Читать интересную книгу Утилизация (СИ) - Тараканова Тася

Чтобы не ввязываться в словесную баталию, где главнокомандующий раздавал указания, я тихо улизнула на кухню. Мама последовала за мной. Спасибо, что не стала рыться на полках.

— Хоть чаем угости.

— Уже ставлю.

— Как ты собираешься пить чай? Положи ребёнка на кровать.

— Хорошо.

Шальная мысль выскочить в магазин, пока мама побудет с малышкой, мгновенно исчезла. Меня передёрнуло от ужаса, представив, что Маша проснётся и заплачет, а бабушка спокойно будет цедить чай, глядя в окно.

Машеньку я отнесла в спальню, с мамой бесполезно спорить.

— Телефон заряди. Твоя рассеянность не признак гениальности.

— Да, уже.

— Хоть бы спасибо матери сказала, что она тащилась к тебе через весь город.

— Спасибо, мама. Я очень ценю твоё участие.

Визит матери закончился быстро, что, несомненно, радовало. Мать исполнила свой родительский долг, теперь нравоучения будут происходить в формате телефонных разговоров. Конечно, не асфальтоукладчик проехался по мне, не близко к этому. Мать положила дивиденды в банк и скоро потребует с меня проценты. От коллег проценты накапают ей в понедельник, когда она соберёт восторги и восхваления, как замечательная мать и бабушка.

Давно приняв как должное отношение матери к себе, я почти не обижалась, тем более, когда сама стала мамой. Маша стала для меня целым миром, безусловной любовью, невероятным чудом, всей моей жизнью. Когда я прижимала крохотное тельце к себе, мы как два сообщающихся сосуда перетекали друг в друга: малышка успокаивалась, меня покидала тревога.

Продукты закончились, я решила выйти в магазин, естественно, вместе с малышкой. Надев шапочку и костюмчик для прогулки, уложив дочь в слип, я вышла из квартиры. Тёмный асфальт, нагретый солнцем, издалека светился и искрил как зеркало. От жары и слепящего солнца захотелось защитить глаза, накрыть голову панамкой и укрыться в ближайшем теньке под деревом. В такой день не стоило гулять с ребёнком, поэтому я поторопилась к ближайшему магазинчику около дома.

То, что я выползла из квартиры на белый свет, наполнило сердце неимоверной радостью. Меня словно держали взаперти, и сейчас разрешили покинуть темницу. Машенька тоже гуляла первый раз в своей жизни, не считая коротких перебежек в такси и обратно. Всё вокруг неожиданно наполнилось невероятными запахами, звуками и красками. Лёгкая эйфория кружила голову, я блаженно улыбалась, глядя на мир, действительно, лучший из миров.

Набрав полную матерчатую сумку продуктов, с той же дурацкой улыбкой на лице, я вышла из магазина, заботливо поправив съехавшуюся шапочку на голове дочери. Сердце сделало кульбит, когда я подняла голову. К нам во двор въезжала знакомая чёрная иномарка.

*

Радость мгновенно сменилась паникой. Сумка с двумя бутылками молока, тремя литрами чистой воды для приготовления смеси, килограммом гречки, пачкой масла и куском сыра стала в два раза тяжелее, когда я ринулась к подъезду, чтобы успеть скрыться, прежде, чем он увидит и догонит нас.

— Зайка, не волнуйся, — шептала я дочери, заёрзавшей в слипе, — сейчас придём домой, я тебя раздену, умою. Вспотела моя девочка, устала.

Разговор с дочерью отвлекал от зашкаливающего страха. Перебросила сумку в левую руку, судорожно нашарила ключи в кармане спортивных штанов. Я не добежала трёх шагов до двери подъезда, когда твёрдая мужская ладонь легла поверх моей, больно сжав её.

— Я помогу.

Тяжело дыша, я дёрнулась от него.

— Убери руку. Мне больно!

Он прекрасно видел, что напугал меня. В глазах вспыхнуло возбуждение, когда я посмотрела на него. Он ловил кайф, наслаждался моим смятением и страхом.

— Пусти! — я задёргалась сильней.

Он разжал пальцы, притушил огонь в глазах, без усилий сменил маску.

— Юля, послушай, прости меня, я был не прав.

Сердце барабанило в груди, дыхание сбилось, ноги ослабли. Из меня будто насосом откачивали энергию. А ведь этот человек просто стоял рядом! Кривая улыбка перекосила моё лицо, глаз задёргался в тике.

— И всё исправишь…да? Пойдёшь к психологу, изменишься, больше не потребуешь на коленях просить прощения за невымытую тарелку…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Зря я вступила с ним в диалог, мне никогда не переиграть его по части манипуляций.

— Ты мне не веришь? Хочешь, я встану перед тобой на колени? Я всё для вас сделаю, только вернись.

Физически тошнило от его спектакля. Как я раньше принимала этот наигрыш за чистую монету, в каком мороке жила? Что он готов сделать, если ни копейки не дал на ребенка, зато беззастенчиво пользовался моей карточкой. На глаза чудовища навернулись… слёзы? Хорошо, что я поняла цену этим слезам. Покачивая Машу, которая нервно вздрагивала во сне, я прошипела, стараясь держать себя в руках.

— Боюсь, мне не расплатиться за твои колени. Ты слишком дорого берёшь.

Короткий оценивающий взгляд на меня, на ребёнка и более жёсткий тон.

— Я отец и хочу видеть свою дочь. Воспитывать её.

— А я не хочу рядом тварь, которая меня жрёт, — добавила свистящим шёпотом. — Я не хочу тебя. — Взяла дыхание и вдруг сорвалась на крик. — Уйди с дороги!

От бешеного ора, Маша резко проснулась и заплакала. Шапочка сползла ей на глаза, ручки и ножки задёргались, рот некрасиво раскрылся, издавая громкие визгливые звуки.

— Что ты творишь, истеричка! Напугала ребёнка! Тебя в психушку надо!

Последняя фраза разом отключила мои тормоза.

— Ты нам никто! Ящер! Гад! Не прикасайся ко мне!

Подъездная дверь неожиданно отворилась, из неё вышел сосед-пенсионер в растянутом трико и майке, мгновенно сориентировавшись, я ринулась мимо него в спасительную темноту.

— Зачем девушку обижаешь? — услышала за спиной басовитый голос соседа, который так удачно вышел покурить на лавочку около подъезда.

Стуча зубами, я добралась до своей двери, дрожащими руками открыла её, ввалилась внутрь, шмякнув сумку об пол, осела рядом с ней. Маша плакала, я качала её, не в состоянии успокоить дочку, не в силах успокоиться самой. Я чувствовала себя загнанным зверем, которого обложили красными флажками.

Если бы он начал снимать меня на камеру, у него уже были весомые аргументы для психиатрической экспертизы.

Опять не справилась. Не получилось ни холода, ни безразличия, которое требовалось при встрече. У меня оказалась такая же тонкая ранимая кожица, как у новорожденной дочери. Появление этого человека ввергло меня в неконтролируемый страх, и всё, что мне оставалось с животным бешенством кусаться и защищать своё потомство.

Сидя на полу, трясясь от пережитого стресса, я поняла, что делать.

Надо посетить загс, выписать свидетельство о рождении, я и так затянула с этим. Оформить его требовалось в течение месяца со дня выписки из роддома. Свидетельство позволило бы получить пособия, полис и другие плюшки. Раньше смущало то, что я должна была принести паспорт родителей новорожденной и их совместное заявление. После встречи с бывшим у меня не осталось сомнений, в графе отец будет прочерк.

Признать чудовище отцом, снова попасть в адскую мясорубку зависимости. Не допущу! Надежда на то, что жадность победит желание доминировать (отцовские инстинкты были только на словах) давала мне призрачный шанс на спокойное существование.

Узнав расписание загса, я подготовилась к визиту и в приёмные часы вместе с дочерью явилась туда с нужными документами и заранее заполненным заявлением. Три папаши недоумённо воззрились на меня с ребёнком в слинге и рюкзачком на спине. Оглядев мужчин, смущённо спросила, кто последний, и они почти сразу предложили пройти без очереди. Заметно нервничая, я поблагодарила папаш и вошла в кабинет.

За столом сидела ярко накрашенная девица лет двадцати двух, длинными ногтями что-то выстукивающая на клавиатуре компьютера. Её удивление прошло мимо меня, когда она пролистала паспорт, ища упоминание о браке, и ознакомилась с моим заявлением. Мужчины, не ведая того, оказали мне моральную поддержку, этого хватило на короткий срок.