- О Пресвятая Дево, Царица небеси и земли, прежде век избранная Невесто Божия, в последняя же времена пришедшая в храм на обречение Жениху небесному!
Ненадолго вынырнув из спокойного океана мыслей, Дмитрий поймал себя на том, что рассеянно поглядывает на Узоры монастырской братии.
"Черт знает что! Ладно, до окончания службы уже недолго - а там просто спрошу этого монаха, где я мог его видеть".
Шевельнувшись, он несколько раз перекрестился - чем вызвал к жизни целую волну аналогичных действий у своей свиты и остальных богомольцев. Вновь замерев живой статуей, младший соправитель Русского царства мимоходом одобрил красивый баритон одного из дьяков, напевно читающего праздничную молитву - после чего и вернулся к своим размышлениям. На сей раз, о пустующем троне соседней державы и венце великого князя Литовского. Сей драгоценный приз был ровно спелое яблоко на древе Юго-Западной Руси, вызревая в полной готовности упасть в руки Москвы - медленно, зато до крайности верно! Почему? Да потому, что этому способствовали сразу несколько садовников: и первейшим из них был великий государь Иоанн Васильевич, щедро удобривший политическое поле Литвы звонким серебром и даже золотом. И не только им - если перевести в монеты стоимость раздаренных "друзьям и сторонника" зеркал и полупрозрачного костяного фарфора, то общий итог составляла гигантская сумма в полмиллиона полновесных талеров!
- К кому возопию, Владычице, к кому прибегну в горести моей, аще не к тебе, Царице Небесная? Кто плач мой услышит и воздыхание примет, аще не Ты, Пренепорочная, Надежда христиан и Прибежище нам, грешным?!..
Вторым садовником были крымчаки и ногаи, зачастившие за живой добычей и буквально перепахавшие литовские окраины ради желанного ясыря. Увы, но прежние набеговые шляхи перегородили новые Засечные черты - и хотя высаженный там лесок еще не превратился в дремучую и непроходимую чащобу, этот временный недостаток вполне компенсировался частой сетью дозорных и прибавившимися в числе порубежными полками. Опять же все эти рвы и прикрытые травой узкие неглубокие ямы, губительные для лошадиных ног; густые заросли кустарника напротив речных переправ; понатыканные во множестве сигнальные вышки и крепостицы... Проще говоря, в таких условиях почти все степные батыры голосовали копытами своих скакунов, выбирая более долгий путь и более спокойные условия для привычного заработка. Тем более что в отсутствие законного государя помощь казакам хлебом и порохом прекратилась, а многие шляхтичи и панцырные бояре защищали больше свои усадьбы, нежели границу с Диким полем.
"Третьим садовником можно считать польских сенаторов, присылающих в Раду грозные письма с нескончаемыми требованиями. С такими союзниками и врагов никаких не надо!".
Конечно, были в литовском саду и вредители. Крупными можно было считать римско-католических священников вообще, и монахов-бенедиктинцев в частности - вот уж кто старался изо всех сил, чтобы уговорить-протолкнуть на пустовавший трон Юхана Третьего Вазу! Ну или хотя бы не допустить победы промосковской партии. А за мелких жучков-древоточцев вполне сходила немалая часть литовской шляхты и магнатерии, желающая непременных свобод и привилегий по польскому образцу... Вот только против всей этой "садовой нечисти" играло одно достаточно важное обстоятельство. Да, Рада и благородное шляхетство великого княжества Литовского могло выбирать себе любого правителя - и это право никем не оспаривалось. Но только претендент из числа московских царевичей-рюриковичей мог твердо обещать своим будущим подданным крепкий мир на северо-восточной границе, защиту от притязаний соседних держав и выгоднейшую торговлю. Первенец Иоанна Васильевича вдобавок ко всему был весьма образован, имел спокойный нрав, успел проявить себя как мудрый правитель - и ни разу не был замечен в дурных склонностях, первейшей из которых была кровожадная жестокость. Самое же главное его достоинство и вовсе было неоспоримо - только истинно благословенные Вседержителем могли исцелять смиренной молитвой и прикосновением. На таком фоне все остальные возможные претенденты смотрелись... Собственно, да никак они не смотрелись.
- А-аминь!!!
Завершив свое участие в богослужении положенным числом поклонов и крестных знамений, Дмитрий покинул храм. Отправил свиту заниматься выполнением его поручений и своими делами, мимоходом принял челобитную грамотку у очередного просителя - и наконец-то дождался возможности удовлетворить острый приступ собственного любопытства.
- Как звать тебя, отче?
Седовласый монах вынужденно остановился. Огляделся по сторонам, покривил синие старческие губы и нехотя ответил:
- Раб божий Спиридон.
- Возможно, я тебя знаю?
Перегораживающая иноку дорогу стража легко расступилась перед старцем Зосимой, пожелавшим присоединиться к начавшейся беседе.
- То вряд ли.
- А ты меня?
Простой с виду вопрос вызвал у собеседника царевича совершенно неожиданную реакцию.
"Опаска, легкий страх, сожаление о чем-то и нежелание говорить со мной. Гм, что-то я ничего не понял... Черт!".
Экстренно подлечив порядком изношенное сердце монаха, Дмитрий заодно прошелся и по вступившему в пору дряхления организму - после чего решил перевести явно не клеящуюся беседу в легкий допрос. И он время сэкономит, и чересчур нервному монастырскому насельцу меньше тревог достанется!..
- Какого цвета у меня глаза?
Даже и не заметивший спасения свой жизни, Спиридон бросил короткий взгляд из-под кустистых бровей - и провалился в синие омуты. Морщины на лице слегка разгладились, плечи чуть-чуть опустились... Покосившись на приближающегося настоятеля Варлаама, наследник тихонечко вздохнул.
- Ты видел меня до сего дня?
Не дожидаясь, пока прозвучит положительный ответ, царевич уточнил:
- Когда в самый первый раз?
Взирая на окружающий мир "стеклянным" взглядом, инок Спиридон равнодушно-ровным голосом ответил:
- Во время присяги тебе Избранной радой.
Помолчав, шестнадцатилетний государь решил уточнить непонятный момент:
- В каком чине ты тогда пребывал, и как тебя звали?
- Священник московского Благовещенского собора, протопоп Сильвестр.
В этот раз молчание длилось заметно дольше.
- Что делаешь ты в Кирилловой обители?
- Приняв постриг под именем Спиридона, оставлен на монастырском житии.
Повернувшись к настоятелю, синеглазый рюрикович весьма выразительно изогнул брови.
- Разве не должно тебе пребывать в Соловецком монастыре? Кто разрешил отъехать из него в Кириллову обитель?
Как оказалось, никто. Потому что опальный протопоп и не собирался ехать на Соловецкие острова - с молчаливого согласия великого государя Иоанна Васильевича тихо доживая свой век в Кирилло-Белозерской обители.
"Понятно. Если бы не бросил лезть в политику, отец бы его в какой-нибудь уральский скит законопатил - но раз сидит и не высовывается...".
- Отче Варлаам, чем он у тебя занимается?
Прежде чем ответить, настоятель задумчиво огладил густую бороду с редкими нитями седины:
- Ныне "Степенную книгу" переписывает. А так в монастырской либерее много сидит, в иконной мастерской помогает.
Внимательно посмотрев на Варлаама, царевич не стал у него интересоваться, почему это он только сейчас увидел этого любителя книг и икон. И так понятно, что инок Спиридон предпочитал не напоминать о себе лишний раз - особенно царю и его наследнику. Уже теряя прежний интерес, Дмитрий на всякий случай уточнил:
- Увидев меня, ты встревожился и испугался. Чего?
- Воздаяния за грехи.
- Какие именно?
- Повинен в смерти царицы Анастасии и дочки ее Марии...
Онемев, первенец покойной великой княгини замер в легком ступоре. А бывший ближник и духовный наставник царя негромким голосом поведал, как травил царевну и ее мать. Не для того, чтобы они умерли, совсем нет! А для того, чтобы придать своим словам и увещеваниям должную весомость. Ведь одно дело просто стращать молодого правителя божией карой - и совсем другое, когда не прислушивающийся к мудрым советам Иоанн Васильевич получает зримое подтверждение своих ошибок и греховности.
- Государь...
Попытавшийся вмешаться в невольную исповедь, настоятель Варлаам наткнулся на взгляд государя-наследника и тут же отступил.
- Говори дальше!..
Первая смерть случилась из-за усердия мамок-нянек, ухаживающих за царской дочкой - они так бдили, что не было никакой возможности подливать яд мелкими дозами. А когда случай все же представился, то из-за отсутствия должного опыта количество мышьяка оказалось слишком большим для десятимесячной крохи...
"Еще один жадный до власти фанатик!..".