотворила?!! Хорошо, Валерка не знает… а что будет, когда он узнает?! Он же и меня убьет, и его! И тебя, кстати, тоже!
— Я ничего не понимаю, — сказала Наташа. — Объясни толком, в чем дело? Что-то с Борькой?
— А ты не знаешь! — в голосе Ковальчук на секунду проскользнула знакомая язвительность.
— Нет, не знаю! Объясни или я кладу трубку!
— Подожди! Он… — голос запнулся, послышалось бульканье, потом легкий звон стекла, — он… господи, язык не поворачивается! Он… я видела его… он думал, что… но я-то проследила… лучше бы я… он был… с парнем, понимаешь?!! Мой родной сын был с мужиком как… Господи, если Валерка узнает!..
— Ты хочешь сказать, что Борька стал… — Наташа запнулась. Ее пальцы сжались и сломали недокуренную сигарету.
— Не смей произносить! — взвизгнула Ковальчук. — Зачем ты это сделала?!
— Я ничего не делала! Я не могу такого сделать!
— Мой сын всегда был нормальным парнем! Он всегда девчонками интересовался! Почему это его вдруг потянуло на мужиков?!
— Когда ты об этом узнала?
— Две недели назад. Я тебя искала… Где ты?! В Ялте?! В Евпатории?! Ты вообще в Крыму?!
— Раньше замечала что-нибудь подобное? — спросила Наташа и посмотрела на свою левую руку, лежавшую на колене. Пальцы дрожали.
— Никогда! Никогда! Это все после того, как ты его… все после того началось! И ведь Валерка говорил, что… да я и сама замечала… думала, мерещится! Что случилось с моим сыном?! Почему он стал таким?!
— Слушай, подожди, я тебе сейчас перезвоню, — сказала Наташа и нажала на кнопку, оборвав раздавшийся из трубки вопль. Прижав телефон ко лбу, она задумалась.
Скорее всего, это была просто очередная уловка, направленная на то, чтобы заполучить ее. Значит, Ковальчук все-таки замешана в этом, как она и ожидала. Но неужели она и вправду думает, что после всего, что произошло, Наташа кинется в столь неумело замаскированную ловушку?
А если нет? Ужас в голосе Ковальчук казался неподдельным. Да и ведь сама Наташа не раз замечала, что с Борькой вроде бы что-то не так, что-то…
…какой-то он неправильный, слишком уж манерный…
… Валерка говорит, что он стал какой-то не такой… но я ничего не заметила. Впрочем, Валерке вечно что-нибудь мерещится…
…Тебе не кажется, что с ними что-то не так — ну, вот с Борькой и еще этой девчонкой светленькой?
…вдруг словно увидела внутренний мир человека в разрезе — и основной верхний слой, закрывающий собой все остальное, и глубинные слои, давно ушедшие с поверхности, а может, и никогда не находившиеся на ней. Акула, чей плавник выступает из воды, и донные животные, никогда не видевшие солнца..
Последняя мысль заставила Наташу вздрогнуть. Конечно же, это казалось невероятным, но… почему бы не предположить… Она поймала акулу, и на поверхность вынырнула некая рыба, которая раньше этого делать не осмеливалась… потому что акула владела всем пространством возле поверхности… Нет, не так. Может, она убрала нечто, что было доминирующим и не давало проявиться всем остальным качествам… но ведь Ковальчук сказала, что раньше ничего подобного она за сыном не замечала. Хорошо, а если оно таилось где-то очень глубоко? Хорошо, может оставить рыб и принять за наглядный пример колоду карт? Может, забирая у Борьки азарт, Наташа не только убрала верхнюю, видимую карту, но и перетасовала остальные? Может, так?
А может, она тут вообще совершенно ни при чем! Борька «поголубел» без ее помощи, может, он и раньше был таким, а мать, считающая себя вездесущей, просто узнала об этом слишком поздно? По сути дела, Борька — всего лишь испорченный и избалованный мальчишка, о нем следует забыть и спокойно заниматься своими делами. На следующей неделе ей предстояло приступить к обязанностям официантки в «Онтарио» с милостивой протекции Римаренко, и Наташа вовсе не собиралась упускать эту работу — хоть денег пока у нее было больше чем достаточно, всему когда-нибудь приходит конец.
Наташа хмуро посмотрела на телефон, потом вдруг вскочила, подхватила сумку и пошла вглубь парка. Минут пятнадцать она взволнованно бродила среди голых деревьев, не видя ничего вокруг, потом резко остановилась и обернулась — ей вдруг показалось, что кто-то идет следом, внимательно глядя ей в затылок. Но позади никого не было — только вдалеке бежала какая-то дворняга, опустив нос к земле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});