Согласно одной оценке, в Британии в Викторианскую эпоху было уложено больше кирпичей, чем за всю ее предыдущую историю. Рост Лондона означал распространение предместий, которые состояли из более или менее одинаковых домов — миля за милей тянулась «мрачная, без конца повторяющаяся бездарность», язвил Дизраэли. В этом однообразии в основном была виновата печь Гофмана: она производила кирпичи абсолютно одинаковые по форме, цвету и внешнему виду. Здания, построенные из кирпича нового стиля, имели гораздо меньше изысканности и своеобразия, чем здания ранних эпох, зато были гораздо дешевле, а в человеческой истории едва ли был момент, когда дешевизна не предпочиталась бы всем остальным качествам.
С кирпичом была лишь одна проблема, которая становилась все более насущной по мере того, как столетие набирало обороты: высота кирпичного здания всегда ограниченна. Кирпич тяжел, и из него нельзя построить по-настоящему высокий дом (а попытки были). Самое высокое кирпичное сооружение из когда-либо существовавших — это шестнадцатиэтажный Монаднок-билдинг, универсальное офисное здание, возведенное в Чикаго в 1893 году; его спроектировал незадолго до своей смерти архитектор Джон Рут.
Монаднок-билдинг стоит до сих пор и поражает глаз своей необычностью. Здание чрезвычайно массивно: стены первого этажа имеют толщину шесть футов, из-за чего нижняя часть постройки напоминает мрачный неприветливый склеп.
Монаднок-билдинг мог быть построен где угодно, но он особенно интересно смотрится в Чикаго, где земля по существу представляет собой огромную губку. Чикаго стоит на илистых почвах, а в иле, как известно, все вязнет — увязали и дома. Некоторые архитекторы намеренно закладывали в проект до трех футов на усадку дома. Тротуары укладывались под небольшим уклоном — от бордюрного камня чуть вверх до подножия здания, с расчетом, что, если здание просядет, тротуар опустится вместе с ним и станет безупречно горизонтальным. На деле же такое случалось редко.
Чтобы решить проблему оседания, архитекторы XIX века придумали особые фундаменты из плит, на которые ставили здание, и оно уже не было похоже на серфингиста, балансирующего на своей доске. Фундамент Монаднок-билдинг на одиннадцать футов выходит за пределы здания во всех направлениях, но даже с такой подстраховкой шестнадцатиэтажное сооружение осело примерно на два фута со времени строительства. Лишь благодаря мастерству архитектора Джона Рута оно до сих пор сохранилось. Многим другим домам повезло не так сильно.
Большое административное здание Федерал-билдинг, построенное за баснословную цену в пять миллионов долларов в 1880 году, так быстро и опасно накренилось, что его снесли уже через два десятилетия. Та же печальная участь часто настигала и другие здания, размером поменьше.
Архитекторам требовался более легкий и гибкий строительный материал. Долгое время казалось, что им станет железо, которое снискало себе славу благодаря Джозефу Пакстону и его Хрустальному дворцу.
В качестве строительного материала использовались два вида железа: чугун и сварочное железо. Литой чугун прекрасно противостоит сжатию и может выдерживать огромное давление, однако значительно хуже ведет себя при растяжении. При значительной нагрузке чугунная балка может просто переломиться, словно карандаш. Поэтому из чугуна получались отличные колонны, но не перекрытия.
Сварочное железо, напротив, было достаточно пластичным и хорошо работало на растяжение, но оно стойло дороже, так как его производство было гораздо более сложным и занимало намного больше времени: чтобы добиться однородности материала, его приходилось многократно проковывать и прокатывать. В результате получался материал, которому можно был придать практически любую форму. Вот почему декоративные объекты, например ограды, делают из сварочного железа. Так или иначе, оба вида железа использовались в крупномасштабных конструкциях и инженерных проектах по всему миру.
Как ни странно, железо никогда не применялось, разве что эпизодически, в строительстве жилых домов (за исключением уже упоминавшейся здесь «Бастилии», построенной Джеймсом Уайеттом для Георга III). Однако во всех других областях строительства оно последовательно укрепляло свою репутацию самого прочного материала до тех пор, пока люди не поняли, что его прочность не всегда можно рассчитывать. Одно свойство железа вызывало особую тревогу у строителей: в результате неправильной обработки в нем могли образоваться скрытые трещины и раковины, которые было невозможно обнаружить при внешнем осмотре. Эта опасность трагически проявилась зимой 1860 года на ткацкой фабрике в Лоуренсе, штат Массачусетс. Одним холодным утром девятьсот женщин, в основном иммигрантки из Ирландии, стояли у своих грохочущих станков, когда одна из чугунных колонн, поддерживавших крышу, вдруг упала.
После мгновенной паузы начали падать остальные колонны в ряду — одна за другой, словно пуговицы, отлетающие от рвущейся рубашки. Напуганные работницы бросились к выходам, но выскочить за двери успели немногие: здание рухнуло с таким диким грохотом, который никогда не забыть тем, кто его слышал. Погибло двести ткачих, но, на удивление, этот инцидент никого не встревожил: ни тогда, ни после он не разбирался в суде. Еще несколько сотен женщин получили травмы. Многие из попавших в ловушку сильно обгорели: из разбитых ламп вытекло масло, и начался пожар.
В следующем десятилетии подвело и сварочное железо: рухнул мост через реку Аштабула в штате Огайо, причем в тот момент, когда по нему проезжал пассажирский поезд. Погибло семьдесят шесть человек. Этот случай с жестокой точностью повторился через три года, почти в тот же день, на мосту через реку Тей в Шотландии. Была плохая погода, и часть моста не выдержала как раз в тот момент, когда по нему шел поезд; вагоны рухнули в воду, мерцавшую далеко внизу; погибло почти столько же человек, что и в случае на Аштабуле. Это были два самых известных случая подобного рода, но сколько еще было мелких происшествий!
Паровозные котлы, сделанные из кованого железа, иногда взрывались, а рельсы частенько отрывались от шпал, а то и вставали дыбом под гнетом тяжелых грузов или налетевшей вдруг непогоды, что приводило к крушениям. Фактически из-за несовершенства рельсов того времени канал Эри так долго оставался прибыльным. Когда наступил железнодорожный век, этот канал продолжал процветать, что было довольно странным, ведь на несколько месяцев в году он замерзал и не использовался. Поезда же могли ходить по стране круглый год и, благодаря постоянным улучшениям паровой машины, теоретически способны были перевезти больше грузов. На практике, однако, железные рельсы оказывались вовсе не такими прочными, чтобы выдерживать по-настоящему серьезную нагрузку.
Требовалось нечто более прочное, например, сталь — всего лишь еще один вид железа, но с другой пропорцией углерода. Сталь — материал во всех отношениях превосходный, вот только изготавливать ее в промышленных масштабах пока еще не умели: для этого нужно было слишком много очень горячего огня. Из стали выделывались прекрасные мечи и ножи, но для тяжелой промышленной продукции, такой как балки и рельсы, ее не хватало.
В 1856 году эту проблему неожиданно решил английский бизнесмен, который совсем не знал толка в металлургии, но любил ремесленничать и экспериментировать. Его звали Генри Бессемер, и он уже добился чрезвычайного успеха за счет изобретения другого продукта — бронзового порошка. Этот порошок применялся для нанесения на различные материалы фальшивой позолоты. Люди Викторианской эпохи любили золоченые покрытия, и порошок Бессемера сделал его богатым; у него появилось свободное время, чтобы предаваться любимым экспериментам.
Во время Крымской войны он решил сконструировать тяжелые орудия, но он понимал, что ни чугун, ни сварочное железо здесь не подойдут, и начал изобретать новые методы производства. Смутно представляя себе, что именно у него должно получиться, Бессемер вдувал воздух в печь с расплавленным передельным чугуном. Согласно представлениям того времени, должен был произойти сильный взрыв; вот почему ни один квалифицированный специалист даже не пытался провести такой эксперимент раньше. Однако никакого взрыва не произошло, зато удалось резко повысить температуру расплава. Все шлаки и ненужные включения выгорели, и в результате получилась чрезвычайно прочная сталь. Вдруг стало возможным поставить производство стали на поток.
Сталь была тем самым материалом, которого так ждала промышленная революция. Все, от рельсов до океанских лайнеров и мостов, теперь строилось быстрее, было прочнее, стоило дешевле. Стало возможным строительство небоскребов, и городские пейзажи начали преображаться. Паровозы на огромной скорости везли грузы гигантского веса через континенты. Бессемер чрезвычайно разбогател и прославился; не меньше тридцати маленьких городков в Америке называются Бессемер или Бессемер-сити.