Снежана вздыхала над бедром, и делала это так громко, что я испугался — как бы возница не подумал о нас дурного.
— Потом он стал книжником, и узнал много такого, что проливало свет на события прошлого. Но вот беда — эти воспоминания остались под тяжелым замком. Руфус сегодняшний не помнил того, что видел, — а Руфус вчерашний не знал, какие выводы из этого можно сделать…
Толстая сурепка влетела в окно экипажа. Она извивалась и громко пищала: «Покупайте пончики с малиновым джемом. Покупайте пончики». Потом взорвалась в моих руках, обдав нас яркими конфетти.
Возчик ругнулся, сетуя на навязчивых торговцев, а я старательно собрал ворох цветных бумажек, и обильно насыпал их там, где Снежана испачкала сапожком обивку. Авось, удастся не платить золотой.
— Руфус хотел показать нам, как начинался последний поход Всеслава. Поэтому и создал для нас выдуманный мир, в котором мы смогли увидеть и понять то, чего сам Огнемеч в то время заметить не мог.
— Или он просто пытался нас убить, — ответила Снежана. — Останови, хочу пончиков.
9
Огромный особняк растекался в сад тремя широкими лестницами, словно осьминог, запустивший любопытные щупальца в зеленые волны декоративных кустов.
Возле центральной было написано: «Для гоблинов», возле правой — «Для людей, орков и полуорков», возле левой — «Для прочих».
Маленькие импы, ростом не больше пикси, прыгали по ступеням с огромными метелками, и наводили порядок столь быстро и суетливо, что порой казалось — они не машут своими вениками, но, напротив, сидят на них верхом и пытаются укротить, словно породистых скакунов.
Солнце стояло высоко в небе, и длинный алмазный шпиль над особняком уже раскалился добела, вбирая его энергию. Ни один гном не доведет свою башню до такого состояния; однако нет никого более беспечного, чем волшебники-гоблины.
Они готовы наполнить шпиль астральным могуществом до краев, а потом удивляются, когда им присылают счет за разрушение шести городских кварталов.
— Было время, я тоже хотела миньона, — мечтательно произнесла девушка, глядя на то, как импы деловито перебирают по штучке золотой песок, выковыривая кусочки мусора и складывая их в летающие ведра с крылышками.
— Вот как? — осведомился я, поскольку совершенно не слушал.
— Да, — она взяла меня за руку и прильнула, едва не опрокинув нас обоих в кусты гномьего гибискуса. — Очень завидовала. Идешь по дороге, а у всех вокруг кто-то есть, — или имп, или волчонок, или детеныш панды.
— И что? — спросил я, не уверенный, стоит ли задавать этот вопрос, — ибо начатая история явно не завершалась блистательной победой Снежаны.
— Ну, — девушка, естественно, надулась, хотя никто не заставлял ее начинать разговор об этом. — Сперва я грохнула черте-сколько денег на заклинания. Ты же знаешь, что сперва ты учишь чары сам, а потом еще и покупаешь гримуары[12] для своего миньона?
Я не знал, но, будучи джентльменом, умолчал об этом.
— Я даже продала кристальную катану, чтобы завести импа. И что? Явился один, метр с кепкой, носом повертел и сказал, что я ему не подхожу.
— А разве миньоны это могут? — удивился я. — Разве они не должны тебе подчиняться, и служить верой и правдой? И все такое.
— Конечно, должны, — окрысилась девушка. — Только он сказал, что я готовить не умею, и одеваюсь безвкусно.
Она провела ладонями по кожаному доспеху, которым страшно гордится.
— А ему, видите ли, три раза в день надо похлебку с гречкой и с помидорами. Где я возьму ему томаты в Чернигове? Их же придется в Мексике покупать. Представляешь, сколько это стоит?
Я подивился тому, что маги до сих пор не изобрели способ собирать энергию, которую человек высвобождает в минуты ярости. Сейчас Снежана могла зарядить две, а то и три магические башни.
— И знаешь, что было потом? Встретила я этого гаденыша в Киеве. Сидел на плече у какой-то фефелы и преспокойно ел огурцы. Да еще и ножками болтал. Жаль, не свернула им шею обоим.
Имп-метельщик подскочил к нам, обмахнул нам сапоги веником и упрыгал в кусты.
Мы оба знали, что это плохая примета — которая означает, что денег не будет. Однако озвучить дурное знамение, значит, усилить его, тем более было ясно, — сквернавец-гоблин нарочно обучил импов этому фокусу, чтобы огорчать посетителей.
Как любой человек, вышедший из грязи в князи и быстро о том забывший, гоблин Махрудорус любил роскошь, старинные девизы и огромные статуи. Под одной из них он и сидел, напевая «Сагу о Греттире» и поправляя когти мифриловым напильничком.
У гоблинов они растут очень быстро, — обычно лапы служат им для того, чтобы копать норы в земле и сдирать кору с деревьев, чтобы доставать червяков. Поэтому, если проводишь жизнь в городе и пользуешься за едой ложкой, приходится заботиться о маникюре.
Скульптура, нависавшая над Махрудорусом, изображала мужчину, столь огромного, что его естество было едва не больше хозяина дома.
Мужественное лицо, высокий рост и стальные мускулы громко пели о том, что сам хозяин дома всего этого лишен. Ни один нормальный человек не стал бы украшать свой дом скульптурой, которая подчеркивает его недостатки; однако, как я уже говорил, гоблинов губит самоуверенность.
Вокруг был мрамор — так много, что возникала мысль о склепе или общественных банях. По зале летали три темно-фиолетовых демона, — они не занимались ничем особенным, и были здесь лишь для того, чтобы радовать глаз хозяина дома.
— Мой дорогой друг! — воскликнул гоблин, быстро слизал с руки опилки когтей и проглотил их.
Махрудорус уверен, что для всех в мире они являются таким же лакомством, как и для него, и не желает делиться.
— Мы с вами так и не закончили партию в шахматы.
По правде говоря, мы ее и не начинали; играть с гоблином в шахматы — дело тухлое, он будет мухлевать и передвигать фигуры прямо у вас на глазах, а потом с невинною мордой уверять всех, что так и было.
— Я тут говорил Снежане, что ты непревзойденный специалист по инфернальным созданиям, — заметил я, ловко уворачиваясь от рукопожатия.
Садиться здесь было некуда — в силу некоторых особенностей анатомии, о которых не принято говорить вслух, гоблины не признают стульев и лавок, а потому привыкли сидеть прямо на земле или на полу.
Я знал одного ростовщика, он купил себе кресло, обитое плюшем; несолидно ему казалось говорить с людьми в такой позе. На следующий же день выбросил, и потом еще пару месяцев ходил, словно жаба, разбитая артритом.
Поэтому если увидите гоблина, сидящего на лавке, — можете биться об заклад, что один из его дедушек был человеком или, по крайней мере, орком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});