Читать интересную книгу Зачистить Чистилище! Пленных не брать! - Александр Марков

Об этом императору доложил адъютант.

— Он жив? — спросил император.

— Да, — ответил адъютант, — он не пострадал, германская пехота рассеяна солдатами генерала Духонина. Монгольский конвой практически полностью погиб.

— Да, я знал, что они преданы генералу.

Адъютант принес переданный по телеграфу из посольства в Лондоне и уже переведенный на русский последний номер «Санди таймс».

Удобно устроившись в кресле рабочего кабинета, Николай Второй просматривал статьи, в очередной раз убеждаясь, что осведомлен о происходящих событиях куда как лучше, чем репортеры газеты.

Британцы много писали о морском сражении между русскими и германскими судами, пытались занизить успех своих союзников, утверждали, что русские воспользовались благоприятной ситуацией, сложившейся после Ютландской битвы, и намекали, что честнее было бы пройти через Скагеррак и оказать помощь Гранд-Флиту.

Николай улыбался. Не он придумал поговорку «разделяй и властвуй», но британцы частенько применяли эту формулировку в отношении России и теперь были недовольны тем, что и она ответила им тем же.

Но привлекли его внимание не сообщения о прорыве германских укреплений под Верденом и не анализ сражения за Рюгхольд, а крохотная заметка, которая затерялась где-то в середине газеты и которую многие наверняка миновали бы стороной, почти не задерживаясь. Таким несущественным казалось это сообщение, если не знать, что на самом деле крылось за ним.

Правда, заголовок был броским.

«Месть обманутого мужа».

«Два трупа нашли вчера вечером полицейские Скотленд-Ярда в двухэтажном особняке на улице Кромвеля. Его снимали супруги Рихтер, но нашему корреспонденту удалось выяснить, что под этими именами скрывались политические эмигранты из России Надежда Крупская и Владимир Ульянов. Тот самый Ульянов, брат которого был казнен за покушение на императора Александра Второго, а сам он осужден за подрывную деятельность и сослан в Сибирь, однако ему удалось бежать из ссылки, и он долгое время жил вне пределов России — во Франции, Германии, Швейцарии и Британии.

Трупы нашли совершенно случайно. Соседи обратили внимание на то, что, когда их собака проходит мимо особняка, который снимали Рихтеры, она начинает лаять, бросаться на дверь, а сами они вот уже три дня не замечали, чтобы в особняке зажигался свет, и не видели его обитателей, которые обычно любили прогуливаться каждый вечер по улицам Лондона.

Поначалу они предположили, что чета Рихтеров уехала, но все же проявили свой гражданский долг и сообщили о своих подозрениях полицейским. Те приехали незамедлительно.

Двери в особняк были закрыты. Как говорит старший инспектор Бронски, приехавший на улицу Кромвеля, когда он вскрыл дверь в особняк, то сразу почувствовал трупный запах. Пройдя внутрь, он обнаружил два мертвых тела — одно в кресле, а другое на полу. Они пролежали здесь не менее пяти дней, уже начали разлагаться. Выступившие в качестве понятых соседи опознали в них супругов Рихтер. Все было залито кровью. Женщина был убита в грудь, а мужчина в висок, в руке он сжимал орудие убийства — пистолет.

На столе в комнате полицейские нашли несколько любовных писем, из которых явствует, что господин Рихтер узнал об измене супруги. Полицейские не сомневаются, что он не выдержал этого, застрелил свою супругу, а после пустил себе пулю в висок».

Бегло пробежав последние строчки и не дочитав заметку до конца, император отложил листки бумаги, откинулся на спинку кресла.

Глава Разведывательного управления Игнатьев уже докладывал ему о том, что его агенты приступили к реализации операции «Крысы», направленной на устранение подрывных элементов, находящихся за границей. Название операции было не самым удачным. Слух императора оно покоробило и, по сути, было неправильным, потому что крысы бегут с тонущего корабля, а корабль тонуть и не собирался. Напротив — плыл на всех парусах. Вот если бы он стал тонуть, тогда бы «крысы» вернулись.

Подробностей операции Николай Второй предпочел не выяснять.

В заметке не упоминалось, что господин Рихтер получал деньги на аренду здания от боевиков, которые грабили банки в России и переправляли деньги за границу, но в последнее время он налаживал контакты с германской разведкой, которая была не против профинансировать его революционную деятельность. Это обходилось гораздо дешевле, нежели тратиться на постройку новых кораблей, да и гораздо эффективнее. Агент Игнатьева как раз и представился как германский разведчик, пришедший обсудить кредитование революционной деятельности на территории Российской империи.

Сработано чисто. Этому надо отдать должное. Но жестоко. Хотя можно ли говорить о жестокости по отношению к тем людям, которые выступают за поражение собственной Родины в войне? Вернись они в Россию и узнай кто-нибудь об их деятельности, их просто бы разорвала на куски рассерженная толпа.

Ведомство все того же Игнатьева уже выяснило, что британские руководящие круги возлагают большие надежды на подрывные элементы в послевоенный период. Революционную верхушку надо устранять сейчас. Шума поднимать британцы не будут, придерживаясь официальной версии, даже когда число самоубийств и несчастных случаев среди так называемых политических эмигрантов из России резко подскочит.

Дредноуты Черноморского флота смели оборонительные форты в проливах, причем сделали это словно играючи, с расстояния, при котором турки не могли достойно ответить и лишь молились аллаху, чтобы падающие с небес снаряды не принесли им смерть. Командующему флотом, воодушевленному этой победой, хватило ума не лезть в проливы, ведь там мин — как картошки в огороде. Страху эта бомбардировка наделала.

К Константинополю рвался танковый корпус. Турция уже готова выйти из войны, как и Австро-Венгрия. У Германии вскоре не останется союзников. Более того, появилась информация, что готовится заговор против кайзера, а его участники, устранив руководителя страны, хотят вступить в переговоры с Россией, надеясь выторговать для себя более выгодные условия. Они понимали, что Германия проигрывает эту войну, и если она будет затягивать подписание мира, то его условия все время будут ухудшаться. Игнатьев выяснил, кто стоит за этим заговором. Это был высший эшелон армейского руководства.

Это был конец войне.

Эпилог

Дни тянулись медленно, будто время здесь, в этой опостылевшей, пропахшей лекарствами палате шло не с той же скоростью, как вне ее пределов, и прежде чем утро сменялось днем, а день — вечером, проходило не несколько часов, а гораздо больше.

Мороз выводил на окнах витиеватые узоры, и часто у Мазурова не было других развлечений, кроме как смотреть на стекла и гадать, что же мороз на них нарисует в следующий раз.

На тумбочке лежала стопка журналов, книжки, которые он просил принести ему, но стоило ему открыть их, как очень быстро, после нескольких страниц, глаза начинали слезиться, болеть голова — и он откладывал чтение, хотя соскучился по нему.

Что там говорил Вейц? Что к Новому году он станет генералом, но этого не случилось, да и Новый год он как-то пропустил, слышал только, что за окнами веселятся люди, поют песни, а небеса озаряют разноцветные вспышки фейерверков. Но примерно за месяц до этого ликование на улицах было более бурным, а Мазуров, который только-только стал приходить в себя после множества операций, когда врачи буквально вытащили его с того света, никак не мог понять, отчего это происходит. Наверное, жители даже самой отдаленной деревушки, затерянной в тайге, раньше его узнали, что Центральные государства сдались, что подписано мирное соглашение и наступил мир.

Он и вправду так исхудал, что стал походить на мертвеца, глаза выпирали из орбит, скулы ввалились, а в теле остались только кости, обтянутые бледной кожей, на локтях образовались пролежни, неприятные мозоли, но сейчас они уже прошли. В таком виде Мазуров не хотел показываться Кате, не хотел, чтобы она видела его отросшую, длинную, нечесаную бороду. Но ведь она наверняка, уговорив главврача, смотрела на него, когда он валялся без памяти, а теперь и вовсе перевелась в этот госпиталь, чтобы ухаживать за ним, а могла ведь уйти со службы. Война-то закончилась.

Катя сама догадалась сбрить ему бороду.

Мазуров просил ее что-нибудь почитать ему вслух, точно маленький ребенок, который любит, когда ему на ночь рассказывают сказки. Катя с удовольствием это делала. У нее был приятный, очень мягкий, бархатный голос, и Мазуров скорее слушал не то, что она читает, а то, как она это делает.

Его желудок пока не принимал более тяжелой пищи, чем каша на завтрак и бульон на обед. Катя кормила его с ложечки, утирала испачкавшиеся губы, говорила что-то нежное, и он послушно ел, хотя еда эта, несмотря на то что была очень вкусной и питательной, надоела, и будь на месте Кати кто-то другой, он, может, и закапризничал бы. Имел право. Герой все-таки. В тумбочке лежали две только что отлитые медали. Мазуров не видел, как их принес генерал Рандулич, выложил эти медали из нагрудного кармана, положил на тумбочку.