у меня есть крупица надежды, что письмо написала Кейт. Но я почти уверена, что она… ну, сама знаешь. Тоже больше не пишет писем.
Сунна выждала должное время, прежде чем снова заговорить: негласная минута молчания для каждой из мертвых девушек.
– Ну, а Кейт Вайс? Это кто такая? – наконец спросила она.
– Я. Это мой псевдоним. Кейт – потому что… ну, понятно, а Вайс – фамилия солиста одной из моих любимых групп. Мне нравится писать, но я начала совсем девчонкой, и родители мне не разрешали, поэтому я взяла псевдоним и все равно пишу.
– Ну, хорошо, но ты-то тогда кто?
– То есть, как – кто я? Я – Маккензи Саймонс. Обвиняемая.
– Я искала тебя. В соцсетях. И не нашла.
– Добро пожаловать в мир девчонки, чьи старшие сестры растворились в воздухе. По-твоему, родители разрешили бы мне завести аккаунты в соцсетях? Думаешь, родители дали мне спокойно окончить школу? Они выдернули меня оттуда на той же неделе. Бац! На домашнее обучение. Хорошо, что у меня была Селеста, иначе я бы концы отдала. Это было самое худшее. Поэтому в газетах обо мне ни слова: родители боялись, что похититель, или кто он там, вернется за мной, и упросили газетчиков не упоминать меня в статьях. Как будто думали, что, если о моем существовании никто не узнает, я буду в безопасности. Действительно отличный способ повзрослеть. Ты даже не представляешь, какое это чудо, что я вообще живу здесь, в этом городе, так далеко от дома. Я за это боролась. Боролась изо всех сил, а теперь, когда я здесь, только и думаю, как бы вернуться домой. Я цепенею от ужаса каждую секунду, я почти уверена, что страх просто отпечатался в моей ДНК, – но все же я здесь. И знаешь что? Я ни разу не была на настоящем свидании. И в кино. И вообще нигде. После того как пропали мои сестры, я ни разу не выходила из дома после ужина, разве что на работу. Потому что я твердо вбила себе в голову, что, если я выйду вечером и исчезну, меня никто не найдет. У них не будет улик! Или, например, найдется человек, который видел меня в последний раз, и все расследование будет зависеть от его показаний – представляешь, какой груз ляжет на этого человека?
Маккензи тараторила слишком быстро. Она перевела дыхание.
– Хочешь еще о чем-нибудь спросить? Например, почему я совсем на них не похожа? – Сунна, казалось, прикидывала, действительно ли Маккензи разрешает спросить об этом. У Сунны и раньше был смущенный вид, но теперь она выглядела так, будто ищет, где бы ей спрятаться. В холодильнике, например. Маккензи не делала ничего, чтобы сгладить неловкость. Может быть, это послужит Сунне уроком.
Но любопытство взяло верх.
– Наверное, у вас с сестрами разные отцы, или разные матери, или…
Маккензи откинулась на спинку стула; Сунна вконец ее разочаровала.
– Да.
– Разные отцы?
– И отцы, и матери.
– Так, значит, вы даже не сестры?
– Нет, мы сестры. Просто у нас разные родители. Разные биологические родители.
– Понятно. Кто-то из вас приемный.
Маккензи кивнула.
– Они.
– Вот как, – сказала Сунна. – А почему ты просто об этом не сказала? С самого начала?
– А зачем? – До Маккензи только сейчас начало в полной мере доходить, насколько странной была их троица – Сунна, Мод и она сама. Они познакомились совсем недавно и не знали друг о друге самых элементарных вещей, но уже сблизились так, что считали себя вправе вытягивать друг из друга секреты.
– Извини… ну пожалуйста, извини, Мак. Мне не следовало шпионить. И задавать так много вопросов, это ведь не мое дело. Самое неприятное, что я все время твердила об этом Мод и чувствовала свое превосходство, а потом занялась тем же самым.
– Ничего. Я все понимаю. Я тоже часто ловлю себя на этой мысли. Что чувствую свое превосходство над Мод. – На самом деле Маккензи не понимала, что чувствует это, пока не произнесла этого вслух, и тут же пожалела о своем признании. – Нам следует быть с ней вежливее, – пробормотала она.
– «Нам» – в смысле мне?
– Нет, именно нам. Она чуть ли не втрое старше нас, а мы обращаемся с ней так, будто ей два года. Это несправедливо. Она не дура – ей просто все осточертело. И, уж конечно, история с женихом, бросившим ее перед свадьбой, не пошла ей на пользу. Бедная Мод. Может быть, когда с человеком такое случается, он вообще перестает замечать в себе хорошее. Может быть, Мод противно находиться рядом с другими людьми, поэтому она такая вредная. И уверена, что эти ее детективные штучки – просто попытка отвлечься от истории с Ричардом, – добавила Маккензи, с каждой секундой чувствуя себя все хуже.
Сунна стукнула кулаком по столу, как обычно делала Мод.
– Именно это я ей и сказала! Но она говорит, что ничего подобного. Говорит, что с нетерпением ждет встречи.
– Ждет с нетерпением?
– Так и сказала. – Сунна пожала плечами.
На стойке зазвонил телефон, и Маккензи вздохнула.
– Сейчас будет нечто, – пробормотала она, не прикасаясь к аппарату.
– В смысле?
– В смысле я сейчас возьму трубку, и это будет нечто. – Я… как там говорила Мод? Одна из этих.
Она схватила телефон и нажала на зеленый кружок, даже не взглянув на имя на экране.
– Маккензи? – Отец. Его голос был осторожным и ломким. – Мы получили известие от полиции.
Она услышала свистящий звук, похожий на звук стиральной машины, и с некоторым интересом, но без тревоги или чувства личной причастности поняла, что это звук крови, пульсирующей в ее голове, как будто сердце билось в ушах. Вдруг Маккензи вспомнила лето, когда ей исполнилось девять.
Она поехала на бейсбольный турнир в соседний город. Отыграв первую игру, ее команда отправилась в буфет за хот-догами. Проходя мимо поля, где шел матч, они услышали крик: «Головы!»
Маккензи знала, что это значит: нужно посмотреть вверх, оглядеться вокруг и прикрыть руками лицо. Но когда она взглянула вверх, что-то в небе привлекло ее внимание, она задумалась, что бы это могло быть, и время замедлилось. Как только она поняла, что это за маленькая белая штучка, ее сшибло с ног. Но на какую-то долю секунды Маккензи с ужасающей ясностью осознала: это бейсбольный мяч, сейчас он попадет ей в лицо, и будет больно. Доля секунды между осознанием и болью.
Почему они разговаривают здесь, в этом проклятом доме с привидениями? Как ей хочется оказаться дома, в гостиной, на диване между родителями. Маккензи хотела выслушать новость, прижавшись головой к груди отца. Маккензи знала, о чем пойдет речь, просто еще не была к этому готова.
– Я еду домой, папа, – выпалила она, прежде чем он успел сказать что-нибудь еще.
– Сейчас? – В его голосе звучало облегчение.
– Да,