Читать интересную книгу Скаутский галстук - Олег Верещагин

После двадцати часов непрерывной работы, во время которой в шалаше ухало, трещало, дымило и слышались какие-то сложные заклинания, Женька с двумя подручными допустил до осмотра командование и нас.

Не знаю, как остальные, а я обалдел, потому что в шалаше нашим взорам предстали шесть… ракет. Да-да, грубо сделанных, но настоящих ракет с двигателями. Очевидно, остальные тоже в некотором роде были удивлены, потому что посреди всеобщего почтительного молчания Мефодий Алексеевич робко спросил:

— Жень… это… а это чего?..

42

Честное слово, не знаю, почему егеря проворонили наш парадный выезд. Очевидно, они привыкли, что телеги мелькают туда-сюда то с сеном то без, а то и вообще отлучились на отдых. И на старуху бывает проруха. Вместе с ракетами везли направляющие, сделанные из украденных у немцев же рельсов. Женька ехал на первой телеге с видом Гагарина — словно он сам собирался десантироваться с этой ракеты на немецкий аэродром. Вообще-то его можно было понять.

Недалеко от цели нашего рейда, когда за опушкой леса уже виднелись здания расселенного немцами посёлка, где они устроили аэродром, нам повстречались две женщины, собиравшие грибы. Одна просто безразлично прошла мимо, вторая переговорила с командиром и Хокканеном и тоже растаяла в зарослях. А наши руководители подошли к нам.

— Дело такое, — Илмари Ахтович разложил на одной из телег блокнот и начал чертить схему. — На аэродроме сейчас Клаус Шпарнберг… — Сашка завозился, я побарабанил по передку. — Вот дома охраны… Вот штаб, а вот — вроде гостиницы для приезжающих… Если бы его…

Оснащённые реактивными двигателями бомбы срывались с направляющих как-то валко и медленно — даже не срывались, а скорее раздумчиво сходили — и, так же неспешно набирая скорость, уходили вверх по дуге. Задрав головы, все наблюдали за этим полётом — и так заворожило нас это зрелище, что, когда грохнул первый взрыв, все вздрогнули и дико заозирались.

— Первая, — сказал Женька и начал кусать губы.

Ещё взрыв. Ещё. Вой сирены. Ещё… Ещ…

В этот момент ахнуло так, что мы попадали наземь. В небо поднялся чудовищный султан мрачного багряного пламени, свернулся в чёрный клубок и погас, но над деревьями заиграло оранжевое зарево пожара. Лежавший лицом к лицу со мной командир спросил меня почти испуганно:

— Бориска, это — куда ж мы это… попали-то?!.

Мне было не до этого, я толком и не слышал вопроса. Я мчался в сторону пожара так, словно там меня ждали все мои сбывшиеся мечты.

На окраине мы сразу потеряли друг друга. Воздух был полон гулом и треском, трудно стало дышать, плыли слои едкого дыма, надрывались сирены и человеческие голоса тонули во всей этой какофонии. В тот момент я думал только об одном — чтобы меня никто не опередил.

Дверь в гостиницу была загромождена крылом самолёта — дымящимся, невесть как сюда заброшенным. Звенели разбиваемые стёкла — наружу прыгали люди, ничего не понимающие и толком не соображающие, кто-то наткнулся на меня, оттолкнул и помчался дальше. Я подлез под крыло, навалился на дверь и оказался в коридоре. Прямо передо мной молодой парень в солдатской форме кричал в трубку телефона, стоя возле небольшого столика:

— Хало! Хало!.. О, майн готт, кайнэр мэльдт зихь… хало! Битте, хало!52

Я налетел на него всем телом, придавил к стенке и выкрикнул в лицо, ударив стволом ЭмПи «под ложечку»:

— Шпарнберг! Во ист! Шнель!53

— Эс тут вэ-э!..54 — вскрикнул он. Я ударил его ещё раз и крикнул:

— Шпарнберг!

— Э-эльфтер нумер… Нихт шиссен, битте…55

Видя, что я не понимаю, он с жалкой улыбкой два раза взмахнул дрожащей пятернёй и показал ещё палец. Одиннадцатый номер!

Оттолкнув немца, я бросился по коридору.

Когда я ворвался в помещение, Клаус Шпарнберг как раз поворачивался ко входу лицом — и я, сразу поняв, что последует за этим, тут же прыгнул и покатился в сторону, от живота дав очередь. Я видел, как он кувыркнулся за сейф, и мои пули с отвратительным громом и визгом полетели рикошетами в разные стороны, а через долю секунды из-за сейфа грянули выстрелы — раз, два, три! Эсэсовец стрелял наугад, но я почувствовал, как по волосам словно провели пальцем. Ответного выстрела не последовало — ЭмПи был пуст, и перезаряжать его стало некогда. Чутьём ощутив, что у меня заминка, Клаус выскочил из-за сейфа, стреляя буквально в упор. Я, рывками перекатываясь по полу туда-сюда, выхватил «парабеллум» и ответил огнём. Он снова повалился — теперь уже за стол — и продолжал палить то справа, то слева от стола. Я в осатанении бил в него, но никак не мог угадать, где он вынырнет в следующий раз — и тоже мазал. В какой-то момент мой пистолет замолк — и тут же Клаус выскочил из-за стола, рванувшись к сейфу, возле которого висел на стене пистолет-пулемёт.

И замер.

Мы смотрели с ним друг на друга через комнату, пропахшую ещё нерассеявшимся пороховым дымом. Он — стоя в рост, только чуть пригнувшись. Я — поднявшись на колено. Он — вообще без оружия (пистолет отбросил). Я — с разряженным «парабеллумом». До меня дошло, что только теперь он узнал меня — и его лицо исказилось изумлением, страхом и злостью:

— Сколько же раз надо тебя убить, чтобы ты умер, русская сволочь?! — спросил он без акцента. Он всё время косился на мой пистолет, и я понял, что он знает — я безоружен. Нетрудно понять — хотя бы потому, что я ещё не выстрелил… Клаус тяжело дышал, грудь под мундиром ходила ходуном, мне даже по-казалось, что я слышу его дыхание… но потом я сообразил, что это дышу я сам.

— Есть бог на свете, — сказал я, прикидывая. Ему — допрыгнуть до стены, схватить оружие, развернуться, одновременно сдёрнув затвор с предохранительного выреза… Мне — вырвать обойму, выхватить запасную, вставить, передёрнуть затвор… Мне не успеть. Он меня прошьёт. И он это сделает, как только всё оценит.

— Твой бог умер, — Клаус покачал головой, его лицо сейчас напоминало череп, на котором чудом сохранились остатки волос. Всё тело эсэсовца подёргивали нервные судороги. — И вы все умрёте, русские выродки.

— Если мой бог умер — почему ты так дрожишь? — спросил я.

Вместо ответа Клаус, очертя голову, бросился к стене. Ясно было, что он всё ставит на этот бросок, зная, что я сейчас попытаюсь поменять магазин — иного выхода у меня нет! — и не успею. Не могу успеть! Он действовал страшно быстро, с той быстротой, которую придают человеку опыт, ненависть и страх — и повернулся ко мне, уже целясь, с криком — по-прежнему на русском, он хотел, чтобы я его понял перед смертью:

— Сдохни!..

Потом он дёрнулся и окаменел на широко расставленных ногах. Ствол ЭмПи описал короткую дугу и уставился в стену сбоку от меня. Клаус задрал левое плечо, выстрелил длинной очередью в угол потолка и деревянно упал на спину.

Между его глаз — удивлённых и остекленевших — торчала уродливым выростом рукоять моей финки. Он умер стоя, умер до того, как его тело дернулось и нажало на спуск, всё равно, впрочем, промахнувшись.

Я опустил вытянутую руку и сказал:

— Бог есть. Уверяю тебя, скотина. Впрочем… ты в этом уже убедился, — и я перекрестился…

— Успел всё-таки, — сказал Сашка, врываясь следом с ППШ наизготовку. — Ты везучий, Борька…

Мы уходили из посёлка как-то даже неспешно, группкой, ни от кого не прячась. Внезапно Юлька засмеялась и указала рукой, покрытой копотью, на висящий на стене плакат немецкого объявления. Мы подошли ближе, перебивая друг друг, начали читать вслух.

ВНИМАНИЕ!

КОМАНДОВАНИЕМ ТЫЛА 18-Й АРМИИ ВЕРМАХТА И АППАРАТОМ РЕЙХСКОМИССАРИАТА «ОСТЛАНД»

РАЗЫСКИВАЕТСЯ

ГРУППА МАЛОЛЕТНИХ ДИВЕРСАНТОВ И БАНДИТОВ НКВД, СОВЕРШАЮЩИХ ПОДЖОГИ, АКТЫ ТЕРРОРА И УБИЙСТВА ВОЕННОСЛУЖАЩИХ ВЕРМАХТА И СЛУЖАЩИХ ГРАЖДАНСКОГО АППАРАТА.

Дальше шли наши клички и не очень точные, общие приметы. А в самом конце было написано заманчивое:

КРУПНОЕ МАТЕРИАЛЬНО-ДЕНЕЖНОЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ

ПРЕДЛАГАЕТСЯ

ЗА ПРЕДОСТАВЛЕНИЕ ЛЮБЫХ СВЕДЕНИЙ ОБ ОЗНАЧЕННЫХ ПРЕСТУПНИКАХ!

— Интересно, — хмыкнул Сашка. Я осмотрелся, достал из кармана маскхалата огрызок карандаша и, облизав его, приписал ниже, на свободном месте, крупными буквами:

А я предлагаю ровно одну копейку за голову любого из представителей власти грабителей и оккупантов. Головы же предателей русского народа не стоят и этого.

«Шалыга».

— А почему мы правда не малолетние диверсанты НКВД? — спросил Гришка с шутливой печалью. Сашка ответил:

— Потому что их не бывает.56

…Одна бомба не взорвалась. Три упали за пределами аэродрома с большим разбросом. Одна угодила точнёхонько в «дорнье» и разнесла его в клочки.