покатились градом.
– Я тебя и не жалею, а очень хорошо понимаю.
Леннокс изменился в лице.
– Ты? Да откуда тебе…
Я выставила ладонь, призывая его помолчать:
– Пообещай, что один из нас умрет.
Леннокс развел руками:
– Это неизбежно.
– Обещаешь?
– Да.
Вытаращив глаза, он наблюдал, как я приподняла подол платья, хотя поклялась, что никто, кроме лекаря, Ноэми и моего будущего супруга не увидит этих шрамов, но иначе Леннокс мне не поверит. Его взгляд завороженно скользил вверх по моей ноге, пока не открылась внутренняя поверхность бедра.
– Это еще что?! – потрясенно воскликнул он.
– Шрамы, – буднично откликнулась я, усаживаясь обратно к огню.
– Кто? Почему?
Я одернула платье и мысленно запретила себе плакать. По крайней мере, не сейчас.
– После исчезновения мамы отец сделался… сам не свой. Временами он все тот же строгий, но вместе с тем чуткий человек, каким запомнился мне с раннего детства. У него случаются припадки ярости, вызванные страхом. Он держал меня под замком, а сам планировал мое будущее… – Я горестно вздохнула. – Знаю, отец желает мне добра. Но когда он потребовал выйти за Николаса, я отказалась. Отказалась категорически. Впервые в жизни я осмелилась перечить отцу, и он просто-напросто растерялся. Справедливости ради скажу, что он не сразу впал в ярость. Приводил многочисленные доводы. Умасливал. Сулил золотые горы. Но все без толку. Сказать по правде, к браку с Николасом меня готовили с малых лет. Наш союз сулит обоюдную выгоду для всех. По-хорошему, мне следовало безропотно принять предложение отца. Но я воспротивилась. Разгорелся скандал, и отец толкнул меня. Я упала на стеклянный столик и… – Я перевела дух. – Он выглядел виноватым, но так и не извинился. Две недели я спала на животе, ждала, пока зарубцуются раны. Конец моего затворничества пришелся на вечер обручения. Отец обо всем условился за меня. – Я украдкой смахнула набежавшие слезы. – В его поступках не было злого умысла, а самые суровые меры продиктованы страхом потерять меня. Я все понимаю и поэтому мирюсь с ним. Мне не столько обидно, сколько грустно. Хотя отец по-прежнему с нами, временами мне чудится, что я сирота. – Когда я наконец отважилась поднять глаза, Леннокс смотрел на меня с состраданием. – Придворный лекарь, извлекавший осколки, обвинил во всем меня. Мол, не перечила бы отцу, ничего бы этого не случилось. У меня руки чесались свернуть ему шею!.. Разумеется, до дела не дошло, но очень хотелось. Хотелось хоть как-то облегчить свою боль за счет чужих страданий. Поэтому не мне тебя судить. – Я вытерла мокрые щеки. – Не представляешь, как меня пугает первая брачная ночь. Ведь придется объяснять эти жуткие рубцы. Откуда бы им взяться у принцессы… – Я тряхнула головой. – Не обессудь, но, если мне повезет выбраться отсюда живой, скажу, что ты меня пытал.
Во взгляде Леннокса читалась неприкрытая боль.
– Никто даже не усомнится, – опустошенно пробормотал он.
– Согласна.
В пещере воцарилась тишина, нарушаемая лишь размеренным рокотом дождя и треском поленьев. Леннокс переменил позу и ненароком придвинулся ближе:
– Слушай, после твоего убийства у меня останется уйма времени. Составь список, а я уж поквитаюсь и с лекарем, и с дражайшим Николасом заодно. Мерзкий тип, между нами говоря.
– Ты его толком не знаешь! – фыркнула я.
– Не суть.
Внезапно из глубин моего отчаяния вырвался смех. Не чарующий и мелодичный, не женственный и деликатный, а неистовый, безрассудный.
– Во-первых, лекаря вскоре удалили из дворца, и где он сейчас, неизвестно. Во-вторых, Николас, конечно… зануда, но смерти он точно не заслужил. И в-третьих, не нужно никого убивать, Леннокс. Я хочу простить их. Простить всем сердцем, как поступила бы мама.
– Даже не сомневаюсь, – чуть слышно, одними губами произнес он, однако я не решилась выспрашивать. – Есть вещи похуже смерти, Анника. Тебе ли не знать.
– Любые тяготы преодолимы, – пожала я плечами. – Смерть же сулит конец всему: мечтам, надеждам, чаяниям… У нас обоих отняли чувство собственного достоинства… – Я осеклась, горло сдавил спазм. – Хочется верить, временно. Но разве не чудовищнее было бы лишиться всякой надежды на светлое будущее?
Леннокс пошевелил поленья:
– А у тебя еще теплится надежда? Сама посуди. Допустим, вы победите в войне. Ты сохранишь королевство, выйдешь за человека, которого презираешь, а мы побитыми псами забьемся в свою конуру. Если победим мы, ты лишишься всего. Даже крова. А передо мной встанет выбор: либо примкнуть к Кавану, либо пополнить список жертв еще одним человеком. На какое светлое будущее нам надеяться?
– Воображаю, как весело с тобой на пирах! – раздраженно буркнула я.
– Мы редко закатываем пиры, – расхохотался Леннокс.
– Тогда объясни – в чем смысл? Зачем с таким трудом выцарапывать то, что вам якобы принадлежит, если вы даже не способны толком отпраздновать?
– Во-первых, без «якобы». Во-вторых, я по-своему отмечаю значимые события, хорошие или плохие.
Я воинственно скрестила руки:
– Правда? Горю желанием услышать подробности.
Леннокс подался назад:
– Я лучше продемонстрирую, если мы оба уцелеем.
– Исключено! Один из нас должен умереть. Поэтому мы и откровенничаем друг с другом, забыл? Никаких компромиссов, только смерть.
– Смерть так смерть, – улыбнулся Леннокс.
На лбу у меня залегла сердитая складка. Чем больше раскрывался Леннокс, тем труднее было его ненавидеть. Сам разговор, обещавший быть тягостным и болезненным, неожиданно стал отдушиной. Мне даже хотелось, чтобы ливень подольше не заканчивался.
– Поскольку наша смерть временно откладывается, может, поделишься и другими тайнами?
– Вообще-то, у меня назрел вопрос.
Не переставая улыбаться, Леннокс закатил глаза:
– Ну начинается.
– Расскажи про свою девушку.
Его улыбка поблекла.
– Я же сказал, она не моя девушка.
– Допустим. И все-таки, какая она? Какие у нее достоинства, помимо умения бить так, что искры из глаз сыплются?
Леннокс не оценил шутку и, ссутулившись, шарил взглядом по сторонам, будто надеялся отыскать нужные слова на стенах среди таинственных знаков.
– Блайз умная. Целеустремленная. Она по-настоящему заботится обо мне. Наверное, единственная на всем белом свете. Иначе говоря, Блайз замечательная… вот только… только…
– Между вами нет искры?
Леннокс уставился на меня:
– Верно! – Он привалился к стене с таким облегчением, словно сбросил тяжкий груз с плеч. – Спасибо, что подсказала. Сам бы я не сообразил.
– Пожалуйста, обращайся. Если все сложится хорошо, ты к ней вернешься?
Леннокс вздохнул:
– Наверное.
Я прыснула. Как ни странно, Блайз мне нравилась. Жаль, нет такого мира, где мы могли бы стать подругами.
– Твой черед. Расскажи про Николаса.
Я показала ему язык, чем спровоцировала взрыв хохота.
– Не сомневаюсь, он питает ко мне симпатию. Но при взгляде на него я ничего не испытываю. – Ничего не испытывала. Ничего не слышала. – Он слишком бесцеремонный, хотя, по-моему, сам этого не осознает. Да