Читать интересную книгу Хлеб великанов - Мэри Вестмакотт

Она боялась Джейн.

Можно отказаться ее принять.

— Проводите ее сюда.

У нее в комнате будет легче.

Как долго ее нет! Может, она ушла? Нет, вот она.

Джейн казалась очень высокой. Нелл съежилась на софе. У Джейн злобное лицо — она всегда так думала. Сейчас это было лицо мстительной фурии.

Дворецкий вышел. Джейн стояла, возвышаясь над Нелл. Потом вскинула голову и засмеялась.

— Не забудь пригласить меня на крестины, — сказала она.

Нелл вздрогнула, потом высокомерно сказала:

— Не понимаю, о чем ты.

— Пока что это семейная тайна? Нелл, чертова лгунишка, ты не беременна. Я вообще не верю, что ты когда-нибудь родишь ребенка — это больно и рискованно. Что заставило тебя сказать Вернону такую дикую ложь?

— Я ему не говорила. Он сам придумал, — угрюмо ответила Нелл.

— Тогда это еще более чудовищно.

— Не знаю, зачем тебе понадобилось прийти сюда и все это говорить.

Протест был слабый, в нем не было души. Ценой жизни она не смогла бы вложить в него необходимое негодование. Тем более говоря с Джейн. Джейн всегда была чертовски проницательна. Это ужасно! Хоть бы она скорее ушла.

Она встала и постаралась быть решительной:

— Я не знаю, зачем ты пришла. Разве только чтобы устроить сцену…

— Послушай, Нелл. Тебе придется услышать правду. Однажды ты уже прогоняла Вернона. Он пришел ко мне. Да, ко мне. Он жил со мной три месяца. Он был в соседней комнате, когда ты приходила. А, задело! Что-то женское в тебе осталось, рада это видеть. Тогда ты его у меня отобрала. Он отправился к тебе и не вспомнил про меня. Но говорю тебе, Нелл: если ты его еще раз прогонишь, он придет ко мне. О да, придет! В душе ты обо мне плохо думаешь, воротишь нос от «женщины такого сорта». Что ж, зато я имею власть, знаю про мужчин больше, чем ты узнаешь за всю жизнь. Если я захочу, я получу Вернона. А я хочу. Всегда хотела.

Нелл дрожала. Она отвернулась и впилась ногтями в ладони.

— Зачем ты мне это говоришь? Ведьма!

— Говорю, чтобы задеть тебя! Задеть, пока не поздно. Не отворачивайся, не убежишь от того, что я скажу. Придется посмотреть на меня, увидеть своими глазами, сердцем, умом… В дальнем углу своей жалкой душонки ты еще любишь Вернона. Представь себе его в моих объятиях, подумай, что его губы слились с моими, он прожигает поцелуями мое тело… Да-да, подумай. Скоро тебе это станет безразлично. Но сейчас — нет. Женщина ли ты, если отдаешь любимого другой? Той, которую ненавидишь? «Подарок Джейн от Нелл с любовью».

— Уходи, — слабо сказала Нелл. — Уходи.

— Ухожу. Еще не поздно. Ты еще можешь отказаться от своей лжи.

— Уходи… Уходи.

— Поторопись — потом будет поздно! — Джейн задержалась в дверях. — Я приходила ради Вернона, не ради себя. Я хочу, чтобы он вернулся ко мне. И он вернется, если не… — Она вышла.

Нелл сидела, сцепив руки.

Она свирепо прошептала: «Не получишь его. Не получишь!..»

Она хотела Вернона. Она хотела его. Однажды он уже любил Джейн. Он будет любить ее опять. Как она сказала? «…его губы слились с моими… его поцелуи прожигают мое…» О боже, она этого не перенесет! Она рванулась к телефону.

Дверь отворилась, вошел Джордж. Он выглядел таким нормальным и жизнерадостным.

— Привет, голубушка. — Он подошел и поцеловал ее. — А вот и я. Отвратительная была поездка, я лучше пересеку всю Атлантику, чем снова этот Ла-Манш.

Она совсем забыла, что Джордж возвращается сегодня! В этот момент она не может сказать ему, это будет слишком жестоко. К тому же трудно вставить трагическое известие в поток банальностей. Сегодня — но попозже. Пока она будет играть прежнюю роль.

Она механически ответила на его объятие, села и стала слушать.

— Я привез тебе подарок, дорогая. Эта вещь напомнила мне тебя.

Он достал из кармана бархатный футляр.

Внутри на подушечке из белого бархата лежал большой розовый бриллиант — восхитительный, безупречный — на длинной цепочке. Нелл ахнула.

Он вынул бриллиант из футляра и надел ей на шею. Она взглянула вниз — замечательный розовый камень сверкал между ее грудей. Он гипнотизировал ее.

Джордж подвел ее к зеркалу. Она увидела золотоволосую красавицу, спокойную и элегантную. Она увидела блестящие волнистые волосы, наманикюренные руки, пенистое неглиже из тонких кружев, шелковые чулки, расшитые домашние туфельки. Она увидела холодную, твердую красоту бриллианта.

А позади себя она увидела Джорджа Четвинда — доброго, щедрого, изысканного, заступника.

Дорогой Джордж, она не может причинить ему боль…

Поцелуи… Ну и что? Надо не думать о них. Просто не думать.

Вернон… Джейн…

Она не будет о них думать. На горе или на радость, но она сделала свой выбор. Иногда будут тяжелые моменты, но в целом — это наилучший выбор. Для Вернона так тоже лучше. Если она будет несчастна, она не сможет и его сделать счастливым.

Она нежно сказала:

— Как мило, что ты привез мне такой чудесный подарок. Позвони, пусть принесут чай сюда.

— Прекрасно. Но ты собиралась звонить по телефону? Я прервал тебя.

Она покачала головой.

— Нет, — сказала она. — Я передумала.

2

Письма от Вернона Дейра к Себастьяну Левину.

«Москва.

Дорогой Себастьян!

Знаешь ли ты, что у русских есть легенда о пришествии неведомого чудовища?

Я упоминаю о нем не потому, что это важно с политической точки зрения (кстати, истерия по поводу Антихриста мне кажется смешной, согласен?), а потому, что оно напоминает мне детский ужас перед Чудовищем. Со времени приезда в Россию я много думаю о Чудовище, пытаюсь понять его истинный смысл.

Потому что это больше, чем страх перед роялем. Тот врач в Лондоне на многое открыл мне глаза. Я начал понимать, что всю жизнь был трусом. Думаю, ты это знаешь, Себастьян. Ты мне намекал, хоть старался не обидеть. Я убегал от неких вещей… Всегда убегал.

Думая о нем, я вижу в Чудовище некий символ, не просто предмет из дерева и проволоки. Говорят же математики, что будущее существует одновременно с прошлым. Что мы путешествуем во времени, как в пространстве, от одного события к другому. Воспоминания — это просто свойство ума, и мы могли бы вспоминать то, что впереди, как и то, что позади. Звучит дико, но такая теория вроде бы есть.

Верю, что какая-то часть нашей души знает будущее и ни на миг этого не забывает.

Не этим ли объясняется то, что мы избегаем некоторых вещей? Зная, как тяжела ноша судьбы, мы шарахаемся от ее тени. Я пытался убежать от музыки — но она меня настигла, как настигает религия членов Армии спасения.

Дьявольская вещь — или божественная? Если так, то это ревнивый Бог Ветхого Завета — я потерял все, что старался удержать: Эбботс-Пьюисентс, Нелл…

А что осталось, черт возьми? Ничего. Даже самого проклятия: я не желаю писать музыку. Я ничего не слышу, ничего не чувствую. Джейн говорит, все вернется. Она в этом уверена. Кстати, она посылает тебе привет.

Твой Вернон».

3

«Москва.

Себастьян, чертушка, все-то ты понимаешь. Не жалуешься, что я не описываю самовары, политическую ситуацию и вообще Россию. В стране, конечно, страшная неразбериха, а чего еще было ждать? Но ужасно интересно. Привет от Джейн.

Вернон».

4

«Москва.

Дорогой Себастьян,

Джейн была права, что привезла меня сюда. Во-первых, здесь не встретишь никого, кто бы радостно объявил о моем воскрешении из мертвых. Во-вторых, по-моему, скоро здесь будет самое интересное место в мире. Какая-то вольная лаборатория, где все и каждый ставят опаснейшие эксперименты.

Весь мир интересуется Россией с точки зрения политики — экономика, голод, вопросы морали, отсутствие свободы, больные беспризорные дети и так далее. Но чудесным образом из грязи, порока и анархии порой рождаются поразительные вещи. Направление русской мысли в искусстве экстраординарно: частично это самые жалкие ребяческие поделки, но иногда среди них заметны великолепные проблески — так прекрасное тело порой сверкнет сквозь рубище бродяги.

Неведомое Чудовище — это Коллективный Человек. Ты видел их проект памятника Коммунистической революции? Колосс из железа и стали? Скажу тебе, зрелище впечатляющее.

Машины, век машин! Как большевики уповают на машины — и как же мало знают о них! Потому и восхищаются. Вообрази реального механика из Чикаго, сочиняющего стихи о своем городе: «…он построен на винте! Электромеханический город! В форме спирали, установленной на стальном диске! С каждым ударом часов он поворачивается вокруг своей оси. Пять тысяч небоскребов». Что может быть более чуждо американскому духу?