ножом – порежу и тело. Юбку с неё просто сдёрнул. А нижней так и вообще не оказалось. Не шикует, стало быть, моя фермерша – продавщица моркови…
Ну что могу сказать: тело как тело. В меру плотное, почти без талии, крепкое и не слишком поджарое. Килограмм этак на шестьдесят пять. Нормально. А после моей «обработки» наметится и талия, и жирок спадёт с боков, и грудь опухнет, и станет чуть-чуть побольше – имеющуюся я бы оценил на второй размер. Вполне даже «секси». Недаром же она мне приглянулась! Отошёл снова в свой угол, описал особенности телосложения – до. Потом, дня через три, опишу и после. Мне это и правда – интересно. Как неузнаваемо могут изменить, что сознание, что телосложение – всего три дня физических мучений и моральных унижений.
Но вот и сорвал с её лица мешок. Смотрю: узнала. Взгляд словно сразу потух. Биться и ёрзать на своём кресте перестала, обвисла, словно обессилела, или напугана.
Как же – напугана она. Просто очередной «хитрый» приёмчик – чтоб я купился на её беспомощный вид, и подошёл сдуру поближе, а тут бы она меня и пнула! Обычно пытаются пнуть в пах. Но мы – Хе-хе! – учёные. Поэтому захожу сзади, и одну ножку вылавливаю с помощью петли. Специально сделал это сейчас, а не когда была с мешком на лице – так интересней! Спортивный азарт!.. Привязываю за щиколотку к вертикальному брусу креста. А потом – и вторую так же. А затем ещё и связываю на всякий случай эти ножки между собой. Я мог бы, конечно, поручить это и своим, но предпочитаю делать всё сам, потому что мне нравится именно – сам процесс. Вот теперь встаю прямо перед ней, развязываю полосу материи, и вынимаю кляп из затекшего ротика. Некоторое время она пытается привести челюсти в порядок. А я не мешаю ей – просто стою себе напротив и молчу. Вглядываясь в глубину её глаз. Всё понимающих. Поскольку – говорили мне! – есть в моём взгляде нечто…
– Вы – лорд Юркисс?
А приятный у неё может быть голосок – когда хочет. Но мне хочется ответить ей «с юмором». Отыграться, так сказать:
– Нет. Я – лорд Агуэро Кинтана, Канцлер его Величества сира Вателя. А сейчас изволит пожаловать и он сам! – и указываю небрежно так ладошкой на входную дверь.
Она прямо ощутимо напряглась, лицо побледнело, а глазёнки так и забегали!
Не выдержал: рассмеялся. Потом вернул на лицо серьёзное выражение: уж его-то себе придаю легко:
– Шутка. Конечно, я – лорд Юркисс. Кто же ещё? И сейчас я всё сделаю, чтоб у тебя, моя красавица, больше не было возможности выставлять на посмешище потомственного дворянина в двенадцатом колене!
Не сдалась, и не испугалась (Ну, или изо всех сил старается соблюдать хотя бы видимость того, что не боится!) моя ласточка. Думает, что я уважаю сильных женщин. Напрасно. Я «сильных» женщин – ненавижу.
Потому что все они так про себя думают. Вначале. Ну а потом, естественно, ломаются! Только одну знавал, которая не сломалась. Ну, это, вероятно, я сам виноват – разозлился не на шутку, поспешил, и она отбыла туда, откуда я уж не смог её вернуть… Но у этой в глазах вижу я совсем другое.
Не сможет моя гордячка ломать передо мной свой норов долго. Попробую предположить: начнёт умолять пощадить её уже на вторые сутки «работы».
Вот за неё я и принялся. За работу.
Плётки у меня – на любой вкус. Взял с толстым хвостовиком – чтоб оставляла следы пошире. Когда приступил, начала «обрабатываемая» поливать меня и площадной руганью, и забористым матом, и разными пожеланиями – высшей кары на мою седую голову (Ну, в те моменты, конечно, когда не вопила истошно, и конвульсивно вдыхала.). Дура. Лучше бы расслабила тело – так удары не столь болезненны.
Но работал я недолго: минут двадцать. Нужно дать её телу «отвисеться»: в таком положении, когда весь вес приходится на разнесённые в стороны руки. Так грудная клетка сдавливается, и человек начинает ощущать дикие муки чисто от положения – те, кто распинал первых христиан на крестах, знали своё дело! Ну а я пользуюсь. Опытом.
Вот так и действовал: двадцать минут обработки нагайкой, часок на «отвисание», двадцать минут обработки семихвосткой – часок на отвисание… Словом, к ужину всё её милое тело представляло из себя сплошной красно-синий кровоподтёк. Единственное, старался, чтоб кожу плеть не сдирала – крови страсть как не люблю.
Перед уходом на ночь подошёл поближе: взглянуть в глаза! Ну вот и получил плевок точно в глаз – где только смогла столько слюны в своём наверняка пересохшем как Сахара, рту, найти! Но я не злоблив: всего-навсего въехал ей по почке большой дубиной! После чего снова постоял перед ней, слушая, как воет, и наблюдая, как корчится, задыхаясь – говорю же, распятие здорово обездвиживает! И сдавливает. Но у этой – сердце должно быть здоровым и сильным: аристократка давно бы сдохла. Поэтому работаю с ними без распятия. Преимущественно на горизонтальном станке.
Ну, через пару минут вой утих, и я смог спросить:
– Может, ещё плюнешь?
Она честно постаралась так и сделать. Но слюны уже почти не было: вылетели только отдельные брызги. Но мы же реагируем не на количество – а на сам факт плевка!
Поэтому по второй почке въехал ей чуть посильней.
Ух ты, какая голосистая! Нет, не в том смысле, что обнажённые сиськи торчат – а они торчат! – а кричит громко. А уж воет!.. На этот раз отходила минут пять. В конце уже не дёргалась, а просто задыхалась. От меня просто отворачивалась. Сказать что-либо на моё предложение высказаться не соизволила. Губки только искусала в кровь. Ну и ладно: главное, что сил сопротивляться или бежать у неё уж точно не осталось!
Отвязал ножки, (Не-ет, не в том смысле, что вообще – а только от бруса креста!) ручки, да и снял её с креста. Да, всё верно: она почти не трепыхалась. И бежать – три ха-ха! – не пробовала! Уложил на пол, лицом вниз, влез на спину коленом. Стянул руки за спиной – одной верёвкой в кистях, другой – в локтях. Затем связал покрепче и ноги – ещё и в коленях. А теперь притянул ступни – к кистям. Вот и всё, моя милая. В таком положении ты и будешь ночевать. А чтоб тебе было повеселей, поставлю-ка я на полку в стене, так, чтоб тебе было