Читать интересную книгу Зерно жизни - Дмитрий Хван

Бекетов с удовольствием припал к чашке, а после того, как он осушил её, самочувствие его заметно улучшилось. Сильный человек, он постепенно справлялся с полученными травмами и простудой. Вскоре, когда светлица опустела, пришёл десятник Матвей и Игнат, с перевязью на сломанной руке.

- Пётр Иванович, как здоровьичко?

- Бог миловал, здоров я. Знобит малость, но то сущая мелочь. Матвей, ты что-то сказать хочешь, я вижу. Ты говори, мы же не просто так сюда прибыли.

- Ну что, Пётр Иванович, то верно ты мыслишь. Бо мы до сего воеводства не просто так прибыли. Тебя за крамолу в сыск учинили взять, как пить дать, ей-ей. А я… Шаховского до смерти прибил.

- Да что ты… - Бекетов потрясённо закрыл глаза и, откинув голову на подушку, потёр ладонями лицо.

- Мне возврата в Енисейск нету. Люди сказывают, что тут казачки есть и атаман Ангарский. Именем Кузьма Фролыч, бают из хрипуновских людишек, да два десятка казаков с ним.

- Знаю его, зело достойный муж. Что думаешь тут остаться?

- Да, атаман. Вот с Игнатом пришли просить тебя тоже…

Бекетов поднял руку, заставив Матвея замолчать. Покачал головой и произнёс.

- То твоё дело, здесь службу нести, а мне так не мочно так, я токмо Руси служить могу. И более не говори мне о том.

- А ты, Игнат, что думаешь? - атаман поднял глаза на Игната.

- Я с тобой, Пётр Иванович, не сумлевайся. А Матвею здесь остаться верное дело, Шаховского ему не простят.

- Верно. Добро, хлопцы, что-то голова у меня из стороны в сторону ходит. Спать буду.

Казаки, надев шапки, вышли из светлицы. Встречавший их майор Сазонов вопросительно кивнул казакам, Матвей, разведя руки, покачал головой. Майор с видимой ноткой огорчения позвал их на обед.

- Уха будет. Кстати, заодно и картошку попробуете.

- Всё одно, до весны никуда не мочно уже отсель выбраться, - доверительно заявил Сазонову Матвей.

***

Знакомство с картошкой прошло буднично, на обед выдали её совсем немного, остальной мешок, был тщательнейшим образом перебран и до весны упрятан в башенном подвале форта. Благодаря посадке картофеля глазками, внедрённой ещё академиком Лысенко в годы войны, для повышения урожайности культуры и тепличному росту рассады, агротехники сумели довести фонд картофеля до трёх мешков и теперь его разделили между посёлками для дальнейшей посадки. С остальными культурами тоже проблем не имелось, на берегах Ангары огородничество постепенно набирало обороты.

В кузнице, у Ивана Репы с помощью проб, ошибок да добрых советов стало, наконец, выходить годное для ковки и обработки железо. Иван сковал, закалил и заточил первую партию ножей и вот теперь начальник посёлка осматривал изделия кузнецов.

- Ну что же, Иван, добрые ножи. Знаешь чего, а подумай-ка теперь о панцирях для воинов, тело чтобы закрывать от стрел или копья.

- А копейные жала надобны? - осведомился Репа.

- Да. Да много чего надо и гвозди, и скобы, наконечники стрел для тунгусов наших нужны. Мы с тобой ещё списочек прикинем - покумекаем.

- Вячеслав Андреевич, а может, ещё мачете сделаем? - спросил Новиков.

- Ага, только ты, Вася, сам будешь объяснять, что такое мачете, - ухмыльнулся Вячеслав.

***

Ждан, прибывший в посёлок ещё с Никитой, сподобился таки плавить стекло, разливая его по формам. И, хотя оно было далеко от совершенства - мутное и тяжёлое, такое стекло уже можно было смело вставлять в окна. Тем более, что устюжанин по мере накопления опыта выдавал всё лучший по качеству продукт и можно было надеяться на то, что сквозь его стекло когда-нибудь можно будет и смотреть. В конце октября в Приангарье залили дожди, иногда вода с неба лилась целыми сутками, то упрямо накрапывая, то вдруг обрушивая на землю целые потоки. Сумрачное небо лишь изредка сменялось долгожданной солнечной погодкой, но и она уже не баловала теплом. В один из таких пасмурных дней, в накрапывающий с самого утра дождик, на Ангаре была замечена одинокая лодка с туземцами. Дежуривший в башенке на холме у излучины Ангары наряд заметил её позже, чем это было необходимо, тому виной был клубившийся над речной гладью туман.

- Одно из двух - или их пропустили парни в Удинске, либо они вышли из леса к захованной ранее лодке, - заметил снайпер наряда, ведя лодку в прицел СВД.

Тем временем, туземцы, заметив башенку, оживились и стали забирать правее.

- Они не опасны, пропускаем на редут, - процедил снайпер.

На входе в устье реки Белой лодка была остановлена. Троих туземцев попытались расспросить о целях посещения ими Белой, но поселковый тунгус, бывший в наряде, со смущением сказал, что не понимает язык бурятов. И тут один из гостей, хлопнув себя по лбу, вытащил из меховой куртки, похожую на мокрых котов, висящих с плеч, целлофановый пакетик, в котором лежал сложенный лист бумаги.

… как говорит наш тунгус Манчи, эти буряты прикочевали на землю разбитого нами князя Немеса, заняв его угодья и захватив его людей. Их князь, Баракай наслышан о нашей силе. По его словам, приходившие с реки казаки были слишком злы и опасны. Из тех троих, что сейчас у вас, самый молодой - это Кияк, старший сын Баракая, двое других, родственники князя и его советники. Они хотят поговорить с Вячеславом…

- Кияк? - спросил бурята морпех.

Тот широко улыбнулся и кивнул. Морпехи, тоже заулыбавшись, пропустили лодку дальше к посёлку.

Енисей, лето 7138 (1630).

Вигарь, пройдя почти весь мангазейский морской ход, направил кочи далее, в енисейское устье. И хоть кое-где у берега было много льда, река была свободна, кочи устремились вглубь Сибири. При подходе к Енисейску вереница из семи кораблей собрала внушительную толпу острожных людей у реки. Даже глухо и раскатисто бухнула пушка, однако Вигарь, следуя приказу Тимофея, у Енисейска не останавливался, уходя на Тунгуску.

- Налегай на вёсла, мужики, - зычно крикнул Вигарь.

Вскоре башни енисейского острога исчезли из вида, кочи вышли на приток Енисея. Буйства природы и прекрасные виды окрестного моря зелёной тайги на многие вёрсты вдаль производили сильное впечатление на поморов, а на беломорских и белозёрских крестьян и подавно. Утомлённые долгой дорогой, они, тем не менее, не уставали дивиться величию окружавшего их края. За время частых остановок поморы и охотники из крестьян уходили в лес, добывая для людей свежего мяса, да трав и кореньев. Но до первых порогов шли без остановок, туземцы окрест тоже не встречались. Преодоление двух порогов заставило путешественников выгружать кочи, стараясь максимально их облегчить, чтобы потом их волоком по обтёсанным стволам протащить мимо порогов. Иные пороги преодолевали по реке, но опять же, приходилось заниматься разгрузочно-погрузочными работами. Лишь к последнему месяцу лета кочи вышли на Ангару. Люди были измотаны, многие ослаблены, некоторые и вовсе тяжко заболели. Никита стал всерьёз опасаться, что ангарскому воеводе он привезёт уполовиненный в людях караван. В числе занемогших был и Тимофей Кузьмин, чей организм не выдержал сильных нагрузок, так как молодой, полный кипучей энергии парень всюду рвался быть первым. Будь то разгрузка, волок, ночной дозор или охота.

- Тимоша, за всем не уследишь, всего не сделаешь! Твоё дело управу учинять над людишками, а ты невместные дела творишь - тяжести таскаешь, да по лесу скачешь, аки заяц лопоухий, - приговаривал Никита, протягивая Тимофею горячее питьё.

- То моё дело, как себя пред людьми ставить, - слабым, но не терпящим возражений голосом, отвечал молодой Кузьмин.

- Токмо ты ведать должон, что батюшка твой, Савелий Игнатич, завещал тебе. Да к чему он казну свою тебе отрядил. А ежели ты так, прихотью своей, загонишь себя в сыру землю…

- Цыц! Говори, да не заговаривайся, Никитка! - задохнулся от гнева Тимофей.

Никита опешил, он встал и уже собирался уйти, как Тимофей, сменив гнев на милость, смущаясь, сказал.

- Не держи обиду, друже, прости. Знамо, как ты обо мне печёшься.

Никита заулыбался, а Тимофей, спрятав ехидную улыбочку, продолжил.

- Печёшься обо мне, а как я в сыру землю-то лягу, об ком ты печься будешь, как не об отчей казне. Думы тяжкие…

Никита мгновенно выпрямился, сверкнул глазами. Не в силах вымолвить и слова, покрывшийся пунцовыми пятнами от гнева, Никита запустил в смеющегося Тимофея пустой плошкой и ушёл, провожаемый смехом, тут же перешедшим в яростный, удушающий кашель.

Белореченский посёлок, октябрь 7137 года, (1629).

Прибывших в посёлок бурятов проводили в избу начальника посёлка, тот встретил их за работой, прикидывая на бумаге, вместе с двумя мастерами новую печь для литья металла.

- Ну, с чем прибыли? - без лишних слов заявил Вячеслав бурятам, приглашая их садится на лавку.

Приведший гостей тунгус перевёл вопрос.