сделанный шеврон с надписью «Mir of Fear» и перевернутым вниз лучами половиной фигуры солнца.
— Да, слышали мы о вас, — брезгливо отозвался Рустам. — Но ни разу ничего хорошего.
— Не убивайте. Я вообще не с ними. Домой сбегу и больше никогда на их уговоры не поддамся, клянусь.
Парень пустил слезу и пузырь из носа, вытерся рукавом и жалостливо уставился на Максима и Рустама.
— Чего-то Илья не идет, — забеспокоился Максим. — Посторожи его, я сгоняю, проверю.
Максим убежал, предчувствуя, что с отцом Маши что-то случилось. Он пересек овраг, миновал двух убитых им «страховщиков» и подошел к дереву, подле которого сидел живой, но раненый Илья Витальевич. Его одежда от плеча и ниже темнела свежей кровью.
— Победили? — спросил он, увидев Максима.
— Победили. Двое сбежали, думаю, не вернутся. Вы ранены? Куда?
Илья с гримасой боли на лице отвел руку, прижатую к груди, в сторону. В районе ключицы с левой стороны зияла рана.
— Осколок гранаты. Я оглох на одно ухо.
— Это ерунда, слух восстановится, — успокоил его Максим. — Вы идти сможете? Надо обработать рану и вытащить осколок.
— Я бы полежал немного. Голова кружится, — Илья прикрыл глаза и откинул голову назад, упершись в ствол дерева.
— Не надо лежать, Илья Витальевич, — Максим испугался, что Машин отец сейчас потеряет сознание. — Найдите в себе силы дойти до лагеря. Там мы вас уложим на кровать, и рану обработаем, и все такое, — он взял со здоровой стороны руку Ильи, закинул ее себе за шею и помог подняться.
Илья Витальевич застонал, закряхтел, но попытался найти в себе силы, чтобы крепко удержаться на ногах. Дорога до лагеря отняла много сил и времени. Рустам, увидев, что требуется помощь, связал раненого бойца, чтобы тот не натворил глупостей, и помог довести Илью.
— Вот твари, — несколько раз с душой выругался он. — Ведь просто так пришли убивать, ради забавы.
Илье дали выпить полный стакан хорошего коньяка, для анестезии. Рану промыли. Осколок гранаты перебил ключицу и вышел наружу, разорвав трапециевидную мышцу. Ни один важный орган не был задет. Опасность исходила от потери крови и возможного заражения. На обработку раны крепкого алкоголя совсем не жалели. Затем обработали рану «страховщику» и перевязали. У него была задета кость. Кисть не двигалась совсем. Ему тоже налили стакан алкоголя, но уже водки, чтобы ослабить страдания. Решение о его участи решили вынести коллегиально, оставив до утра. Его допросили, чтобы узнать о других группах, которые могли явиться на шум стрельбы. Парень признался, что они были одни, и прицепились к двойке, вышедшей с водохранилища, чтобы проследить за их маршрутом и заодно устроить показательную засаду, в отместку за нападения на их сторонников.
Глядя, как он, размазывая по лицу сопли и слюни в искреннем порыве раскаянья, заплетающимся языком складно и правдоподобно излагал, ему поверили. После допроса Рустам ушел за группой, и вернулся с ней только поздно вечером. Маша была потрясена и провела у постели отца всю ночь, поднося ему воды и вытирая со лба пот.
Утром раненого «страховщика» отпустили, еще до начала обсуждения темы о перемене места жительства. После произошедшей перестрелки, результат которой был намного лучше ожидаемого, разговоров о том, чтобы остаться в лесу, никто не поднимал. Максим в последний раз забрался на дерево и сообщил по рации о произошедшем, и о своем желании вступить в общину Миролюбовского водохранилища.
Часть вторая «Враг проявляет себя», Глава 1 «Генератор ЧС»
Часть вторая. «Враг проявляет себя»
Глава 1 «Генератор ЧС»
Шесть лет после начала «страхапокалипсиса»…
Человечество с трудом ломало собственный психологический скелет, чтобы приспособиться к новой действительности. С упорством самоубийцы грабило само себя, добивало жалкие остатки выживших, не понимая, что сиюминутная выгода дарит напрасные надежды на выживание и не учит ничему полезному. Научившись кое-как противостоять «черному спектру», люди усилили конкуренцию между собой. Вместо того, чтобы развивать и развиваться, устраивали битвы, только чтобы отобрать лакомый кусок пирога у конкурента.
Если в первые дни «страхапокалипсиса» исчезло больше половины человечества, то в последующие годы от этой половины осталось не более одной трети. Настоящий «золотой миллиард» напуганных, без всякой надежды на лучшее будущее, с образом жизни, напоминающим жизнь крыс на свалке, людей. Свалками можно было считать города, хранящие артефакты прошлого, которые еще можно было приспособить для улучшения качества жизни или для победы над противником. В них копошились дичающие людишки, устраивающие друг другу кровавые разборки по любому поводу.
Человечеству нужен был пример для подражания. Сильная община, показавшая всем, как надо выживать и развиваться, чтобы не мешать остальным, и даже наоборот, вовлекать их в созидательный процесс развития. Имея подобную цель, прежде стоило добиться некой изолированности от остальных, оградить себя широким поясом сторонников, либо полностью очистить прилегающие территории от нелояльных групп людей, выдавив их подальше, на дичающие территории.
Этим и занималась община «Миролюбовское водохранилище», или в простонародье «Миролюб». Изучив всю территорию региона, руководство общины пришло к выводу, что кроме них нет ни одной силы, способной сохранить приемлемый уровень жизни. Военные после поражения разбились на кучки и начали враждовать между собой. Истратив боеприпасы и топливо, они немного притихли. Весь бизнес в пост апокалиптическом мире свелся к двум способам его ведения: мародерству и грабежу мародеров. Остальное было слишком сложно и затратно.
Чтобы развивать животноводство или растениеводство, необходима была техника и топливо. С первым проблем пока не было, но вот топливо портилось с каждым годом — густело, засмаливалось. Его перегоняли заново, но получить исходную солярку или бензин в больших количествах уже не получалось. Бензиновые моторы можно было заставить работать на самодельном спирте, но чтобы его произвести, необходимы были поля пшеницы или ржи. Злаковые поля часто были лакомой приманкой для конкурентов. Они просто сжигали их на корню, не позволяя собрать урожай.
Работать вручную люди просто отвыкли. Никому не хотелось гнуть спину с утра до вечера с серпом или косой. Производительность такого труда была несерьезной, а трудозатраты огромными, к тому же конкурент мог придти и забрать собранный тобой урожай, не напрягаясь. Поэтому процветали грабежи. Трассы, соединяющие города, опустели. Никто не хотел быть ограбленным и убитым. По этой причине природа никак не могла занять опустевшую нишу. Люди охотились на животных больше, чем до апокалипсиса, больше рыбачили, больше собирали плодов и грибов.
Казалось, человечество добровольно избрало путь деградации до первобытного уровня, на котором охота и собирательство были обычным делом. Электростанции, инфраструктура ветшали, оставляя все меньше надежд на восстановление. Каждый был зациклен на своем