Читать интересную книгу Джон Картер, марсианин - Эдгар Берроуз

Я подпустил его совсем близко к себе. Затем пригнулся под его вытянутой рукой и отскочил на шаг в сторону. Повернувшись на левой ноге, я правым кулаком нанес ему оглушительный удар в челюсть, и он, сраженный, как бык, рухнул на палубу.

Тихий серебристый смех раздался позади меня.

— Ты не жрец, — сказал нежный голосок моей спутницы, — несмотря на твои золотистые локоны и украшения Сатор Трога. Никогда еще не было на всем Барсуме человека, который мог бы так сражаться! Кто ты такой?

— Я Джон Картер, — член семьи Тардос Морса, джеддака Гелиума, — ответил я. — А кому я имел честь услужить?

Она с минуту колебалась, прежде чем ответить и еще раз спросила меня:

— Ты не жрец? Ты враг жрецов?

— Я пробыл в их владениях всего полтора дня. Все это время моя жизнь подвергалась постоянной опасности. Меня преследовали и мучили. На меня выпускали диких зверей и вооруженных воинов. У меня не было никаких ссор с жрецами до этого времени, но можешь ли ты удивляться, если я не чувствую к ним теперь большой любви?

Несколько минут она пристально смотрела на меня. Казалось, она хотела проникнуть в самую глубину моей души, чтобы составить себе понятие о моем характере.

По-видимому, результат удовлетворил ее.

— Я Файдора, дочь Матаи Шанга, Отца святых жрецов, владыки над жизнью и смертью на Барсуме, брата Иссы, богини вечной жизни.

В эту минуту я вдруг заметил, что чернокожий, которого я свалил кулаком, начал проявлять некоторые признаки жизни. Я подскочил к нему, сорвал с него ремень, скрутил ему руки за спину, связал ноги и привязал к пушечному лафету.

— Почему так сложно? — спросила Файдора, удивленно подняв свои брови.

— Я не понимаю! Что кажется тебе слишком сложным? — спросил я.

Слегка пожав своими прекрасными плечами, она жестом руки указала, что пленника следовало бы выбросить за борт.

— Я не убийца, — ответил я. — Я убиваю только защищаясь.

Она удивленно посмотрела на меня и покачала головой. Она не могла понять!

Ведь даже моя любимая Дея Торис считала, что моя политика по отношению к врагам полна безрассудства. На Барсуме не знают пощады. На этой умирающей планете каждый убитый означает известную долю экономии иссякающих жизненных средств в пользу живых.

Но все же между жестоким взглядом этой девушки на убийство врага и нежным сожалением Деи Торис о суровой необходимости этой меры была некоторая разница. Мне казалось даже, что Файдора не столько опасалась оставить врага в живых, сколько жалела о том, что не испытывает радостного возбуждения от созерцания его страданий и смерти.

Связанный чернокожий совершенно пришел в себя. Взор его пристально следил за нами. Он был хорошо сложен и прекрасен лицом. Глаза этого черного Адониса сверкали умом и отвагой.

Корабль медленно плыл над долиной; я подумал, что время взяться за руль. О расположении долины Дор я мог догадываться только приблизительно. Судя по созвездиям, она находилась далеко на юге от экватора, но я недостаточно знал марсианскую астрономию, чтобы ориентироваться точнее, не имея тех великолепных карт и инструментов, с помощью которых я управлял кораблем в бытность мою командиром гелиумского воздушного флота.

Все же курс на север быстрее всего должен был привести меня в более населенные местности Марса, и я решил держаться этого направления. Под моим управлением крейсер плавно развернулся. Нажав кнопку, регулирующую отталкивающую силу, и, поставив рычаг на самую большую скорость, мы помчались к северу, поднимаясь все выше и выше над страшной долиной смерти.

Мы проносились на головокружительной высоте над узкой полосой владения жрецов, а огненные вспышки далеко под нами свидетельствовали о жестокости битвы, все еще свирепствовавшей. Шум борьбы не долетал до нас. На этой огромной высоте, на которой мы находились, звуковые волны не могли проникнуть сквозь разряженную атмосферу.

Становилось страшно холодно. Дышать было трудно. Глаза девушки и черного пирата были устремлены на меня. Наконец девушка заговорила:

— На такой высоте часто теряешь сознание. Если ты не хочешь смерти для всех нас, то лучше спустись.

В голосе ее не было страха. Она произнесла это также просто и спокойно, как если бы сказала: "Лучше взять зонтик, будет дождь".

Я быстро снизил корабль. Сделать это было пора: девушка уже лишилась чувств, и чернокожий тоже был без сознания; я сам держался, вероятно, только за счет силы воли. Тот, на ком лежит вся ответственность, всегда в состоянии выдержать больше.

Мы поплыли низко над холмами Оца. Тут было намного теплее — и так легко дышалось! Очень скоро и чернокожий, и девушка пришли в себя.

— Мы были на волосок от гибели, — сказала она.

— Но это научило меня двум вещам, — ответил я.

— Чему?

Я ответил, улыбаясь:

— Во-первых, тому, что даже Файдора, дочь владыки жизни и смерти, такая же смертная, как и я.

— Только в храме Иссы бессмертие, — ответила она. — А храм Иссы только для расы жрецов. Я никогда не умру!

Я заметил, как при ее словах на губах чернокожего мелькнула усмешка. Я не понял тогда ее значения. Я узнал это позже, также, как и она тоже узнала это, и самым ужасным образом!

— Если и то, другое, чему ты научился, — продолжала она насмешливо, — столь же правильно, то поумнел ты ненамного!

— Другое — это то, — ответил я, — что наш черный друг не упал с нижней луны: он чуть не умер на высоте всего нескольких тысяч футов над Барсумом. Если бы мы поднялись на те пять тысяч миль, которые лежат между Барсумом и Турией, то от него осталась бы одна ледяная сосулька.

Файдора с явным изумлением взглянула на чернокожего:

— Но если ты не с Турии, то откуда же ты? — спросила она.

Он пожал плечами, взглянул в сторону, но не ответил. Девушка гневно топнула своей маленькой ножкой.

— Дочь Матаи Шанга не привыкла, чтобы ее вопросы оставались без ответа, — сказала она. — Человек низшей породы должен почитать за честь, что член священной расы, которая наследует вечную жизнь, удостаивает его своим вниманием.

Чернокожий снова улыбнулся той же загадочной улыбкой.

— Ксодар, датор перворожденных Барсума, привык отдавать приказания, а не получать их, — произнес он наконец. А затем повернулся ко мне:

— Что ты хочешь делать со мной?

— Я хочу взять вас обоих в Гелиум, — сказал я. — Вам не сделают там никакого зла. Вы увидите, что красные люди Гелиума — великодушная раса! Надеюсь, что они послушают меня и больше не будут предпринимать добровольных паломничеств к реке Исс. Надеюсь, что вера, которой они держались десятки веков, будет разбита.

— Ты из Гелиума? — спросила она.

— Я член семьи Тардос Морса, джеддака Гелиума, — ответил я, — но я сам не с Барсума. Я из другого мира.

Ксодар пристально смотрел на меня несколько минут.

— Верю, что ты не с Барсума, — сказал он наконец. — Ни один человек этого мира не смог бы справиться один с восемью перворожденными! Но расскажи, почему же ты носишь золотые волосы и драгоценный обруч "святого" жреца?

При слове "святой", на которое он сделал ударение, в голосе его звучала ирония.

— Я и забыл о них! — ответил я. — Это моя военная добыча. — С этими словами я снял парик.

Когда чернокожий увидел мои коротко остриженные черные волосы, то глаза его раскрылись в изумлении. Очевидно, он все-таки ожидал увидеть плешивую голову жреца.

— Ты, действительно, из другого мира, — произнес пират, — и в тоне его послышалось благоговение. — У тебя кожа жреца, черные волосы перворожденных и мускулы, как у дюжины даторов! Даже для Ксодара не позор признать твое превосходство. Он никогда не сделал бы этого, будь ты барсумец! — прибавил он.

— Теперь ты знаешь обо мне больше, чем я о тебе, — прервал я его. — Я знаю только, что твое имя Ксодар; но скажи мне, кто такие перворожденные, и что такое "датор", и почему ты бы не мог допустить, чтобы тебя победил барсумец?

— Перворожденные Барсума, — объяснил он, — это раса черных людей, а датор — это то же, что барсумцы называют джедом. Моя раса самая древняя на всей планете! Мы ведем наш род прямо от древа жизни, которое росло в середине долины Дор двадцать три миллиона лет тому назад.

В течение этого времени плод дерева подвергался постепенным изменениям. Он совершенствовался, переходя от чисто растительной жизни к жизни, в которой смешивались элементы растительного и животного. На первых ступенях развития плод обладал только силой самостоятельных мускульных движений, в то время, как стебель оставался прикрепленным к дереву. Позднее в плоде развился мозг, так что он, оставаясь висеть на длинных стеблях, уже думал индивидуально. Понятия развивались: появилось сравнение и суждение. Так на Барсуме родился разум.