Пробовали ковырять штыком в очищенной от ржавчины замочной скважине, пробовали ставить ящик на бок и «на попа».
Наконец успокоились.
Глупо было взламывать его здесь, в центре горы, и когда решили, что надо выбираться из подземелья, дневной свет, и воздух, и тайга показались такими далекими, что уже без разговоров торопливо обвязали ящик веревкой, подтащили его к колодцу и стали медленно спускать вниз.
Ящик часто ударялся о каменные стены, и путешественники на секунду замирали при этом, как будто они опускали хрустальный сосуд, хотя оба прекрасно знали, что никакой удар ящика не повредит.
Веревка неожиданно ослабла в руках. Переглянулись. Для верности еще раз приподняли ящик и опустили.
— Дно! — сказал Петька.
Спуск занял у них еще больше времени, чем подъем. В стволе как и на отвесной скале или как на дереве: подниматься легче, чем спускаться.
Ящик лежал в глиняной яме. Выволокли его. К одной из ручек привязали веревку.
Никита полез впереди, чтобы волочить находку за веревку, а Петька стал подталкивать ящик сзади. Через некоторое время поменялись местами. Потом менялись еще несколько раз, пока оказались в коридоре, где можно было, хотя бы согнувшись, распрямить ноги.
Вода кончилась, губы пересыхали, дыхание посвистывало в горле и, несмотря на холод в пещере, лицо разъедал пот.
Задыхаясь, падая иногда и поднимаясь опять, двигались дальше, стараясь не ошибиться на поворотах.
Лишь когда впереди узенькой полоской мелькнул свет, они не выдержали, закричали «ура!», потом обнялись и, ощутив соль на губах, поцеловались.
Следы пересекаются
Первое, что они с изумлением увидели у выхода из Черной пещеры, — это было закатное солнце. Они пробыли под землей несколько часов, и если не будут действовать быстро — солнце скроется за дальним лесом.
С каким замиранием они глядели вчера вверх, на зияющую пустоту Черной пещеры, — с таким замиранием, глотая вязкую сухоту в горле, глядели теперь вниз, на покинутую ими поляну.
Осторожно спустили на веревке драгоценный ящик. Следом за ним на каменную площадку полетели кепки, телогрейки, лук.
Потом на той же веревке Никита спустил Петьку.
Привязать веревку было не за что. Додумались обвести ее вокруг уступа в скале. Никита обвязал себя одним концом и повис под уступом, а Петька снизу понемногу отпускал веревку. Как ни тяжело было вчера тащить все снаряжение, длинная веревка пригодилась.
У обоих от жажды начинало звенеть в голове. Перед глазами мельтешили яркие шарики. Задерживаться на площадке было некогда.
Держа в руках кепки, в последний раз оглянулись на Змеиную пещеру.
— Живи, змей! — ухмыльнувшись, разрешил Петька.
Тронулись дальше.
Крутой спуск одолели, продернув веревку сквозь ручки ящика и закрепив ее на ручках. Никита шел впереди и тянул ящик, когда он застревал на склоне. Петька шел сзади и придерживал находку, когда спуск становился очень уж крутым.
Потом, закинув веревку на плечи, подняли ящик и рядышком двинулись к опушке тайги.
Петька, возбужденный, ничего не замечал, а Никита, поглядывая то вперед, то по сторонам, давно уже напряженно шевелил бровями и, как собака, почувствовавшая добычу, вглядывался в каждый куст на опушке.
Пройдя ложбинку, они должны были углубиться в лес и могли считать, что основные трудности позади. Петька решил поторжествовать.
— Эврика, раб божий! — сказал Петька. — Граф Монте-Кристо будут! Знаки Зодиака не подвели! Целуй знакомую женщину на линии сердца!
В это время веревка, перекинутая через левое Петькино плечо, больно дернула его, и Петька не договорил.
Это Никита опустил ящик на землю.
— Ты чего, раб божий? — спросил Петька.
Никита сел на ящик и, ни слова не говоря, уставился на Петьку снизу вверх.
Петька даже испугался. Повторил:
— Ты чего это? Чокнулся?
Никита молча показал ему на землю рядом с собой. Трава в затененной ложбинке была влажной, и ложбинку пересекали три тяжелых следа.
Петька сразу умолк, кинулся разгребать придавленную чьей-то ногой траву.
— Проня… — сказал Никита.
Петька вырвал несколько кустиков пырея. Друзья увидели на влажной земле отпечаток мужского каблука с подковкой и тремя углублениями…
Петька выпрямился.
Тайга, до которой оставалось несколько шагов, уже не казалась такой родной, как минуту назад.
— Вернемся к пещерам? — тихо спросил Петька.
Никита мотнул головой: «Не…»
Петька и сам понимал, что возвращаться смысла не было. К тому же оба они до очумения хотели пить.
Пристально вгляделись в освещенную закатным солнцем тайгу. Деревья безмолвствовали. Только слабый шорох в ветвях улавливался напряженным слухом путешественников.
Никита поднялся, перекинул через плечо веревку, поправил на поясе штык.
— Идем…
Петька тоже быстро перекинул через плечо веревку, взял в свободную руку дротик. Пошли теперь уже не рядом, а друг за другом, выслушивая каждый шорох в тишине засыпающей тайги, просматривая каждый куст по сторонам.
Никита повернул круто вправо. Стараясь не наступать на сухие ветки, пошли все быстрей, быстрей, иногда меняя направление, чтобы запутать свои следы по тайге.
У случайного болотца напились густой, с водорослями, тухлой воды и снова двинулись дальше.
Мелькнула идея спрятать ящик, уйти без него. Но если бы знать, что это поможет сберечь находку… А разве можно быть уверенным, что именно в этот момент за одним из деревьев не притаился и не наблюдает за тобой косматый одуревший в поисках сокровища Проня?..
Сил уже не было. Плечи занемели, ноги ступали автоматически, подкашиваясь на малейшем подъеме…
Но шли и шли, углубляясь все дальше в тайгу, не прямо, как надо бы, если идти домой, а все время чуть вправо от своего пути, в сторону Засулей.
Наконец погасли верхушки сосен, и, выйдя на небольшую поляну, друзья молча опустили ящик. В темноте далеко не уйдешь…
Минуту поколебались: жечь или не жечь костер?
Но остаться один на один с кромешной темнотой было бы глупо: возьмут тебя за горло, а ты и не увидишь — кто…
Сумерки густели прямо на глазах.
И, не сговариваясь, кинулись таскать на поляну хворост. Оружие при этом не выпускали из рук.
Хотели спрятать ящик под одним из прогнивших деревьев. Но вытащат его в темноте — и опять не увидишь, кто.
Петька вырыл возле будущего костра яму, опустили в нее ящик, прикрыли сверху дерном, а потом забросали ветками для постели.
Покончив с работой, распили бутылку тухлой воды, набранной в том же болоте.
Голоса тайги
Пока огонь не разгорелся вовсю и не отодвинул к лесу надвигающиеся тени — молчали.
Ночь куполом нависла над ними и опустилась по краям поляны.
Никита глядел в огонь, и только по отсутствующему его лицу было видно, как напряженно вслушивается он в окружающее их безмолвие.
Петька оглядывался.
В другом случае усталость уже свалила бы обоих, а теперь лишь непрерывный звон в голове напоминал о растраченных силах и бессоннице.
Вдруг с громким криком шарахнулась в лесу разбуженная птица.
Петька судорожно сжал в руке дротик. Никита, весь напряженный, со штыком в руке, еще ниже склонился к огню, готовый в любую минуту вскочить и обороняться.
Ночные птицы так испуганно не кричат и не шарахаются… Минуты две прошли в безмолвии.
— Сова охотится… — сказал Петька.
Потом слышался хруст валежника, и опять до боли в пальцах путешественники сжимали оружие.
Потом будто чей-то вздох.
Так можно было сойти с ума.
Протяжно и успокаивающе-знакомо прокричал сыч.
Проверещал напуганный этим криком заяц.
— А! — махнул рукой Петька. — Ложись спать!
Никита поглядел на него.
Конечно, всю ночь им не выдержать без сна…
Петька неожиданно засмеялся, оглядываясь на тайгу.
— Ложись, я подежурю. Чего нам бояться сумасшедшего?! — спросил он. — Эй, сумасшедший! — И Петька приподнял в руке дротик. — Ложись! — приказал он Никите.
— Ты знаешь… — проговорил Никита, — он вовсе не сумасшедший…
Нападение
Петькина рука с дротиком медленно опустилась.
— Ты что?.. — тихо спросил Петька.
Никита виновато отвел от него глаза, уставился в огонь.
Обилие идей в его голове опять помешало ему сделать свои выводы вовремя.
— Помнишь… — шевельнув бровями, сказал Никита. — Лесничиха говорила… И когда мы у Прокопки сидели на сеновале… Кто-то приходил, стучался. Помнишь? — Никита поднял голову. Петька кивнул, уже понимая, что к чему.
— Голос-то ведь был знакомый, а? — спросил Никита.
Петька шевельнул челюстью. Рука его автоматически потянулась к чубу, но задержалась, не дотянувшись до него, и опустилась опять.